Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Марьян Камали
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот история, которую ты не знаешь.
Я был не первым ребенком у моих родителей. Не вторым, не третьим. И не четвертым у моей матери. Я был пятым ребенком, а все другие до меня умерли. Двое родились мертвыми, один умер на восьмом месяце беременности матери, а один – на первом году жизни. То, что мои родители не оставляли надежды, подтверждает их желание. Не знаю, были ли у них дети после меня. Может, они умирали, а я был еще слишком мал и не запомнил. Моя мать рассказывала мне о тех умерших детях только в минуты крайнего огорчения в день, который я был бы рад забыть. Этот переменил все для нас. Для нас с тобой, я бы так сказал.
Конечно, не одна моя мать теряла в те дни детей, но она переносила это тяжелее, чем другие. Может, потому, что потеряла подряд сразу четверых.
Я объяснял ее печаль смертью детей. Я объяснял ее депрессию и скачки настроения именно этим.
Откуда мог я знать, что та потеря предшествовала всем остальным, а потом заслонила их собой?
Я надеюсь, что тебе нормально живется в Америке. Всего хорошего. Береги себя. Я надеюсь, что ты здорова и счастлива. Мои дети помогают мне жить дальше. Ты понимаешь, о чем я говорю?
22. 1962–1963. Мэриголд
«Сестра, мы с Джеком ждем нашего первенца. А еще я научилась готовить баклажанный хореш без баклажанов!»
Ройя прочитала письмо Зари и аккуратно положила его на свой письменный стол в стопку бумаг, требующих ответа. Она написала сестре на фарси и добавила внизу листка «поздравляю» крупными буквами по-английски. Лизнула конверт, запечатала письмо и напомнила себе о своих служебных обязанностях. Она работала секретаршей в бизнес-школе и старалась повысить квалификацию. Научилась быстро печатать на пишущей машинке. Конечно, не о такой работе она мечтала, но во взрослой жизни компромиссы неизбежны. Просто она не смогла получить хорошую (да хоть какую) работу в сфере науки, и не потому, что не очень пыталась. Она понимала – все дело в том, что она женщина. Она и так уже настояла на том, что будет работать. А руководство научных фирм считало, что если взять ее на работу, то она займет место мужчины с высокой квалификацией. К тому же она иностранка – значит, пускай и так радуется, что живет в этой стране. Все эти мысли Ройя часто угадывала за благожелательным отношением друзей и соседей. Поэтому она умерила свои амбиции.
Но в глубине души ей не давал покоя один вопрос. Патриция была права: Ройе пора родить ребенка. Чего она боится, Господи, почему она думает, что непременно что-то случится? Ройя зашла на почту и отправила письмо Зари. Потом, на неделе, она позвонит ей и, конечно, пошлет подарок. Конечно. Она быстро пошла домой, перебирая в памяти то, что ей нужно сделать. Она радовалась за Зари и Джека. Искренне радовалась.
Но она ужасно занята, ох, просто ужасно! Так занята.
Иногда в ее снах появлялся Бахман. Его улыбка, его терпкий запах, полные надежды глаза, его прикосновения, то, как он наклонялся к ней возле книжных стеллажей в магазине канцтоваров, вкус того первого эспрессо и пирожного, его наклоненная спина рядом с нею… Ройя пробуждалась с желанием забыть все это. Она не могла позволить, чтобы те воспоминания вмешивались в сценарий ее нынешней жизни. В ее снах он был всегда юным, а иногда и счастливым.
Джахангир позвонил ей в персидский Новый год и сообщил, что у Бахмана и Шахлы теперь много хлопот с детьми. У них близнецы. Близнецы! Она разговаривала с Джахангиром по телефону раз в год и только тогда слышала какие-то новости о Бахмане. Маман и Баба уж точно никогда не говорили о нем. Во время учебы в Калифорнии Ройя пару лет обменивалась письмами с бывшими одноклассницами и двумя кузинами. Но мало-помалу их переписка заглохла. Слишком далеко они находились друг от друга. Слишком много времени прошло. С тех пор она переписывалась только с родителями и Зари. Но ежегодный телефонный разговор с Джахангиром поддерживал ее связь с прошлым, которое она не могла заставить себя забыть, несмотря на душевную боль.
Уолтер старательно учился, и Ройя была счастлива – ну, довольна, – что стала работать в Гарвардской бизнес-школе, ГБШ, как ее называли. В Америке любили акронимы. Ее коллеги обладали высокой квалификацией и иногда проявляли доброжелательность. Ройе нравилось вставлять каждое утро бумагу в пишущую машинку, печатать письма для декана и других профессоров, делать заметки, складывать документы в папку, держать вещи в абсолютном порядке. Ей нравилась власть над вещами. Все лежало на своем месте: папки, письма, очиненные карандаши, массивные скоросшиватели. Она тщательно контролировала свой канцелярский мир.
– Так! – сказала Патриция, приехав в гости в очередной раз. – Как вы поживаете? Появилось ли на горизонте что-нибудь хорошее?
– Принести тебе мартини, Патриция? – спросил Уолтер сквозь стиснутые зубы.
– У меня уже есть, спасибо. – Патриция улыбнулась. – Уолтер, помнишь Ричарда из дома на мысе? Наши семьи дружили, когда мы были детьми. – Последнюю фразу Патриция сказала для Ройи, словно поясняла свои слова, хотя Ройя с Уолтером регулярно обедали с Ричардом и его женой. – Так вот, – продолжала Патриция, – он и его прелестная жена – ах, мне нравится Сьюзен! Она такая элегантная! – ждут третьего ребенка! Третьего! – Патриция сделала глоток мартини.
Ройя ушла на кухню и, чувствуя дрожь во всем теле, зачем-то поджарила луковицу. Посыпала ее мятой и съела прямо из сковородки. Им с Уолтером было больше двадцати пяти лет. У многих их друзей и знакомых уже родились дети, хотя бы один ребенок. Но для нее тоже было пока еще не поздно. Патриция вела себя грубо и бестактно. Вообще-то это ее не касалось. Они с Уолтером могут ждать, и они подождут.
* * *
Она появилась на свет по собственному расписанию. В больнице Маунт Оберн 11 января 1962 года. Когда Ройя брала дочку на руки, смотрела в ее глазки, странно зоркие, держала крошечное, молочное тельце, она чувствовала страх. Но, странное дело, Ройя снова вернулась к реальности и больше не казалась себе актрисой в американском фильме. Она испытывала головокружительный восторг – да, но при
