Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова - Василий Песков

Пролетных гостей не всем придется увидеть. Но может случиться: среди городских звуков в апреле вы услышите далекие трубные крики.

Поднимите скорее голову. Связанные невидимой ниткой, медленно махая крыльями, летят журавли. Не всякий человек слыхал, как кричат журавли. Немного осталось журавлей на земле, но они есть еще. Они селятся в глухих болотах Мещеры, на Хопре, под Воронежем — на топкой Ивнице, и есть люди, которые не только слышат каждый год журавлей, но и наблюдают в апреле журавлиные любовные пляски…

Апрель — месяц больших радостей, больших новостей в природе и начало больших забот человека. Пастух первый раз вывел на перелесок отощавшее стадо. Лесник выставил ульи. Садовник жжет мусор и прошлогодние листья. Землепашец держит на ладони хлебные зерна.

Апрель месяц — начало сева, начало больших работ на земле.

Экспедиция за оленем

Не волнуйтесь, ничего страшного не случилось. Олень через сорок минут будет стоять на ногах, даже совершит потом дальнее путешествие и поселится в лесах, где олени не живут уже много десятков лет. Эти сорок минут, конечно, не мед для оленя, но… Впрочем, надо рассказать по порядку обо всем, что увидел три дня назад в апрельском лесу под Воронежем.

Мы ищем оленей. Рыжий мерин Колчак тащит по снегу сани с тремя охотниками. Снаряжение у охотников необычное: винтовка, фотографический аппарат и ящик с синим ветеринарным крестом. По снегу сани ползут легко. Но взбухшая и потемневшая дорога уже не держит. Местами Колчак бредет по брюхо в воде. Сани плывут, как лодка. Остановки. Колчак отдыхает, а мы выливаем из сапог воду.

На пригорках другая беда: снег кончается, и сани ползут по дороге, усыпанной прошлогодними желудями и листьями. На дороге сидят лимонного цвета бабочки, и теплый воздух струится волнистым маревом. Впору идти босиком. Сапоги стали тяжелыми. Хочется сесть на горячий пень и слушать, как на невидимой нитке над поляной опускается жаворонок.

Но мы ищем оленя и потому сами плетемся и Колчака погоняем.

Олени серыми тенями движутся под березами, прыжками пересекают поляну. Олений след у нас на глазах наливается темной водой. Олени не очень боятся нашей экспедиции. Их дикую бдительность усыпляет Колчак. Все звери не очень боятся автомобилей и лошадей. Но стоит нам выпрыгнуть из саней — серые тени исчезают в сосновой чаще. Мы уже видели любопытного олененка. От нас в двадцати шагах он перепрыгнул лесную протоку, полюбовался своим отражением в луже, перескочил старую изгородь, и только потом его белое зеркальце запрыгало в дубняке. Почти вплотную Колчак подвез нас к оленьему стаду возле прикормки.

В марте лесники повалили в глухих кварталах осины. На горькой осиновой корке олени продержались до первых проталин. Они и теперь еще топчутся у обглоданных до белизны веток. Нам нужен хороший самец: чтоб и рога, и стать, и чтобы телом не шибко худой.

У лесного пруда за поленницами березовых дров видим трех рогачей. Они давно уже заметили Колчака, но мы прилегли на санях и подобрались к березовым кладкам шагов на двести. В бинокль хорошо видно: олени крутят ушами, готовы бежать, но не бегут. Любопытство дает знания, а больше знать будешь — легче выживешь.

— Стрелять надо среднего, — шепчет Владиль…

Краешком глаза я вижу, как он медленно поднимает винтовку, кладет ствол мне на плечо, лезет в карман за патроном…

Выстрела почти не слышно. Вижу: средний олень дернул задней ногой, как будто его ущипнули, и все трое не очень быстро побежали в заросли диких яблонь и чернокленника. Мы в санях и бровью не повели. Двести шагов — немало, но Владиль метко стреляет. Владиль достает сигарету, подносит спичку, не отводя в то же время глаз от минутной стрелки. Через двенадцать минут мы вскочим и побежим по оленьему следу в заросли яблонь и чернокленника.

А сейчас надо сидеть спокойно. Двенадцать минут надо ждать. За это время я расскажу, в чем суть нашей охоты.

Четыре года назад в Африке, у экватора, мы сидели в засаде на буйволов и слонов. Надо было сфотографировать. Слоны могли перейти в атаку. На этот случай мы держали карабины с утяжеленными пулями. Нас провожал местный охотник Али Фарах. Старику было под семьдесят, и мы только из уважения к возрасту не смеялись над его луком и стрелами. Слоны — и стрелы! Умный Али понял наши улыбки и объяснил: «Быстро остановить слона не могу. Но эта стрела убивает жирафа, слона, буйвола, человека». Али отвернул ремешок и показал наконечник стрелы. Потом мы увидели действие яда. Али сделал порез на руке и окунул стрелу в ручеек крови. Кровь на глазах стала чернеть.

Индейцы в Южной Америке для охоты делают яд из растения кураре. Этот яд не трогает крови, но жертва теряет способность двигаться.

Ученые в лаборатории долго не могли узнать секрет кураре. Но в тридцатых годах был синтезирован порошок. Зоологи попытались ловить животных с помощью яда…

Не спешите говорить, что это жестоко. Я видел, как ловят оленей сетями. Десяток людей гонит стадо по лесу. Неделя дорогой и тяжелой работы. Результат — пойманы три оленя. Столько же погибло от разрыва сердца и от ушибов. Одного из людей в больницу пришлось отправлять. Ловля крупных зверей для зоопарков, для переселения в другие места всегда была делом сложным и дорогим. Воронежский заповедник уже много лет отправляет оленей в лесные районы Прибалтики, Украины и Средней России. И каждый раз при ловле почти половина оленей гибла.

Молодой зоолог Владиль Комаров стал искать новый способ ловли зверей. Опыт американцев говорил: надо заряжать в ружье маленький шприц. Но шприц громоздок и дорог и дальше сорока шагов не летит. Американцы пытались снаряжать специальные пули — зверь погибал от слишком быстрого действия яда. Что же, вернуться к сетям и ловушкам? Два года Владиль Комаров потратил на поиски нужного яда, нужной дозы, придумал специальную пулю. Вот на ладони четыре патрона. По виду не отличишь от обычных малокалиберных…

— Двенадцать минут!..

Прыгаем из саней и бежим по следам. Три глубокие цепочки в снегу. Две капли крови. Промаха не было, но рана от легкой пули маленькая — две капли крови. Березняк, поляна с кустами. Видим оленей. Они нас не видят.

Олени заняты странным поведением друга. Он почему-то прилег, странно качнул головой в сторону… Два оленя шарахнулись в чащу — звери боятся всего непривычного.

Подходим шагом. Все дальнейшее занимает пятнадцать минут. Промыта и залита йодом рана. Мягкой веревкой связаны ноги. Подошла лошадь…

На мягком сене в санях олень по-прежнему недвижим. Едем в усадьбу. Последний день сани могут идти по лесу. Желтая с рыжей травою земля. Вода. И только местами снег. Выбираем эти снежные острова и едем напрямик, бездорожьем. Вечерний лес наливается синевою. Над снегом в ложбине стоит туман. Голова лошади плывет над туманом, саней не видно.

Пахнет весной…

Минуты две стоим под березой. Не замечая людей, вечернюю зарю провожает скворец: трепещут вороненые, в серых пятнышках крылья, не умолкает, пока красная полоса не скрывается в сырых облаках. Пахнет прелыми листьями, землей, сыростью. Оленя эти запахи тоже тревожат. Очухался. Раздувает ноздри, попытался вскочить… Уже недалеко до усадьбы. Мост через реку. Черный ольховник, залитый водою. Лай собак в темноте.

В маленькой загородке снимаем с оленя путы. Олень вскакивает, озирается, нюхает сено в кормушке. Рядом в таких же загонах — его собратья. Наш олень — пятьдесят девятый по счету, пойманный с помощью маленькой пули…

В полночь, после разговора за чаем, мы с Комаровым пошли проведать загон. Кричат в темноте совы, хлюпает грязь под ногами, на реке шуршит ледоход. В этих звуках Комарова больше всего радует чавканье в загородке — олень ест свеклу.

— Чавкает — значит, будет и бегать…

Бегать оленю придется теперь уже в брянских лесах.

Воронежский заповедник. 4 апреля 1965 г.

Он был разведчиком

Его зовут Георгии Георгиевич. Вот он на снимке. Два молодых лося ласкаются к нему, как верные собаки. Он приручил лосей. Он и с волками уходит в лес, и вопреки пословице «как волка ни корми…» звери возвращаются к человеку, стоит ему только подать голос. Вы, наверное, видели фильм «Верьте мне, люди» и помните сцену: волки нападают на бежавших из лагеря заключенных. Это он готовил зверей для съемок. Он заходит в клетку, где живет рысь, остается один на один с медведем.

Георгий Георгиевич Шубин.

Это его работа. Он директор зоологической базы и дрессировщик. Ему пятьдесят два года. Последние восемь лет я знаю этого человека. Мы под ружились, и я, кажется, знал все о его прошлом.

Он родом из Кирова. Двенадцати лет стал ходить на охоту. Однажды попал в лапы медведю и не погиб потому только, что был хладнокровным — под медведем сумел приподнять ружье и выстрелил зверю в пасть. После этого, истекая кровью, он шел по тайге двадцать четыре версты, и только на пороге дома силы его покинули. В лесном поединке с браконьерами он получил пулю в бедро, а после операции снова пошел по следам браконьеров. Он побывал во многих зоологических экспедициях. Ловил архаров в Китае, ездил в Норвегию за бобрами, был в Турции и Финляндии.