Войны за Бога. Насилие в Библии - Филипп Дженкинс

Кризис VIII века вынудил еврейских царей и священническую элиту задуматься о роли своего народа в мировой истории. Одни правители были рады обратиться к иноземным религиям и обычаям, другие приняли радикально новую версию монотеизма, в которой наиважнейшее место занимал уникальный завет Бога со своим народом. Пророки могли оказывать влияние на таких царей, как Езекия, в свою очередь, примеры подобных царей были для них источником нового вдохновения. Сражение за эту версию монотеизма стало крайне жарким в VII веке, особенно в период, предшествовавший падению Иерусалима в 586 году до н. э. Все речи пророков, все рассказы древних историков следует понимать на фоне этого кризиса и ужасающей опасности. Если народ совершит неверный шаг, может оказаться, что исчезнут не десять, а все двенадцать колен{351}.

Бремя избранников

Хотя у каждого пророка был свой неповторимый голос, они подняли некоторые общие великие темы, которые наложили глубокий отпечаток как на иудаизм всех последующих лет, так и на христианство. Чрезвычайно важен их универсализм: они считали Бога верховным Господом всего мира и всех живущих в нем народов, а не одного племени или одной расы. Если вспомнить о культурном кризисе той эпохи, мы можем понять, что это был естественный ответ на усилившееся влияние космополитизма и на беспрецедентное столкновение с окружающим миром. Верность этому Богу предполагала решительную приверженность справедливости и этическим нормам, что теоретически могли практиковать любые народы земли. Евреев выделяло то, что на их плечи была возложена крайне тяжелая ответственность за выполнение этих заповедей. Принадлежность к избранному народу могла выглядеть как ужасающее бремя.

Вероятно, уже в 770-х годах пророк Амос произнес серию беспощадных слов в адрес соседних языческих народов, которых ожидали ужасы Божьего суда, с чего начинается его книга. Еврейским слушателям это могло понравиться: слова пророка звучали как откровенная пропаганда национализма с обличением всех противников. Но затем Амос произнес подобные обличения и угрозы, обращаясь уже к Иуде и Израилю. Если евреи втаптывают в грязь бедных и несправедливы к угнетенным, они ничем не лучше соседних народов и будут гореть в том же огне гнева. Бог говорит своему народу через Амоса:

...

Изо всех племен земли

только вас Я избрал,

потому и взыщу с вас

за все ваши грехи!

«Потому», а не «несмотря на это». Когда пророки вспоминали о завоевании Ханаана в древности, они никогда не хотели сказать: «И вскоре наши непобедимые легионы таким же образом поступят с покоренными соседями». Скорее они всегда хотели сказать другое: «И если мы вскоре не подчинимся Божьей воле, нас также ждет уничтожение». О связи между владением землей и законом прямо говорит Псалом 104:

...

[Бог] дал им земли других народов,

они наследовали труды этих народов.

Так пусть теперь соблюдают законы Его

и хранят заповеди Его!{352}

Как это понимали пророки, такой этический императив по важности перевешивал культовые предписания; ритуалы имели смысл только в сочетании со страстным стремлением к справедливости и милосердию, особенно по отношению к бедным. Михей утверждал, что Бога не порадуют тысячи принесенных в жертву баранов или быков – или даже принесение в жертву своего сына-первенца{353}. Бог у Амоса яростно говорит своему народу: «Ненавижу, гнушаюсь праздниками вашими, не хочу вдыхать дым ваших праздничных жертв! Приносите Мне всесожжения – а Я ваших жертв не приемлю». Этот отрывок кончается знаменитой фразой, которую часто используют в американской политической риторике и которую цитировал Мартин Лютер Кинг. Вместо фальшивого благочестия, говорит Амос, «пусть лучше рекой потечет правосудие, справедливость – потоком несохнущим». Религия без справедливости, лишенная совести, не просто бесполезна, но кошмарна{354}.

Неверность закону Бога имеет катастрофические последствия. Как считали пророки, Бог часто говорил языком войн и насилия, но именно Бог, а не люди, производит разрушительные действия. Около 720 года Исайя провозгласил, что Бог применит херем ко всем прочим народам и отдаст их на заклание. В эпоху ассирийской экспансии это предупреждение звучало слишком правдоподобно как предсказание о грядущих политических событиях. Позже в главе 63 Книги пророка Исайи появляется один из самых шокирующих образов Библии – Бог в одеяниях, пропитанных кровью убитых врагов, как будто он топтал красный виноград в точиле. Но если Бог и в самом деле воин, то он больше сражается с Израилем, отвергшим его заповеди, чем со внешними врагами из язычников{355}.

Предупреждения о грядущей катастрофе стали еще чаще звучать около 600 года на фоне появления нового агрессивного соседа: Ассирия сошла со сцены, но Вавилон был не менее опасен. Пророк Иеремия предупреждал жителей Иерусалима, чтобы они не полагались на Храм в слепой вере в то, что он каким-то образом защитит их и город. Силом, прежнее святилище Израиля, некогда также было особым святым местом для народа, отмечает Иеремия, но ассирийцы мгновенно его разрушили. По словам Иеремии, Бог в своем гневе объявит войну по правилам херема Израилю. Бог произносит здесь ужасные и величественные слова: «Я… обреку их на ужас и унижение, на вечное опустошение». У Второго Исайи Бог говорит, что он «отдал Иакова на уничтоженье [ херем ], Израиля на поношение отдал». Пророки предвидели последний день гнева и суда, который верующим следует держать перед своими глазами. Этот образ крайне важен для христиан первых веков и для появившейся позднее религии Мухаммеда{356}.

Пророки задавали крайне смелые вопросы. Некоторые из них даже были близки к радикально новому представлению о личной ответственности, что совершенно поразительно для эпохи, когда вина и грех считались коллективными категориями, относящимися к семейству или клану. Нет, говорит пророк, каждый отдельный человек несет всю полноту ответственности за исполнение условий завета с Богом. В Книге пророка Иезекииля Бог смеется над традиционным представлением о том, что ребенок должен страдать за грехи своих предков. Почему, спрашивает Бог, вы повторяете пословицу: «Отцы ели кислый виноград, а зубы разболелись у сыновей»? Все не так. «Все живущие – в Моей власти! И жизнь отца, и жизнь сына – в Моей власти! Кто согрешил – тот и умрет!» Стоит в свете этого отрывка подумать о текстах о завоевании Ханаана, и получается поразительная картина – в частности, здесь уже нет места вечной вражде с амалекитянами. Как это понимает Иезекииль, каждого отдельного амалекитянина следует судить по его делам, а не на основании пороков его древних предков{357}.

Девтерономист(ы): попытка датировки

Легко сделать вывод о том, что эти озарения пророков, эти представления об очистившемся Израиле отражают намеренный отказ от племенного прошлого с его варварством, которое ярче всего представлено в повествованиях Девтерономиста (автора Второзаконнической истории) о завоевании Ханаана. В таком случае Книга Иисуса Навина представляет древний шовинистический милитаризм, который вызывал насмешки Амоса и подобных ему радикалов. У такой точки зрения с ее четкой исторической схемой есть один существенный недостаток: мы не вправе утверждать, что самые кровавые отрывки Писания были созданы гораздо раньше прочих и что последующие поколения переросли отраженные там примитивные склонности людей.

Вернемся к хронологии, о которой мы уже некогда говорили. Если мы вспомним о датах создания разных частей Библии, то можем уверенно датировать Второзаконие VIII–VII веками до н. э., а пространную девтерономистскую историю VI веком. Иными словами, самые кровавые отрывки Библии появились в те же времена, когда великие пророки говорили об универсализме и социальной справедливости. В те же годы была записана вошедшая в Книгу Иисуса Навина история о покорении Ханаана, где особое внимание уделялось уничтожению людей и геноциду. Ее авторы пытались не просто описать захват земли, но хотели рассказать эту историю таким образом, что она удивляет нас своим злом и садизмом. Но к тому времени, как эта книга обрела свою каноническую форму, величайшие пророки все еще действовали или умерли только недавно. Тексты о покорении Ханаана были плодом «осевого времени»{358}.

Если мы примем такую хронологию, мы можем сразу понять, что пророческие тексты не так уж радикально отличаются от исторических и что ценности пророков не столь уж уникальны, но присущи и другим книгам. И фактически в еврейской традиции нет жесткой границы между историей и пророчеством. Книги с историческими повествованиями от Иисуса Навина до Царств называются здесь Ранними Пророками ( Nevi’im Rishonim ), а книги явно пророческого жанра – Поздними Пророками ( Nevi’im Aharonim ). Пророк Самуил – важнейший деятель истории Девтереномиста, и мы помним, что именно Самуил убил царя Агага. Это показывает, что подлинным исполнителем правила херема является не царь Саул, а пророк Самуил. Пророкам Илии и Елисею уделено немало места в двух последующих исторических книгах, которые обычно называют Третьей и Четвертой книгами Царств. Удивительные слова Иезекииля о личной ответственности и о том, что потомки не несут вины за дела отцов, перекликаются с идеями Второзакония и Четвертой книги Царств{359}.

Некоторые библеисты полагают, что общие черты пророков и историков объясняются не только сходством их идеологий, но и пересечениями на личном уровне. Отмечая тесные параллели между Девтереномической историей и учением пророка Иеремии, некоторые полагают, что самим Девтереномистом, то есть последним наиважнейшим редактором текстов, мог быть либо Иеремия, либо кто-то из его близких последователей, например, писец Варух{360}.