Дорогой Джон - Николас Спаркс

Саванна пригладила волосы, и на пальце блеснуло обручальное кольцо. Я опустил глаза, уставившись в тарелку.

— Ну да.

Я сунул в рот большой кусок лазаньи и принялся жевать, словно стараясь перемолоть заодно и некстати объявившиеся воспоминания. Едва не подавившись, я наколол на вилку новый кусок.

— Что случилось? — спросила Саванна. — Ты рассердился?

— Нет, — солгал я.

— А ведешь себя так, будто рассердился.

Она вновь стала прежней Саванной, которую я помнил, — только теперь была замужем. Я отпил большой глоток вина, равный всем ее глоточкам, вместе взятым, и откинулся на стуле.

— Для чего я здесь, Саванна?

— Не поняла вопроса, — отозвалась она.

— Вот это все — для чего? — спросил я, обводя кухню широким жестом. — Ты приглашаешь меня на ужин, хотя сама не ешь. Вспоминаешь прежние деньки. Что происходит?

— Ничего такого, — упрямо отвечала она.

— Тогда в чем дело? Для чего ты меня пригласила? Вместо ответа Саванна встала и долила себе вина.

— Может, мне просто нужно с кем-то поговорить, — прошептала она — Я уже сказала, что не могу общаться на эту тему с мамой или папой. Даже с Тимом не могу говорить так откровенно. — Ее голос звучал почти обреченно. — Каждому иногда нужен собеседник.

Здесь я не мог с ней не согласиться. Именно для этого я сам приехал в Ленуар.

— Понятно, — сказал я, прикрыв глаза. Когда вновь взглянул на собеседницу, Саванна изучающе смотрела на меня. — Я просто никак не разберусь, как ко всему этому относиться. К прошлому. К нам. К тому, что ты замужем. Даже к тому, что случилось с Тимом. Все это так нелогично, просто не укладывается в голове…

Ее улыбка была полна печали.

— Думаешь, у меня укладывается?

Я промолчал. Саванна отставила бокал.

— Хочешь правду? — начала она. — Каждый день я ставлю себе задачу продержаться до вечера и оставить немного сил на завтра. — Она закрыла глаза, словно признание причинило ей боль, и некоторое время так посидела. — Знаю, ты меня до сих пор любишь, и добровольно сознаюсь в тайном желании узнать, как ты жил после того ужасного письма. Но если говорить честно… — Она помолчала. — Я не уверена, что хочу это знать. Когда ты вчера приехал, мне стало легче. Не отлично, не хорошо, но и не так плохо, как было все эти месяцы, вот в чем дело. Последние полгода я только и делала, что жила с ощущением — мне плохо. Каждый день последние полгода я просыпаюсь взвинченная, с натянутыми нервами, злая, со страхом, что потеряю мужчину, за которого вышла замуж. Так я теперь живу, но ужаснее всего сознавать, что дальше будет только хуже. Сейчас к этому прибавилась новая обязанность: найти способ помочь моему мужу. Обеспечить лечение, которое окажется эффективным. Попытаться спасти ему жизнь.

Она замолчала, пристально глядя на меня, словно пытаясь отгадать, какое впечатление произвело на меня сказанное.

Разумеется, на свете существовали слова, чтобы поддержать и ободрить Саванну, но, как обычно, я не знал, что сказать. Все, о чем я мог думать, — передо мной сидит женщина, в которую я когда-то влюбился и люблю по-прежнему, но никогда не смогу заполучить.

— Извини, — устало сказала она. — Я ставлю тебя в неловкое положение. — Она слабо улыбнулась. — А ведь просто хотела сказать, что рада твоему приезду.

Я сосредоточенно разглядывал пластик под дерево, которым был отделан стол, пытаясь ничем не выдать своих чувств.

— Хорошо, — сказал я наконец.

Саванна подошла к столу и долила мне вина, хотя в бокале оставалось достаточно.

— Я тут изливаю душу, а в ответ слышу «хорошо»?

— А что ты хочешь от меня услышать? Саванна отвернулась и направилась в коридор.

— Мог бы сказать, что тоже рад вернуться ко мне, — сказала она едва слышно.

Я не слышал, чтобы хлопнула входная дверь. Значит, Саванна ушла в гостиную.

Упрек меня задел, но я не собирался бежать оправдываться. Все изменилось, и прежних отношений не вернуть. Я ожесточенно набросился на лазанью, поедая ее назло всему и соображая, что Саванна от меня хочет. Сама послала письмо, сама порвала со мной отношения. Сама вышла замуж. Что ж теперь, сделать вид, что ничего этого не было?

Покончив с лазаньей, я отнес обе тарелки в раковину и сполоснул. Через залитое дождем оконное стекло я посмотрел на свою машину. Нужно уехать не оглядываясь — так будет проще для нас обоих. Я сунул руку в карман, чтобы достать ключи, но звук, донесшийся из гостиной, заставил меня окаменеть. Сквозь стук дождевых капель по крыше я расслышал тихий плач, и гнев и замешательство покинули меня, словно вода ушла в песок.

Я пытался не обращать внимания, но не смог. Прихватив свой бокал, я направился в гостиную.

Саванна сидела на диване, медленно допивая вино. При моем появлении она подняла глаза.

Гроза разыгралась: поднялся ветер, дождь усиливался. Сверкнула молния, на миг озарив гостиную мертвенным светом, и сразу же послышался рокочущий раскат грома, долгий и низкий.

Я присел рядом с Саванной, пристроил бокал на тумбочку и огляделся. На каминной полке красовались фотографии Саванны и Тима в день свадьбы: на одной был запечатлен торжественный момент разрезания свадебного торта, на другой — венчание в церкви. На снимках новобрачная сияла от счастья, и в глубине души я пожалел, что не мне выпало быть с ней рядом в тот день.

— Прости, — сказала она. — Мне нельзя было плакать, но вот — не сдержалась.

— Это понятно, — пробормотал я. — Тебе сейчас приходится нелегко.

Мы помолчали. Я слушал, как струи дождя барабанят в оконные стекла.

— Настоящий ураган, — заметил я, подыскивая слова, способные заполнить напряженную паузу.

— Да, — рассеянно отозвалась Саванна.

— С Аланом все будет в порядке?

Она побарабанила пальцами по стеклу бокала.

— Он не поедет, пока не кончится дождь, — он боится молний. Но гроза долго не продлится. Ветер унесет тучи к побережью, так всегда бывает. — Поколебавшись, она спросила: — Помнишь ту грозу, которую мы пережидали в недостроенном доме?

— Помню.

— Я тоже. Там я впервые призналась, что люблю тебя. Не далее как вчера я вспоминала ту ночь, сидя на этом самом диване. Тим был в больнице, Алан с ним, а я смотрела на дождь, и время словно повернуло вспять: воспоминания были настолько яркими, будто вчера все происходило. Но дождь прекратился, и я вспомнила, что пора кормить лошадей. Я словно очнулась от сна, вернувшись к обычной жизни, и мне показалось, что нашу историю я просто придумала. Словно это было не со мной, а с кем-то из бывших знакомых.

Она прижалась ко мне.

— Что тебе больше всего запомнилось? — спросила она.

— Все, — ответил я.

Саванна посмотрела на меня из-под ресниц:

— Ничего в особенности?

Гроза, бушевавшая за окном, делала темную гостиную маленькой и уютной. Я содрогнулся от предчувствия того, чем все это может закончиться. Я хотел ее, как ни одну женщину в мире, но в глубине души знал, что Саванна уже не моя. В этом доме повсюду ощущалось присутствие Тима, и я видел, что Саванна выбита из колеи дневными переживаниями.

Я отпил вина и поставил бокал обратно на тумбочку.

— Нет, — твердо сказал я. — Ничего в особенности. Так это из-за той ночи ты просила меня всегда смотреть на полную луну? Чтобы я вспоминал ту грозу?

Я не сказал, что до сих пор выхожу гулять в первую ночь полнолуния. Несмотря на неловкость оттого, что я сижу наедине с чужой женой, мне было любопытно, не бросила ли и она эту привычку.

— Хочешь знать, что я помню больше всего? — спросила она.

— Сломанный нос Тима?

— Нет, — фыркнула она, но тут же посерьезнела. — Я вспоминаю, как мы вместе ходили в церковь. Ты хоть понимаешь, что это был первый раз из тех двух, когда я видела тебя в галстуке? Тебе нужно чаще так одеваться. Ты выглядел просто красавцем. — Она, казалось, немного поразмышляла на эту тему и повернула ко мне голову: — Ты встречаешься с кем-нибудь?

— Нет.

Она кивнула:

— Я так и думала. Иначе бы ты сказал о подруге. * Саванна отвернулась к окну. Вдалеке одна из лошадей галопом носилась под дождем.

— Чуть позже пойду их кормить. Небось гадают, куда я запропастилась.

— Да ничего с ними не случится, — заверил я.

— Легко тебе говорить. Поверь мне, они бесятся в точности как люди, когда проголодаются.

— Представляю, как тяжело тащить ранчо на своих плечах.

— Разве у меня есть выбор? Хорошо хоть наш начальник проявил сочувствие и дал Тиму длительный отпуск, а когда его кладут в стационар, мне позволяют отсутствовать на работе столько, сколько нужно. — И она добавила шутливым тоном: — Совсем как в армии, да?

— Ну еще бы, просто не отличить.

Она хихикнула, но вновь стала печальной.

— Как там было, в Ираке?