Геенна огненная - Жорис-Карл Гюисманс

«Да, — покачал головой Дюрталь, запирая дверь, — прежние Калиостро по крайней мере держались с достоинством и кое-что умели, а сейчас приходится иметь дело с болванами и выскочками, которые выдают себя за знатоков магии!»

XIX

Фиакр, покачиваясь, преодолевал улицу де Вожирар. Мадам Шантелув забилась в угол и хранила молчание. Дюрталь смотрел на нее. Уличный фонарь, мимо которого проехал фиакр, на мгновение осветил ее вуаль. Ему показалось, что за ее безмолвной оболочкой скрывается нервозность, какое-то странное возбуждение. Он взял ее за руки, она не отняла их, и он сквозь перчатки почувствовал холод ее пальцев. Ее светлые волосы разметались по плечам, и этим вечером Дюрталь вдруг заметил, что они не столь уж тонки и ломки.

— Мы, наверное, уже подъезжаем, дорогая?

— Нет еще. Молчите! — ответила она тревожным шепотом.

Он затосковал, недовольный напряженной, почти враждебной тишиной, и уставился на дорогу, проплывающую в квадратном окошке фиакра.

Вокруг было пустынно. Уходящая в бесконечность дорога была плохо вымощена, и фиакр жалобно скрипел, подпрыгивая на булыжниках. По мере продвижения газовые фонари попадались все реже и реже, так что мостовая была едва освещена. «Зачем я ввязался в эту авантюру?» — подумал Дюрталь, встревоженный холодным, отрешенным лицом своей спутницы.

Наконец экипаж свернул в темную улицу и остановился.

Гиацинта вышла из фиакра. В ожидании, пока возница отсчитает положенную сдачу, Дюрталь осмотрелся. Видимо, они находились в каком-то тупике. Низкие угрюмые домики теснились у самого края проезжей части. Тротуаров не было. Фиакр отъехал, и Дюрталь, обернувшись, уперся взглядом в длинную высокую стену, над которой шумели во тьме кроны деревьев. Дюрталь заметил в стене с налепленными заплатами белой штукатурки, прикрывающими бреши и щели, дверь с прорезанным в ней окошком. В одном из домов зажегся свет, и какой-то человек в черном фартуке, какой надевают обычно торговцы вином, вышел из своей лавки, видимо, привлеченный шумом фиакра, и застыл на пороге.

— Это здесь, — проронила мадам Шантелув.

Она позвонила. Окошко открылось, мадам Шантелув приподняла вуаль, луч от фонаря ударил ей в лицо. Дверь бесшумно отворилась, и они оказались в саду.

— Здравствуйте, мадам.

— Добрый вечер, Мари.

— Куда нам пройти? В часовню?

— Да. Мадам угодно, чтобы я вас проводила?

— Нет, спасибо.

Женщина, державшая фонарь, окинула внимательным взглядом Дюрталя. Из-под капора на него смотрела старуха с неправильными, сморщенными чертами лица. Серые пряди волос беспорядочно торчали, примятые у основания головным убором. Не дав ему времени хорошенько разглядеть ее, она скрылась в маленьком домике, прилегавшем к стене.

Он двинулся вслед за Гиацинтой. Они шли по темным аллеям, в воздухе чувствовался запах самшита. Наконец показалось крыльцо какого-то строения. Мадам Шантелув уверенно толкнула дверь, словно находилась у себя дома, ее каблучки стучали по плитам.

— Осторожно, — предупредила она, когда они миновали прихожую, — здесь три ступеньки.

Они вышли во двор и остановились перед старинным фасадом. Она позвонила. Появился какой-то коротышка, посторонился, пропуская их, жеманным поющим голосом спросил у мадам Шантелув, как она поживает. Поприветствовав его, мадам Шантелув прошла вперед, взгляд Дюрталя скользнул по его неприятному лицу, водянистым глазам, немного подведенным, щекам с толстым слоем румян, накрашенным губам, и он подумал, что попал в самое логово сатанистов и содомитов.

— Вы не предупредили меня, что здесь собираются подобные типы, — упрекнул он Гиацинту, нагнав ее в том месте, где коридор, освещенный лампой, поворачивал.

— А вы надеялись повстречать здесь святых?

Она пожала плечами и дернула за ручку двери. Они шагнули в часовню. Низкий потолок перерезали балки, вымазанные дегтем, окна прятались под тяжелыми занавесками, стены выцвели и покрылись трещинами. Дюрталь невольно отступил назад. Зев обогревательного устройства изрыгал скрученные струи воздуха. От острого запаха сырости, плесени, угара, едких испарений, щелочи, смолы, жженой травы ломило в висках и першило в горле.

Он ощупью стал пробираться вперед, привыкая к мраку, царившему в часовне. Светильники из бронзы и розового стекла, свисавшие С потолка, давали лишь весьма скудное освещение. Гиацинта знаками предложила ему сесть и направилась к группе людей, устроившихся в темном углу на диване. Дюрталь, слегка смущенный положением изгоя, все-таки заметил, что среди присутствующих очень мало мужчин. Но напрасно он пытался разглядеть лица женщин и немногих собратьев. В луче света, падавшего с потолка, мелькнула темная шевелюра толстой дамы, затем гладко выбритая грустная физиономия какого-то мужчины. Он обратил внимание на то, что не было слышно женского кудахтанья, казалось, они вели важную беседу, боязливо избегая смеха и громких реплик. Они перешептывались нерешительно, пугливо, опасаясь лишних движений.

«Черт возьми! По всей видимости, Сатана не очень-то стремится сделать своих овечек счастливыми».

Певчий, в красном одеянии, отошел в глубину часовни и стал зажигать свечи. Из темноты выплыл алтарь, точно такой же, как и в обычном храме, с дарохранительницей, над которой возвышалось распятие с поруганным Христом. Его голова была отделена от тела, на щеках прорисованы складки, превратившие маску страдания в гнусную шутовскую гримасу. Его тело представало полностью обнаженным, материя, опоясывающая его бедра, отсутствовала, и взору открывалась плоть, возбужденно вознесенная над пуком конских волос. Перед дарохранительницей стоял потир, накрытый покровом. Мальчик-певчий скользил руками по поверхности алтаря, поводил бедрами, становился на цыпочки, как если бы он был херувимом, готовящимся взлететь, стараясь дотянуться до черных свечей, источавших запах смолы и вара, усиливавший зловоние.

Красное одеяние Исусика не обмануло Дюрталя, он узнал существо, отворившее им дверь, и понял, какая роль отведена этому человечку, чья извращенность заменяла младенческую непорочность, столь почитаемую Церковью.

Откуда-то вынырнул еще более безобразный певчий. Жирные, красные и белые пятна расползались по его лицу, он захлебывался кашлем, напевая что-то. Припадая на одну ногу, он приблизился к треножнику, расположенному рядом с алтарем, помешал в тагане угли, зарытые в пепел и золу, и подбросил смолы и травы.

Дюрталь уже начал томиться, и тут к нему подошла Гиацинта. Она извинилась за то, что бросила его одного, и предложила перебраться на другое место. Она отвела его в самый дальний угол, они оказались на отшибе, позади рядов стульев.

— А это и вправду часовня? — спросил Дюрталь.

— Да, эта церковь, а также дом и сад, через которые мы шли, — это то, что осталось от монастыря урсулинок. В часовне долгое время хранили фураж, дом же принадлежал одному человеку, сдававшему внаем экипажи. Потом он продал его вон той даме, — и она указала ему на толстую брюнетку.

Дюрталь уже раньше обратил внимание на эту даму.

— А она замужем?

— Нет, когда-то она была монахиней, ее сбил с пути каноник Докр.

— А! А кто те господа, которые предпочитают держаться дальше от света?

— Сатанисты… один из них преподавал в Школе медицины, был профессором… у себя дома он оборудовал молельню, поставил на престол статую Венеры Астарты и поклоняется ей.

— Ну и ну!

— Да, он стареет, и эти молитвы укрепляют его силы, которые он растрачивает с такими вот типами, — она кивнула в сторону певчего.

— Неужели это правда?

— О, я ничего не придумала. Его история изложена во всех подробностях в религиозной газете «Анналы святости». Так вот, этот господин не осмелился подать в суд за клевету! Что это с вами? — встревожилась она, взглянув на него.

— Я… я задыхаюсь… что за отвратительный запах!

— Вы скоро привыкнете к нему.

— Что может так вонять?

— Самые обычные растения: листья белены, дурмана, мирт, сухие пасленовые. Это излюбленные ароматы сатаны, нашего властелина.

Ее голос изменился, в нем послышались интонации, уже знакомые Дюрталю. Точно так же она разговаривала с ним, когда они занимались любовью.

Он всмотрелся в ее лицо. Она была бледна, плотно сжала губы, в глазах плыл туман.

— А вот и он, — шепнула она.

Какие-то женщины пробежали мимо них и поспешили преклонить колени.

Впереди шли двое певчих, а за ними — в пунцовом колпаке, увенчанном двумя рогами бизона, во всем красном шествовал каноник.

Дюрталь успел рассмотреть его, пока он преодолевал путь к алтарю. Он был высокого роста, но плохо сложен, открытый лоб перетекал в прямой нос, щеки поросли густой грубой щетиной, как у древних священнослужителей, не прикасавшихся к бритве, черты лица были неправильными, топорными, глаза напоминали семечки от яблока, маленькие, черные, посаженные у самого носа, глянцевито блестящие. Его облик был зловещим и отталкивающим, но он казался переполненным энергией, и его твердый, неподвижный взгляд ничуть не был таинственным и бегающим, как это представлялось Дюрталю.