Родина – за нами! - Дмитрий Юрьевич Манасыпов

— А горючее в бочках, в углу стоит. — протянул Хрусталёв. — Командир, а командир?

— Отставить. — Куминов задумчиво посмотрел на грузовик. — И фантазии в том числе. Хороши у нас хозяева были, мда…

— Проверю пока, глядишь, вдруг заводится… — Старлей подошёл к грузовику. Открыл дверь и уселся на водительское место. Покопался у рулевой колодки, соединяя провода. Стартер несколько раз вжикнул, проворачивая двигатель. Он кашлянул выхлопом, выбросив небольшое чёрное облако из выхлопной трубы. Схватился, довольно заурчал и замолотил, ровно и стабильно. — Вот дойчи мастаки технику делать, а, командир?

— Аккумулятор рабочий… — Куминов задумчиво потёр лоб. — Слышь, автолюбитель, ты спать собираешься идти?

— Так точно, товарищ капитан. — Хрусталёв отбарабанил по баранке руля, обтянутой кожей, ритмичный мотив. — Иду.

— Вот и иди. И Воронкова сюда позови.

— Чего меня звать? — сержант появился в дверном проёме, войдя спиной и чуть пригнувшись, придерживая руками тяжёлый смёрзшийся куль в покрытой ледяной коркой крови одежде, вокруг груди. — На верстак?

— Да. — Куминов решил попробовать кое-что. — Только положи сначала просто на пол. Давайте его передвинем, перед капотом поставим.

Воронков и Пчёлкин грохнули мертвяка на доски, и подошли к командиру, уже примеривающемуся к тяжёлой махине. Натужно выдохнув и крякнув взялись все вместе. Верстак был поднят, перенесён прямо под яркий свет фар автомобиля. Хрусталёв на прощание грустно погладил металлический бок машины и двинулся ложиться на боковую. До рассвета оставалось чуть более четырёх часов.

Куминов поднялся на ступеньку со стороны пассажирской двери, предварительно вооружившись обнаруженными на одной из полок ключами и отвёрткой. Догадка оказалась верной. Немного времени спустя поворачивающаяся из кабины рукой фара-прожектор, снятая со своего места, оказалась наскоро закреплена над радиатором. Длины провода, выдранного из креплений, хватало для задуманного. Яркий свет от лампы, предназначенной бить на километр, падал на верстак. Капитан подкрутил верньер, уменьшающий накал, сделав его не таким ярким.

— Лёх, кладите это… — он ткнул пальцем в сторону хозяйки. — А на всякий случай — пристегните руки с ногами. Я за нашей учёной.

Как ни странно, но внутри дома всё было спокойно и тихо. Выдержка и боевой опыт взяли своё, те, кто мог отдыхать, спали. Сидел за столом Андрей Шабаев, спокойно разложивший на столе прицельные принадлежности, проверяющий оптику винтовки. Прихлёбывал из собственной, извлечённой из рюкзака кружки дымящийся чай и изредка с интересом поглядывал на учёную. Интерес, если быть точным, был практичным и любознательным. Второй снайпер в группе был человеком склонным к самообучению и не терял случая познакомиться с чем-то для себя новым. Вот и сейчас было заметно, что его очень интересовало то, что делала девушка.

Венцлав разложила на столе кожаную укладку, до того лежавшую глубоко на дне поклажи. Свет лампы отражался от блестящих никелированных полос с острыми кромками, странного вида ножей, пинцетов, зажимов, ножниц и прочей медицинской атрибутики. Там же, в укладке, нашлось место для нескольких пробирок из прозрачного материала, ничем не напоминающего стекло даже внешне, флаконов с плотными крышками на резьбе, наполненными жидкостями разной консистенции прозрачности и цвета. Высокие резиновые перчатки, дыхательная маска из респиратора, соединённого с широкими прозрачными очками.

— Перенесли? — девушка посмотрела на Куминова.

— Да. Свет тоже сделали, будет удобно. Саша?

— Да, товарищ капитан?

— Я хотел бы пойти с вами, присутствовать, так, на всякий случай

Саша, уже одевшая куртку поверх комбинезона на лямках, чуть остановилась, не успев одеть вязаную шапку-маску. Думала недолго. Покопалась в рюкзаке и достала точно такую же, как на столе, маску. Протянула капитану и отправилась в сторону двери.

Куминов подумал про то, что ни хрена не знает о том, чем она сейчас собралась заниматься. Но уж если взялся за гуж, не говори, что не дюж. Значит, надо идти и принимать посильное участие, никуда не деться. Вздохнул, мысленно ругнувшись на самого себя, встал и пошёл на улицу. Во вновь созревший, ядрёный морозец.

На войне, как… — 7

СССР, Сибирь, 195…

Институт, где работала Александра Венцлав, был очень непростой. О существовании его знали очень немногие.

Странные и страшные существа, веками жившие бок о бок с людьми, перенесённые в предания, легенды и сказки. Постоянно таившиеся, нераскрывающиеся, прячущиеся. Знать про них и верить в последние лет сто считалось дремучим предрассудком. Всё, что передавали из уст в уста по ночам, шепчась и настороженно оглядываясь, отчасти оказалось правдой. Про них писали те писатели, которых считают классиками и чьи произведения, касавшиеся этой темы, принимали за шутку и желание пощекотать нервы. Человеческая цивилизация, ведомая вперёд рациональностью, верой лишь в утверждения официальной науки, не хотела принимать всерьёз ту правду, которую не хотела.

Любой помнил, как сам, летом работая в одном из колхозов, высмеивал местных пацанов, вечером у костра рассказывающих о медведе-оборотне, что жил рядом с их большим селом. А ещё никогда бы не забыл тех ощущений. Смеяться-то смеялся, но по сторонам настороженно зыркал. Также, как и остальные друзья-пионеры, отправленные на лето помогать советским колхозникам-пасечникам на подсобные работы и последующий сбор мёда. Хорошо было смеяться над тёмной деревенщиной, сидя у костра. Отойти же на пару десятков метров вглубь красноярской тайги, начинавшейся резко и неожиданно прямо за околицей, было страшно.

Институт, в котором работала Венцлав, был старый. Такой старый, что корни его уходили ещё в то время, что принято называть кровавым царским режимом. И появился, когда донские казаки шлялись по Монмартру, тогда ещё обычному пустырю, с песнями и гиканьем. Век девятнадцатый, страшный в своей жестокости, не смог не породить специальное отделение, которое курировал лично сам государь-император. Поля сражений с Наполеоном, выжженные города и деревни, опустевшая земля, тысячи детей-сирот и женщин, остававшихся без чьей-либо защиты. Время тех, кто мог пользоваться слабостью безнаказанно. Тех, кто позволил, наконец-то, себе таиться намного меньше, чем во все прошедшие долгие столетия.

Их было не так уж много, в своё время истреблённых в тёмное средневековье. Тогда науки было меньше, люди проще, а правда про таящихся в ночи — всегда была рядом. Если где-то начинались жестокие необъяснимые убийства, так всегда искали вначале именно их. Костры, запалённые инквизиторами, зачастую были направлены против того, кого и следовало жечь. Но тех, что ещё оставались, хватало на многое. И не странно, что в пору, когда воспрянувшие русские войска гнали за пределы армию Бонапарта, ОНИ осмелели.

Война, длившаяся чуть ли