Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова - Василий Песков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шубин: Я тогда был молодой и очень гордился таким предложением.
Валя Назарова
— Готовился штурм Полоцка. Разведка получила задание: добыть планы всех укреплений. Восемь дней ползали на животах около города. Пометили на карте дзоты, зенитки, линии рвов, надолбов. Собрались уже возвращаться, зашли к партизанам. Командир говорит:
— К фашистам мы подослали девушку. Работает в штабе. Может быть, она что-нибудь скажет. Подожди до завтра — в среду она на явку приходит.
Пришла. Красивая, веселая, лет двадцати двух. Зовут Валя.
— План обороны Полоцка? — с полминуты подумала. — Хорошо. Я видела карту. Но в штаб уже возвращаться будет нельзя.
Я сказал, что возьму ее на Большую землю.
— За мной ухаживает эсэсовец, офицер. Завтра в шесть часов я выйду с ним на шоссе. Берите его, будет, кстати, и пленный из штаба.
Вечером на другой день я занял позицию в пустом доме возле шоссе. Двое моих ребят спрятались в доме чуть дальше. План такой: пропустим и с двух сторон без шума возьмем офицера…
Шесть часов. Ясный, хороший вечер. Чистое шоссе. Город с куполами церквей в синеватой дымке. В оптический прицел хорошо вижу: идут по шоссе двое. Молодой офицер и Валя. Идут, любезничают. Офицер бьет по голенищу веточкой вербы. Вот поравнялись с пропускным пунктом у рва. Показали документы. Вот они уже на полдороге ко мне от пропускного пункта. Метров сто пятьдесят еще… И вдруг остановились. Какое-то чутье подсказало эсэсовцу: нельзя идти дальше.
Стоят, любезничают. Чувствую, эсэсовец сейчас возьмет Валю за локоть, чтобы идти к городу.
Секунда, другая… Что делать? Вижу, Валя беспокойно повернула голову в сторону, знает: мы где-то рядом. Назад ей нельзя возвращаться.
Надо что-то решать немедленно. Получше прикладываюсь. В прицел хорошо видно обоих.
Стоят боком, лицом к лицу. Эсэсовец трогает пуговицу на Валиной кофте. Перевожу дыхание и нажимаю спуск… Офицер схватился рукой за бок. Валя толкает офицера с дороги, быстро над ним нагибается почему-то и бежит по шоссе в мою сторону. Меня колотит всего. Часовой возле шлагбаума дергает затвор у винтовки, но я учел и его. Скорее в лес, к тому месту, где спрятана рация! Перевели дух.
— Ну и ну. Дай, — говорю, — как следует на тебя поглядеть.
Отдает план города, офицерские документы эсэсовца — успела вытащить из кармана. До фронта было двадцать шесть километров.
Благополучно вернулись на свою сторону. Валя осталась служить у меня в разведке. Несколько раз ходила через линию фронта. Смелости и находчивости этой девушки мог позавидовать любой из моих разведчиков. Однажды кинулась к раненому и сама попала под пулю. Как раз началось наступление, и мы попрощались в госпитале. Я уверен, что она осталась жива. Кажется, она была из Москвы…
Полоцк
— Назначен был день и час штурма Полоцка. Все было готово. Фронт накопил силы и, как пружина, был готов распрямиться. Пехота, танки, «катюши» и самолеты ждали команды.
Орудия числом в три сотни стволов на каждом километре фронта были готовы к бою. Тщательно были разведаны укрепления, учтены силы противника. В последний раз перед штурмом надо было взять «языка». И как нарочно один раз сходили впустую, через день снова идем — впустую. Третий, четвертый раз…
Опять генерал вызывает:
— Нужен пленный, Шубин… Придется боем — что делать, нельзя на войне без потерь. К нам штрафники прибыли. Возьми себе роту. Как сейчас помню, их было сто двенадцать. Построил.
— Нужны добровольцы. Все, кто пойдет в атаку, получат прощение. Кто будет брать пленного — получит награду. Я пойду с вами. Операция опасная. Кто решится — один шаг вперед.
Девяносто семь человек сделали шаг вперед.
Объясняю задачу:
— По сигналу начнет бить артиллерия. Три минуты огня. В это время пересекаем открытое место. Через три минуты артиллеристы переносят огонь на фланги. Операция выполнена, как только возьмем хотя бы одного пленного. Сразу всем отходить. Я отхожу последним.
На другой день, ровно в двенадцать часов, мы с Даниловым навели прицелы на часового, ходившего по траншее у пулемета. Выстрел. И сразу заработала артиллерия. Саперы моей разведки толом прорвали проходы в проволоке.
Крики «ура!» у немецких траншей. Рукопашная. Вижу: два пленных есть! Даю ракету к отходу. Но что это? Никто не отходит. «Ура!» гремит уже у второго ряда траншей… У третьего ряда рвутся гранаты. И вдруг по всей линии фронта загрохотало, покрылось дымом все. Танки пошли, люди в дыму мелькают…
Генерал: Я тогда с командного пункта внимательно наблюдал за шубинской операцией.
Вижу, дело такой оборот принимает — батальон ввожу в бой. Бежит противник! Фашисты наступления ждали и решили, видимо: «Началось!»
На войне порой минуты решают дело. По телефону связываюсь с Баграмяном. Докладываю обстановку. Командующий говорит: «Добро. Начинайте!» Я тут же в другую трубку даю команду о наступлении. И началось по всей линии.
На другой день мы были в Полоцке. И потом пошли и пошли…
Шубин: Пленных, добытых в бою, даже не допрашивали, отправили в тыл. Нужны были уже новые «языки». И так до самого Кенигсберга.
Сыновья должны знать…
Всматриваемся в пожелтевшие фотографии.
— Этот в валенках с краю — Аркадий Лапшин.
— Этого нет, подорвался на своей мине.
— Женя Марин умер в госпитале.
— Этот жив.
— Володя Малышев жив. И этот жив, этот…
Совсем молодые ребята на фотографии. Сейчас им под пятьдесят. Наши отцы… Заботы жизни хоронят прошлое. И те, которым сегодня двадцать, не все об отцах знают. Шубин Володька, студент лесного института в Мытищах, с волнением будет читать сегодня газету. Разведчик Шубин — это его отец. Все ли он знал об отце? И ведь почти в каждом доме живет человек, евший солдатский хлеб и лежавший под пулями. Отцы не в каждый день расскажут, как это было двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре года назад.
Как они воевали и как выстояли. Мы работаем, сидим на лекциях, женимся, космонавтов встречаем, спорим о Байкале и кибернетике, с наступлением лета расстилаем на полу карту — куда поехать? В любое место можно поехать: в Брест, Архангельск, Калугу, Владивосток, Севастополь. Землю нашу отцы не дали уменьшить. Они сегодня с позиций наших двадцати лет кажутся иногда чуть старомодными, немножко ворчливыми. Но это они отстояли землю и не дали небу спуститься ниже. Вот какие они, наши отцы.
Фото автора. 25 апреля 1965 г.
День, когда мы родились
Человек не помнит дня, когда он родился. Но взрослое любопытство непременно почти каждого заставляет оглянуться назад: каким был тот день, когда я родился?
Вчера на Ленинских горах в Москве я сделал снимок двух этих ребят. Они пока ничем не прославились. Я снял их потому, что сегодня, в первый день мая, у них день рождения. Ребятам сегодня исполнилось двадцать лет. Вы уже догадались, почему поставлены рядом два этих снимка. Это был тот самый день…
1 мая 1945 года. Горящий Берлин. Восемь дней до конца войны. Люди в этот день еще умирали и в Берлине, и за Берлином, но сквозь дымы уже видна была Победа. Вот что об этом дне и об этом снимке рассказал вчера военный корреспондент Евгений Халдей: «Рейхстаг…
Бегу наверх по разрушенным лестницам. Дым застилает все этажи. Где-то внизу автоматный гул и разрывы гранат. Горит дерево, горят кипы бумаг. Под ногами осколки и штукатурка. Бегу наверх с двумя солдатами и лейтенантом…
Крыша Рейхстага. Развертывают знамя…
Сколько людей на земле ждали этого снимка — знамя над Берлином! Снимаю, снимаю, снимаю, пока не кончилась пленка…» Фотография сделана утром 1 мая. Чем жила земля в этот день?
Заглянем в газеты, пожелтевшие за двадцать лет. «1 мая. В Сан-Франциско состоялось пятое заседание конференции Объединенных Наций» — в этот день дипломаты решали послевоенные судьбы людей и стран. «В Риме 60 тысяч рабочих вышли на первомайскую демонстрацию». Сводки о боях на Западном фронте. Парад и салют в Москве. В канун 1 Мая покончил с собою Гитлер. Горел Берлин. Леонид Леонов писал в этот день: «Большего счастья никогда не было на земле. Пожелаем друг другу, чтоб сердце наше выдержало такую радость!»
Именно в этот день у военного летчика Александра Пономаренко и у шофера Ивана Бахарева родились сыновья…
Вот они, сыновья: Александр Пономаренко и Николай Бахарев. Снимок сделан вчера на Ленинских горах в Москве. Сыновья солдат выросли. Выбрали себе дороги — один будет физиком, другом химиком. Сегодня парням по двадцать лет. Впереди у них бесконечные дали дней и дорог. Прожитое всегда будет служить точной мерою времени с того дня, когда поднялось это знамя над горящим Берлином. Но по этому дню сыновья обязаны мерить не только время.