Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Горе несешь – думаешь,
как бы с плеч сбросить,
куда бы его подкинуть,
где бы его оставить.
Счастье несешь – думаешь,
как бы с ним не споткнуться,
как бы оно не разбилось,
кто бы его не отнял.
А уж мое счастье, –
горя любого тяжче,
каменного, железного, –
руки мне в кровь изрезало.
А дороги-то немощеные,
а навстречу все тучи черные,
дождь, да ветер, да топь лесная.
Как из лесу выйти, не знаю.
Давно бы из сил я выбилась,
захлебнулась болотной жижею,
когда бы не знала – выберусь,
когда бы не верила – выживу,
когда бы все время не помнила:
только бы не споткнуться,
только бы не разбилось,
только бы кто не отнял!
«Тяжело мне опять и душно…»
Тяжело мне опять и душно,
опустились руки устало…
До чего же не много нужно,
чтобы верить я перестала.
Чтобы я разучилась верить,
чтобы жизнь нашу стала мерить
не своею – чужою меркой,
рыночной меркой, мелкой.
Если счастье от слова злого
разлетается, как полова,
значит, счастье было пустое,
значит, плакать о нем не стоит.
…Ты прости меня, свет мой ясный,
за такой разговор напрасный.
Как все было, так и останется:
вместе жить нам
и вместе стариться.
«Наверно, это попросту усталость…»
Наверно, это попросту усталость, –
ничто ведь не проходит без следа.
Как ни верти,
а крепко мне досталось
за эти неуютные года.
И эта постоянная бездомность,
и эти пересуды за спиной,
и страшной безнадежности бездонность,
встававшая везде передо мной,
и эти горы голые,
и море
пустынное,
без паруса вдали,
и это равнодушие немое
травы и неба,
леса и земли…
А может быть, я только что родилась,
как бабочка, что куколкой была?
Еще не высохли, не распрямились
два беспощадно скомканных крыла?
А может, даже к лучшему, не знаю,
те годы пустоты и маеты?
Вдруг полечу еще
и засверкаю,
и на меня порадуешься ты?
«Ну, пожалуйста, пожалуйста…»
Ну, пожалуйста, пожалуйста,
в самолет меня возьми,
на усталость мне пожалуйся,
на плече моем усни.
Руку дай, сводя по лесенке,
на другом краю земли,
где встают, как счастья вестники,
горы дымные вдали…
Ну, пожалуйста, в угоду мне,
не тревожься ни о чем,
тихой ночью сердце города
отопри своим ключом.
Хорошо, наверно, ночью там, –
темнота и тишина.
Мы с тобой в подвале сводчатом
выпьем местного вина.
Выпьем мы за счастье трудное,
за дорогу без конца,
за слепые, безрассудные,
неподсудные сердца…
Побредем по сонным дворикам,
по безлюдным площадям,
улыбаться будем дворникам,
будто найденным друзьям.
Под платанами поблекшими
будем листьями шуршать,
будем добрыми, хорошими,
будем слушать осень позднюю,
радоваться и дышать!
В самолете
Молчали горы – грузные и грозные,
ощеря белоснежные клыки.
Свивалось их дыхание морозное
в причудливые дымные клубки.
А в синеве, над пеленой молочной,
как божий гром,
«ТУ-104» плыл,
уверенный в себе,
спокойный, мощный,
слепя глаза тяжелым блеском крыл.
Он плыл над неприступной цитаделью
отвесных скал,
лавин,
расселин,
льда…
Он неуклонно приближался к цели,
и даже без особого труда.
Следила я, как дали он глотает, –
цель! Только цель! – и больше ничего.
И думала:
как сердцу не хватает
непогрешимой точности его.
«Мало в жизни я повидала…»
Мало в жизни я повидала,
и цветов мне дарили мало,
и еще мне жаль, что ни разу
я на свадьбе не пировала.
Очень нравились мне наряды,
а ходила в платьишке драном,
очень в жизни хотелось правды,
а она пополам с обманом.
То обиды, то неудачи,
то душевная непогода,
да разлуки еще в придачу,
да четыре военных года…
Столько горя, потерь и боли!
Вот бы заново мне родиться,
вот бы взять и своей судьбою
по-другому распорядиться.
Жизнь, направленная искусно,
потечет по иному руслу,
заблестят маяки другие,
полетят облака другие,
в бездну канут,
во мраке сгинут
берега мои дорогие…
Берега, острова, излуки,
наши праздники и разлуки,
и любимое твое сердце,
и надежные твои руки,
и суровые твои брови,
все, что было у нас с тобою,
все, что будет у нас с тобою…
Я молчу… я от счастья плачу…
Ничего не хочу иначе!
Звезда
Река текла
тяжелая, как масло,
в ней зарево закатное
не гасло,
и я за блеском неба и воды
не разглядела маленькой звезды.
Померкла гладь
серебряная с чернью,
затихла птичья сонная возня,
зажгли костер…
И звездочки вечерней
не разглядела я
из-за огня.
Истлели угли,
теплый и густой,
распространился сумрак по откосу.
Я за багровой искрой папиросы
звезды не разглядела
золотой.
Потом окурок горький затоптали,
погас последний уголь,
и тогда
я увидала, что из дальней дали
мне в сердце смотрит
вечная звезда.
Сновидение
Вижу сон: у окошка
сидишь ты в бревенчатом доме,
подаешь мне сережки
на старушечьей темной ладони.
Два грошовых цветочка,
со стеклянною сердцевиной,
и тоскливо мне, точно
я не в гости пришла,
а с повинной.
И тревожно мне, будто
какое-то горе нависло,
будто
