Дорогой Джон - Николас Спаркс

— Ты рассказываешь о ремонте как о чем-то романтическом.

— Иногда тяжелый труд увлекает, как музыка. — Саванна заправила за ухо прядку волос. — Но в последнее время романтика пошла на убыль — теперь дом просто стареет.

Я фыркнул, закашлялся, чтобы скрыть смех, и, как у отца на кухне, потянулся за водой, которой рядом не оказалось.

Саванна оттолкнула стул и встала.

— Я налью тебе воды, — сказала она, наполнила стакан из-под крана и поставила передо мной. Я пил, чувствуя на себе ее взгляд.

— Что? — не выдержал я.

— Просто не могу поверить, как ты изменился.

— Да, ты. Стал как-то старше…

— Ну так время же идет!

— Нет, что-то изменилось в глазах. У тебя стал другой взгляд. Словно ты насмотрелся такого, что человеку лучше не видеть. Ты смотришь как-то… устало.

Я промолчал, но, заметив выражение моего лица, Саванна смутилась:

— Не надо мне было это говорить. Я ведь не знаю, через что тебе довелось пройти.

Я продолжал есть, обдумывая ответ.

— Вообще-то я уехал из Ирака в начале две тысячи четвертого года, — сказал я. — С тех пор служу в Германии. В Ираке находится лишь небольшой контингент нашей армии с частой ротацией состава. Наверное, я поеду туда снова, только не знаю когда. Надеюсь, к тому времени там немного нормализуется.

— Разве срок твоего контракта еще не вышел?

— Я его снова продлил, — ответил я. — Раз уж исчезла причина бросать службу…

Саванна кивнула. — И на сколько теперь?

— До две тысячи седьмого.

— А потом?

— Не знаю, может, останусь еще на несколько лет. Или поступлю в колледж. Кто знает, может, и я получу диплом специалиста по коррекционному образованию. Я слышал о потрясающих успехах в этой сфере.

Саванна улыбнулась странно печальной улыбкой, и мы помолчали.

— Ты давно замужем? — спросил я. Она неловко двинулась на сиденье. — В ноябре будет два года.

— Вы поженились здесь?

— Можно подумать, у меня был выбор, — фыркнула она. — Мама рьяно взялась за организацию образцового свадебного торжества — я же у них одна. Мне самой вполне хватило бы скромной церемонии. Сотни гостей за глаза достаточно.

— Ничего себе, скромная церемония!

— По сравнению с тем, что мы отгрохали? В церкви не хватило мест для всех приглашенных, и отец притворно охал, что выплачивать стоимость доченькиной свадьбы ему придется несколько лет. Шутил, конечно. Половина гостей были друзья моих родителей. Издержки венчания в родном городке — приглашать приходится всех, включая почтальона и парикмахершу.

— Но ты вообще рада вернуться домой?

— Здесь обстановка успокаивает, родители рядом, а мне это нужно, особенно сейчас.

Она не стала развивать тему, и мне оставалось лишь теряться в догадках. Я поднялся и отнес тарелку в раковину, но не успел открыть воду, как Саванна приказала:

— Оставь ее там. Я еще не разбирала посудомойку. Займусь этим позже. Да, ты наелся? А то мама еще пироги оставила.

— Можно стакан молока? — попросил я. Саванна начала вставать, и я поспешно добавил: — Я сам налью, скажи только, где стаканы.

— В буфете около раковины.

Взяв стакан, я подошел к холодильнику. Молоко нашлось на верхней полке; внутри все оказалось забито пластиковыми контейнерами с едой. Я налил себе молока и вернулся за стол.

— Саванна, что происходит? Она повернула голову:

— Ты о чем?

— О твоем муже, — ответил я.

— А что с моим мужем?

— Когда ты нас познакомишь?

Не ответив, Саванна поднялась, прихватив свой бокал, и вылила вино в раковину. Затем достала с полок кофейную чашку и банку с чаем.

— А ты его знаешь, — сказала она, обернувшись. Я отметил, что она выпрямилась и расправила плечи. — Это Тим.

Я слушал, как звенит ложка о стенки чашечки — Саванна вновь сидела напротив меня.

— Что тебе рассказать? — пробормотала она, уставившись в чашку.

— Все, — сказал я, откинувшись на спинку стула. — Или ничего. Я еще не уверен.

Она фыркнула:

— Да, пожалуй, в этом есть смысл. Я сложил ладони.

— Давно это у вас началось?

— Не знаю, — призналась она. — Я понимаю, ситуация неприглядная, но все было не так, как ты, наверное, думаешь. Никто из нас никого специально не соблазнял и ничего такого не замышлял. — Она положила ложку на стол. — Можно сказать, все началось в январе две тысячи второго года.

Через несколько месяцев после того, как я продлил контракт, сообразил я. За полгода до первого отцовского инфаркта. Как раз тогда я заметил первые изменения в ее письмах.

— Ты знаешь, что мы с Тимом давно дружили. Он был аспирантом, но когда я была на последнем курсе, некоторые предметы мы изучали водном здании. После лекций заходили в кафе выпить кофе или вместе занимались. Это нисколько не походило на свидания, мы даже за руки не держались, клянусь. Тим знал, что я люблю тебя, но он был рядом, понимаешь? Он слушал, когда я говорила, как сильно скучаю по тебе и как тяжела разлука. Мне действительно было очень плохо — я-то рассчитывала, что к тому времени ты уже будешь дома.

Она подняла глаза, и в них было… Что? Сожаление? Не знаю, не могу сказать.

— В общем, мы проводили много времени вместе, и Тим умел меня утешить, когда я совсем вешала нос. Он не уставал напоминать, что ты приедешь в отпуск, не успею я глазом моргнуть, и не могу тебе передать, как сильно я мечтала тебя увидеть. Тут заболел твой папа. Конечно, ты исполнил свой сыновний долг — в жизни не простила бы тебе, если б ты бросил больного отца, но нам-то с тобой нужно было другое! Да, это звучит эгоистично, и я презираю себя за такие мысли, но ведь словно сама судьба обернулась против нас! — Саванна взяла ложку и снова начала помешивать чай, собираясь с мыслями. — Той осенью, когда я закончила учебу и вернулась в родной город работать в городском центре оценки развития, родители Тима попали в аварию. По дороге из Эшвилла их машина потеряла управление и вылетела на встречную полосу. В них врезался грузовик. Его водитель не пострадал, а родители Тима мгновенно погибли от удара. Тиму пришлось бросить учебу — он уже учился на доктора философии — и вернуться сюда заботиться об Алане. — После паузы Саванна продолжила: — Я не знаю, как Тим это выдержал. С огромным трудом он смирился с потерей обожаемых родителей, но Алан был безутешен. Он все время кричал, рвал на себе волосы. Единственным, кто мог его сдерживать, был Тим, но это отнимало у него все силы. Именно тогда я начала регулярно к ним заходить — просто помочь.

Когда я нахмурился, она добавила:

— Это был дом родителей Тима, где они с братом выросли.

Как только она это сказала, я вспомнил — ну конечно, Саванна же рассказывала, что в детстве Тим жил на соседнем ранчо.

— Так мы и жили, утешая друг друга. Я пыталась помочь ему, он старался помочь мне, мы оба старались помочь Алану. И понемногу каким-то образом влюбились друг в друга. — Она впервые посмотрела мне в глаза. — Я знаю, ты сердишься на меня, или на Тима, или на нас обоих, но ты не знаешь, какая тогда сложилась обстановка. Столько событий, просто эмоциональный шквал… Я чувствовала себя виноватой, Тим тоже, но через некоторое время мы стали ощущать себя парой. Тим начал работать в том же центре оценки развития, что и я, и мы вместе решили открыть ранчо и работать по программе помощи детям, страдающим аутизмом. Родители Тима всегда хотели видеть его врачом. С этих пор мы почти не расставались. Ремонт и обустройство ранчо давали возможность отвлечься от своих проблем и заодно помочь Алану. Он обожает лошадей, а здесь была масса работы, и он постепенно привык, что родителей нет рядом. Мы стали опорой друг для друга… В том же году Тим сделал мне предложение.

Когда она замолчала, я отвернулся, переваривая услышанное. Некоторое время мы сидели молча, думая каждый о своем.

— В общем, вот так, — подвела итог Саванна. — Не знаю, что тебе еще рассказать.

Я тоже не был уверен, что хочу слушать дальше.

— Алан живет здесь, с вами? — спросил я.

— У него комната наверху. Почти такая же, как в доме родителей. Но с ним хлопот немного. Покормит и почистит лошадей, а потом сидит в своей комнате. Обожает видеоигры, может играть часами. В последнее время его не остановить — играл бы день и ночь, если бы я позволяла.

— Он и сейчас здесь? Саванна покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Сейчас он с Тимом. — Где?

Прежде чем она ответила, в дверь настойчиво заскреблись, и Саванна встала открыть. В кухню вбежал ретривер, свесив язык и по-прежнему широко размахивая хвостом. Подбежав ко мне, пес обнюхал мою руку.

— Я ему нравлюсь, — похвастался я. Саванна сказала от дверей:

— Ей все нравятся. Ее зовут Молли. Сторожевая собака из нее никакая, но прелесть и добрятина. Только смотри, чтобы не обслюнявила.