Ледяное сердце герцога (СИ) - Ваганова Ирина Львовна

Иногда юная певица представляла, что в герцогской ложе, где обычно присутствовали леди Эдуан с матерью, их знакомые и родственники, однажды появится Громм. Как бы она пела для него! Для него одного. Эта мечта оставалась лишь игрой воображения, слишком редко герцог приезжал в Эду, а заманить его в театр до сих пор не удавалось даже матери. Юная актриса вспоминала, как слушал ее Громм тогда в кабинете, и не могла поверить, что этот человек не любит музыку. Однако артисты театра в один голос утверждали, что герцог, если и бывал на спектаклях, то по приглашению короля в Колуи.

Со временем Милтина не только смирилась с тем, что возлюбленный никогда больше не услышит ее, не будет наслаждаться триумфом несостоявшегося менестреля, но даже радовалась этому. Слишком было бы мучительно видеть его равнодушное лицо. Минутная слабость, которую позволил себе Громм, давно забыта, актриса в роли эльфийской королевы в его глазах ничем не лучше подростка, раненного когтями орлана.

Не для того Милтина бежала из замка, чтобы помнить о герцоге. Она всей душой надеялась забыть его, но ничего не получалось. Мысль о том, что кто-то в ее думах и сердце сможет заменить Эдуана, не приходила в голову. Юная актриса пряталась от досаждавших поклонников. Переодевалась после спектакля в простую одежду, глубоко надвигала капюшон и шла к себе на квартиру без провожатых. Никто не догадывался, что великолепная оперная дива прячется среди неприметных тружениц театра: костюмеров, декораторов, уборщиц.

Тот вечер в доме герцогини Эдуан, где артистам пришлось выступать в честь помолвки Громма Эдуана и Луззи Стоун, был для юной актрисы настоящей пыткой. Милтина почти не помнила, как пела. Ей рассказали, что выступила она хорошо, зрители остались довольны, а вот почему ушел герцог, никто не мог объяснить. Девушка не спала всю ночь. Она уговаривала себя — это хорошо, что Эдуан женится, ей проще будет погасить свои чувства. Надежды нет и сейчас, но когда любимый станет несвободен, самые дерзкие проблески ее угаснут окончательно.

Милтина не обижалась на судьбу, которая была благосклонна к ней. Могла ли дочь лесника, оставшаяся в двенадцать лет сиротой, мечтать о музыке, главных ролях, аплодисментах и поклонниках? Что еще нужно? Почему бедное девичье сердце не уймется, а образ красавца Громма вновь и вновь возникает перед мысленным взором? Вглядываясь в звездное небо за окном, Милтина искала ответ — как преодолеть это наваждение, как освободиться от безнадежной любви?

Когда забрезжил рассвет, собралась в храм на исповедь. Девушка однажды рассказывала отцу Илларию о своей беде, не называя имени возлюбленного. Священник обещал молиться за прихожанку, просить для нее Божией помощи. Быть может, он забыл? Наверное, нужна епитимия.

Целый день Милтина была сама не своя. Как не провалила роль, удивительно. Хотя поклонники восхищенно замирали, слушая арии эльфийской королевы, а лишь смолкал ее голос, неистово аплодировали, дирижер после спектакля сделал певице замечание. Где-то вступила не в такт, где-то не соблюдала ритм. Девушка виновато склонила голову, выслушала упреки, но мысли ее были далеко. Как она объяснит священнику свое неразумное поведение? Ведь однажды они говорили о том, что нельзя кумиром делать человека, пусть и высокородного, достойнейшего из всех. Если Богу не угодно соединить их судьбы, лучшее, что можно сделать, — возблагодарить Господа за промысел и смириться. Понимая это умом, Милтина не принимала сердцем. Вера и надежда выступают на стороне любви, а против нее бессильны.

До храма певица добралась, когда вечерняя служба заканчивалась. Где-то в глубине души точил жучок сомнений, стоит ли просить епитимью. Что, если ей повелят отказаться от сцены, удалиться в монастырь? Девушка не чувствовала в себе готовности к духовным подвигам.

Как только тоненький силуэт возник на фоне лампад, еще не погашенных служкой, отец Илларий, радушно распахнув руки, шагнул навстречу:

— Милтина, доченька, как ты узнала, что я тебя жду?

— Простите меня. Вам рассказали о моей беде? Я пришла на исповедь и готова нести епитимию.

— О какой беде ты говоришь? Это счастье. Счастье, что он согласился говорить с тобой. Все должно разрешиться, нельзя откладывать.

Милтина почувствовала дрожь в коленях, еще немного, и она опустится прямо на холодный пол.

— Кто согласился? Господь Бог? — едва слышно пролепетала она, подозревая, что с отцом Илларием творится что-то нехорошее.

— Герцог Эдуан! — воскликнул тот, напугав служку, который двигался сонно и едва бы закончил работу до полуночи, но после возгласа священника замелькал по храму веретеном.

— Кто? — задыхалась Милтина.

Священнику пришлось подхватить прихожанку под руку и довести до ближайшей скамьи. Девушка принимала происходящее за сновидение, что грезилось от усталости после ночного бодрствования и напряженных дум.

— Любимый тобой Громм, дитя. Я не буду говорить о нем, храня тайну исповеди. Надеюсь, он сам скажет, что должен.

«Как он узнал?! — прожгло все существо Милтины. — Я не говорила о герцоге. Как он узнал?» Чуть успокоившись, она произнесла сухо, как вердикт судьи:

— Известно, что он скажет, отец Илларий, к чему это испытание? Назначьте епитимью, пусть даже и в монастыре, только бы не краснеть перед лицом его светлости.

— Вот епитимья тебе, доченька: выслушай герцога, а потом обсудим твое будущее. Подожди меня здесь немного, помолись, я скоро выйду и провожу тебя.

Мысли Милтины разбегались как весенние ручейки, девушка стояла у святого образа, твердила слова молитвы и видела себя как будто со стороны: полутемный пустой храм, кое-где еще теплятся лампады, одинокая фигурка склонилась перед иконой. Девушка не могла поверить, что скоро будет лицезреть любимое лицо, услышит дорогой голос. Неужели ее пустят в дом герцогини? Почему священник так уверен в том, что Громм захочет говорить с певичкой?

Они шли незнакомым переулком, Милтина не различала домов, не воспринимала обращенных к ней слов священника, не поняла, зачем он остановился около покосившегося забора и пригласил пройти к невзрачному дому. Послушно шагнула в темноту, двинулась за огоньком свечи в руках взлохмаченного бородатого человека. Куда исчез отец Илларий, она не заметила, слышала только шепот молитвы. Вероятно, провожатый остался за дверью.

В центре комнаты, куда ее втолкнули, было светло. На столе устроился подсвечник с десятком свечей. Вопрос, что ей делать в этом убогом доме, так и не родился в голове девушки. Чуть раньше было не до вопросов, а сейчас все стало ясно. Громм стоял у окна. Сначала Милтина увидела светлую рубашку, а уже потом рассмотрела мужчину, но еще не увидев даже рубашки, только вдохнув этого воздуха, заметив игру теней на стенах, она осознала близость любимого человека. Каждый миг этой встречи запечатлелся в памяти Милтины. Повторилось то, что было тогда в замке: глаза Громма, полные восторга любви, ее сердце, ставшее бесконечно огромным.

Он помнил ее, думал о ней, он не разлюбил ее, хотя и старался. Могла ли влюбленная девушка ответить отказом на предложение Громма стать его женой? Лишить себя права на счастье ради его благополучия она еще сумела бы, но сделать его несчастным — никогда. Услышав, что в ее силах подарить ему любовь, могла ли она растоптать драгоценное чувство?

На следующий день отец Илларий обвенчал их.

Молодожены не думали ни о чем. Виктоу, свидетель их союза, предложил им свой кров. Громм не спешил возвращаться в замок, откладывал встречу с матерью. К счастью, контракт Милтины с театром заканчивался, спев четыре последних спектакля, она отказалась продлевать его, не объясняя причин. Директор выполнил обещание и отпустил певицу, хотя был безмерно огорчен.

Казалось, счастью не будет конца, но однажды Громма нашел сердитый мужчина. Милтина видела его в замке, там он вел себя уважительно, сейчас тон его был груб, слова жестки. Предвестником горького расставания оказался граф Солоу.