Неизданное… Рассказы, повесть - Илья Пруслин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сон…
Знаете, бывают такие сны – из разряда кошмаров, которые приснятся, вскочишь среди ночи весь в холодном поту, и никак успокоиться не можешь – настолько ощущение сильное, что все это в реальной жизни происходило, настолько помнишь каждую детальку, каждое слово, каждый цвет и запах, последовательность событий и чувств, посетивших тебя в этом сне…
Сейчас около четырех часов утра… Пока не напишу все это – уснуть снова точно не смогу… Вы прекрасно знаете меня, знаете мое отношение ко всякой мистике и потусторонщине, знаете, что все и всегда, любые фортыли, выкидываемые подсознанием, я пытаюсь объяснить какими-то реальными причинами, связанными с наукой-психологией… А тут… Даже в глубоких-далеких мыслях ничего подобного у меня быть и не могло… И кино никакого страшного не смотрел, и не пил вечером ни капли, даже особо тяжелой пищи на ночь не наедался… Ну ладно, по порядку рассказываю, раз уж доктор Фрейд молчит и в ус не дует для того, чтобы мне помочь…
Началось все с того, что я где-то забродил-загулял до поздней ночи… Можно сказать время под утро уже, а оказался я почему-то недалеко от маминого дома… Времени часов около шести уже, ехать на другой конец Москвы не хочется… Достаю мобильник, набираю маме.
– Не спишь?… Я тут рядышком, давай к тебе зайду и переночую?…
– Конечно заходи! Ты же знаешь, как я тебе всегда рада!
Поднимаюсь наверх, захожу в квартиру… Мама встречает меня в ночной рубашке, ведет на кухню, ставит чайник… Делает бутерброды… Странно, но по ней видно, что она не спала – свет горит торшерный у кресла, в кресле валяется совсем теплое вязание какое-то…
– А ты чего не спишь-то так поздно (рано?), – спрашиваю я.
– Да вот никак не могу заснуть, все переживаю сижу…
– О чем ты переживаешь-то? Чего случилось?…
– Да, переживаю за одного человека… Бандит он… Только его немножко подлечим, только ему полегче станет, так он бежит тут же и очередную гадость какую-нибудь сделает… Вот и вчера – только полегчало ему – пошел и ограбил кого-то… Вернулся – плохо ему… Жалко его – все-равно помочь-то ему надо… И знаю, что опять пойдет… Вот сижу и переживаю, не знаю что и делать…
Я сижу – с открытым ртом, глазам-ушам своим не верю!
– Ты чего несешь-то?… – от растерянности почти грубо спрашиваю я. – Какой бандит??? Кто это «мы»? … От чего и как лечим?…
– Ну… – как-то уклончиво начинает мама, – у меня теперь есть новое занятие такое… Я стараюсь определенным людям помогать… Облегчать им страдания… Это меня отец (как имя этого отца – единственное, что я не помню из сна, но имя она точно назвала) научил…
– Что-то я ничего не понимаю… Каким людям, какой отец, какие страдания??? Ты можешь без экивоков всяхих, вразумительно рассказать?…
– Ну, понимаешь, бесы в некоторых людях селятся… Вот мы и помогаем им с ними справляться как-то…
– У тебя что – совсем с головой нехорошо, что ли??? Какие бесы??? Ты чего городишь-то??? Это кто тебя научил?.. В секту что ли какую-то тебя втянули на старости лет???… Я догадываюсь даже, кто это может быть!… Это, небось, подружка твоя, Ольга Алексеевна, очередную хрень какую-нибудь придумала! (Реально есть у мамы такая подружка – Ольга Алексеевна, вижу я ее раз в два года, наверное, и то по случаю… В принципе нормальная баба… Бывают у нее, конечно, какие-то фольклорно-народные заскоки небольшие – в хоре, например, она поет – но не более того… А тут я прямо чувствую – ну точно Ольга маму на что-то ненормальное подбила!… Почему вдруг?.. С чего?…)
– Ну признавайся – точно ведь она придумала?…
Смотрю, мама вроде бы как задремала, а понимаю, что она просто вид делает, чтобы на вопрос не отвечать… Тормошу ее, не даю спать, пока не ответит…
– Да нет, что ты, это не она… – а сама глаза в сторону отводит – ну точно значит Ольга это, просто говорить не хочет…
Вдруг слышу – грохот какой-то в соседней комнате.
– Что это?… Кто это у тебя нам?…
– А, это просыпаются они. Это Степан, очень хороший человек, сейчас познакомлю.
Смотрю – в коридоре начинают появляться какие-то люди.. Какие-то увечные – кто без руки-ноги, кто с головой перевязаной, кто кривой-косой…
Деды какие-то бородатые, тетки толстые…
Выходят изо всех комнат, кто своими ногами, кто на коляске инвалидной выкатывается… Утро уже, светло совсем – у ванной комнаты столпились в очереди умываться.. Галдят о чем-то… Прямо как общежитие какое-то или приют для убогих…
У меня просто волосы дыбом!
– Мама! – говорю. – Что тут у тебя происходит???
– Это очень близкие и дорогие мне люди. Я им стараюсь помочь. Вот этот вот, бородатый дедушка – мне вообще родной папа, и вот эти двое старичков… А эта женщина – ее Роза зовут – мне как мама родная стала… Это все очень близкие и очень несчастные люди!.. Ты не сердись, ты скоро все поймешь и не будешь осуждать меня… Как же мне не помогать им, когда они так больны и так нуждаются в моей помощи?… А у меня – получается! Получается облегчить их страдания! – с гордостью и радостью говорит мама. – Я хоть и не очень сильна, но хоть что-то у меня выходит! Хоть чем-то могу помочь им…
А фантасмагрия продолжается тем временем в квартире! Все суетятся, включили какое-то радио, толкутся уже на кухне, варят какие-то кашки в кастрюльках, по-утреннему гомонят… Вобщем, чувствуют себя как дома… (А надо отметить в скобках, что мама у меня живет в очень элитном доме на Ленинском проспекте, «Аркада-Хауз» называется, где обычно проживает совсем другая публика, и поэтому все происходящее выглядит еще фантастичнее!) Один из бородатых дедов вдруг достает откуда-то то ли гармошку, то ли баян какой-то, начинает играть на нем и орать какие-то песни во все горло!… Остальные подхватывают нестройным сумасшедшим хором!… И у всех этих людей я вижу в разных местах тела какое-то непонятное ядовито-голубое свечение, как буд-то сгустки какой-то энергии… Но вижу очень отчетливо…
Я в ужасе бегу в какую-то свободную комнату. Мама за мной, все пытается мне что-то объяснить по дороге…
В комнате на диване сидит девочка лет двенадцати-тринадцати… Тихая, скромная, белокурая… Глазенки горят каким-то добрым ласковым, доверчивым взглядом…
– Кто это?… – спрашиваю у мамы.
– Это Полина. Очень хорошая девочка.
(Единственное, что могу объяснить, откуда могло взяться имя Полина – вчера на концерте Бутусов пел «Утро Полины», а песня эта мне очень нравится и очень взяла за душу. Тут вот как раз подсознание могло вытолкнуть его наружу… Но все остальное?…)
Дальше – круче!… Смотрю, вдруг взгляд у Полины этой меняется, какая-то сумасшедшинка в глазах появляется, тревога внезапная… Чувствую – девочке плохо становится…
Подошел, сел рядом, обнял ее за плечики хрупкие… Она дрожит все сильнее…
– Привет, говорю, как тебя зовут?… Меня Илья. А тебя?…
– А меня Ваня зовут! – говорит она неожиданно грубым мальчишеским голосом. – Мне стыдно! Стыдно! Мне плохо! Я делаю очень плохие вещи!
– Ну что ты говоришь, Полиночка, какие плохие вещи ты можешь делать, – пытаюсь я успокоить ее, – ты же такая хорошая, красивая девочка!…
– А это не она! – говорит мама. – Это Ваня говорит, который внутри ее живет! Он и правда очень плохой мальчишка… Совершил что-то ужасное, страшное.. А что – ни Полина, ни сам Ваня не рассказывают… А Полинка очень переживает из-за этого, изводит себя!…
«Ну явная шизофрения, да еще и в очень запущенной форме!» – думаю я.
А девочке все хуже и хуже прямо на глазах становится. Я прижимаю ее к себе крепко… Вдруг вижу – в районе живота у нее тот самый сгусток голубого свечения этого, явно какой-то отрицательной энергии сгусток! Кладу руку ей на живот, начинаю медленно, успокаивающа гладить…
– Хорошо, хорошо… Погладьте мне вот так еще, – говорит вдруг Полина нормальным почти голосом, – мне мама всегда вот так в детстве животик гладила и мне легче становилось!…
– А где твоя мама?…
– Она умерла! – выкрикнул Ваня.
Я продолжаю успокаивающе гладить живот, чувствую рукой, как синий сгусток этот прицепляется к моим пальцам, как буд-то примагничивается и тянется за ними… Я поднимаю руку чуть выше – и сгусток поднимается выше вместе с рукой… И чем выше я веду – к грудной клетке, к шее – тем девочке становится хуже, ее начинает не просто трясти, ее начинает колтить, все тело охватывают судороги страшные!… Я каким-то образом понимаю, что останавливаться сейчас нельзя, что я обладаю такой силой, которая может, если я пойду до конца, вывести этот сгусток ужасный из ее организма окончательно!… И в то же время я понимаю, что все остальные «лекари», которые помогают этим людям, включая маму и Ольгу Алексеевну, не могут делать того, что могу я… Они в силах только временно заглушить эту боль, успокоить активность свечения. Я же вижу, как мама смотрит на меня во все глаза из-за того, что я просто совершаю Чудо! Кто-то подоспел и держит девочку за ноги, я свободной рукой с огромной силой фиксирую ее тело и руки, бьющиеся в конвульсиях. Огромным усилием воли поднимаю сгусток все выше и выше до тех пор, пока он не выходит наружу через рот и не оказывается у меня на руке! Я стряхиваю его в открытую форточку, подальше от себя и ото всех, кто находится рядом!