Неизвестный Сталин - Рой Медведев

Рождение атомного ГУЛАГа

Атомный ГУЛАГ существенно отличался от уранового по той простой причине, что для постройки атомных реакторов, радиохимических заводов и заводов по разделению изотопов урана и большого числа секретных научных институтов и лабораторий требовались рабочие значительно более высоких квалификаций, чем для добычи урановой руды. Заместитель Курчатова по Лаборатории № 2, а затем и автор первой его биографии профессор Игорь Николаевич Головин в интервью в 1989 году «Московским новостям» по поводу 40-летия испытания первой советской атомной бомбы на вопрос: «Использовался ли при осуществлении атомного проекта труд заключенных?» — ответил вполне откровенно: «В широчайших масштабах! Все стройки, рудники, атомграды, даже наш институт в Москве (тогда Институт атомной энергии им. И. В. Курчатова, теперь Национальный исследовательский центр „Курчатовкий институт“. — Ред.) — на всех этих объектах работали заключенные. Вы видели наш клуб? В том здании была тюрьма, оно было огорожено высокой глухой стеной, на углах — вышки с автоматчиками. Сооружение, в котором был пущен первый атомный реактор (как тогда говорили, котел), соседние здания — все возводилось руками заключенных. А нынешний международный центр ядерных исследований в Дубне! Его первыми строителями тоже были заключенные… На наших стройках их были многие тысячи. Все специалисты это видели и обо всем знали»[150].

Получение природного урана и его металлургическая очистка — это лишь предварительный, наиболее простой этап на пути к атомной бомбе. Вторым этапом, как это было очевидно уже в 1940 году, является разделение природного урана на изотопы-238 и 235, из которых только изотоп-235, составляющий лишь 0,7 % в смеси изотопов природного урана, пригоден для изготовления атомной бомбы. Разрушение ядра урана-235 ударом одного нейтрона приводит к выделению двух, а иногда и трех новых нейтронов, и весь процесс приобретает характер нарастающей цепной реакции взрыва. Но для начала такой реакции нужна определенная критическая масса, так как в небольших количествах урана большая часть выделяющихся при распаде ядра нейтронов улетает в окружающее пространство, не столкнувшись с новыми ядрами.

Конструкция урановой бомбы поэтому сравнительно проста: нужно мгновенно с помощью взрывной волны соединить две или три подкритические массы урана-235, создав одну критическую или суперкритическую, обеспечив в ее центре наличие источника нейтронов — инициатора. Расчеты показывали, что критическая масса урана равна примерно 25–40 килограммам и для выделения этого количества изотопа урана-235 путем газодиффузии фтористых соединений урана, с учетом возможных потерь газов в очень сложной и многоступенчатой системе, необходимо иметь несколько тонн чистого природного урана.

Критическая масса плутония намного ниже. Однако получение плутония является конечным результатом технологически очень сложного и длительного процесса регулируемой реакции распада урана-235 в особых реакторах. Выделяемые при распаде ядер урана-235 нейтроны, «внедряясь» в ядра урана-238, образуют, через промежуточную реакцию появления нептуния-239, ядра плутония-239 с примесью плутония-240. Для промышленного реактора с использованием графита как замедлителя нейтронов требовалось как минимум около 150 тонн природного урана.

Тем не менее Курчатов решил начать атомную программу в СССР с создания плутониевой, а не урановой бомбы. Это казалось более экономным именно в условиях дефицита урана. Выгружаемый из реактора «выгоревший» уран после выделения плутония снижает содержание урана-235 лишь очень незначительно, с 0,71 до 0,69 %. Поэтому и такой регенерированный на радиохимическом заводе уран все еще пригоден как сырье для получения урановых бомб. Завод, который строился уже в Верх-Нейвинске в Свердловской области для получения «бомбового» урана-235, должен был работать на регенерированном, а не на природном уране. Регенерированный уран содержит, однако, много радиоактивных примесей, и это делало работу с ним опаснее, чем операции с природным ураном.

Оба атомных центра, в Верх-Нейвинске (Свердловск-44) и возле Кыштыма (Челябинск-40), начали строить на основании подписанного Сталиным Постановления Совнаркома от 23 марта 1946 года. Хотя инициативы многих решений могли исходить от Курчатова, Ванникова, Берии или других начальников атомной индустрии, была принята практика подписания всех окончательных решений лично Сталиным. Это обеспечивало возможность привлечения к реализации решений многих других министерств и ведомств. Атомные стройки имели тогда в СССР абсолютный приоритет, и это подчеркивалось подписями Сталина даже под казавшимися тривиальными решениями.

Челябинск-40 начал строиться задолго до того, как было накоплено необходимое для его работы количество урана. В промышленной зоне этого центра нужно было построить в подземном варианте реактор мощностью в 100 тысяч киловатт, большой радиохимический завод по выделению плутония и регенерации урана, завод по получению металлического плутония в подкритических полусферах, хранилища отходов с высокой и средней радиоактивностью и множество других вспомогательных производств. Примерно в 10 километрах от промышленной зоны проектировалось построить жилой поселок, рассчитанный в то время на 25–30 тысяч жителей, тепловую электростанцию и другие объекты. Лагеря для заключенных и казармы для военных строителей проектировались почти рядом с промышленной зоной. Заключенные и военные строители вместе с охранно-конвойными войсками МВД прибывали в этот район первыми. В системе МВД Челябинск-40 имел кодовое название «Строительство № 859», а реактор и радиохимический завод, строившиеся одновременно, обозначались как «Комбинат № 817».

Ближайшие резервы заключенных и спецпереселенцев находились в промышленных районах Челябинска. Именно отсюда по распоряжению Берии были переведены в район Кыштыма первые 10 тысяч заключенных в июле 1946 года[151].

В октябре 1946 года лагерь заключенных Челябинска-40 получил собственный статус. К концу 1947 года в нем находилось уже 20 376 заключенных, которыми командовал генерал инженерной службы МВД М. М. Царевский[152]. В 1948 году, в связи с ускорением строительных работ, общее число строителей, заключенных и солдат военно-строительных полков МВД достигло 45 тысяч человек. Начальник лагеря, разделенного на одиннадцать отделений-лагпунктов, Царевский был одновременно назначен и начальником всего строительства промышленного комплекса.

Принципиальной разницы между заключенными и военными строителями не было. И те и другие управлялись из одного главка МВД — Главпромстроя. Оба контингента формировались в основном из числа бывших советских военнопленных и репатриантов-остарбайтеров, имевших опыт горных и строительных работ в германском плену. Один из участников строительства комбината № 817, Анатолий Вышемирский, свидетельствовал через 40 лет: «Я служил в армии в г. Свердловске в учебном танковом полку… В 1946 году из числа курсантов был сформирован батальон и отправлен под город Кыштым Челябинской области. В основном это были те, кто во время войны находились на оккупированной территории. Были среди них и участники войны. Если сказать точнее, то все мы были люди, так сказать, второго сорта, потому что на нас лежало несмываемое пятно немецкой оккупации… Под Кыштымом, куда мы прибыли, уже находились прибывшие ранее военно-строительные батальоны из бывших военнопленных, которых не распустили по домам после освобождения из плена. Многие из них были уже немолодые, были участники боев на Хасане, Халхин-Голе, финской кампании и даже Гражданской войны. Всех их роднило одно — они прошли все круги фашистского ада. В этом и была вся их вина… было там много и заключенных… Но и наши условия мало чем отличались от лагерных. Да мы и были все как в одном большом лагере»[153].

Эту же картину подтверждает и другой свидетель, Анатолий Семенович Осипов из Калининской области: «13 мая 1946 года нашу воинскую часть (346 ОПАБ) расформировали, а нас, молодых, 1925–1926 годов рождения, отправили эшелоном на Урал на станцию Кыштым… Там сформировали роты и батальоны из многих эшелонов. Все воинские части были зашифрованы. Наш полк получил наименование В/часть 05/08… Мы, воины-строители, были первыми, кто начал рыть огромный котлован под „объект № 1“, под здание неизвестного тогда сооружения. А потом это здание и начинку внутри его строили заключенные… Солдат-фронтовиков, но бывших в плену, сразу рассортировали по признаку: кем, какими войсками был освобожден. Было 4 категории: освобожденные американцами, англичанами, советскими войсками и не бывшие в оккупации. Самыми неблагонадежными считались американцы, потом англичане, потом русские и, наконец, „чистые“. Соответственно, и условия в казармах, и питание, и одежда»[154].