Пугачев-победитель. - Михаил Первухин

На первый раз удалось остановить штурмующих, не подпустив их к самим стенам. Разметываемая летевшими на нее снарядами темная масса заколебалась, затопталась на месте, потом кинулась в бегство. На большом пространстве по тому пути, который был пройден при попытке добраться до брешей, лежали сотни истерзанных тел, валялись телеги и разбитые щиты.

Час спустя орда вновь прихлынула, В ее тылу, как бешеные, метались подгонявшие пеших конники. Несмотря на убийственный огонь казанцев, первые ряды пугачевцев добрались до брешей. Только выстрелами картечью в упор удалось их отогнать. Казанцы в первый раз пустили в ход ручные гранаты, чтобы уничтожить отдельные кучки мятежников, которые залегли под самыми стенами Кремля. Вылетевшие из двух кремлевских ворот на рысях казаки с Опонькой и драгуны врезались в большую толпу замешкавшихся пугачевцев, прошлись словно двумя острыми плугами по этому ошалевшему от испуга стаду, изрубили, несколько десятков конников и несколько сот пеших, захватили две полевые пушки и вернулись в город с трофеями и многими пленниками. Взятые в плен пугачевцы единогласно заявили, что наутро, к рассвету готовится третий решительный приступ, для которого Пугачев со всех сторон стягивает свои лучшие отряды.

Ночь казанцы провели в тревоге. Со стен города были видны бесчисленные огни разложенных во вражеском стане костров, а дальше пылало зарево пожаров: там горели помещичьи усадьбы, деревни и села.

Время от времени отдельные толпы мятежников с дикими воплями бросались к Кремлю, но сейчас же разбивались. Было ясно, что делается это исключительно с целью не дать гарнизону отдохнуть.

Вскоре после полуночи по Кремлю прошел торжественный крестный ход, в котором участвовал сам престарелый архиерей. У башни Сумбеки архиерей отслужил молебен о спасении града сего, а потом произнес речь, в которой говорил, что Пугачев — слуга Антихриста, дьявол во плоти, хищный волк, лютый враг державы Российской. Едва кончился крестный ход, как с одной из пугачевских батарей стали сыпаться на Кремль каленые ядра, при помощи которых Курч рассчитывал вызвать пожар. В самом деле — ядра заставляли загораться то одно, то другое здание, но горожанам удалось вовремя справиться с этой опасностью. В три часа ночи ударили общую тревогу: часовые со стен донесли о начавшемся в стане пугачевцев таинственном движении. Все войска были выведены из казарм и расположены на заранее назначенных местах в ожидании генерального штурма.

Прошло еще около часа, и генеральный штурм начался.

Было около четырех часов. На востоке край неба посерел, возвещая близость рассвета. Побледнели, потом сразу словно погасли бесчисленные огни костров на равнине. Разгорелась пушечная стрельба, опять долбя стену в разных местах. Артиллерия «анпиратора» словно нащупывала слабые места в кремлевских стенах.

Когда на небе загорелась алая полоска зари, казанцы увидели, что толпы пугачевцев идут на приступ двумя огромными колоннами; одна — к пробитым у Едигеровской башни и уже заваленным защитниками брешам, а другая — к тому участку стены, где до взятия Казани русскими находились Ордынские ворота, впоследствии заделанные. С самого начала осады пугачевская артиллерия словно не обращала внимания на этот участок укрепления, взятие которого казалось слишком затруднительным по местным условиям, поэтому, считая это место сравнительно безопасным, фон Брандт ограничился размещением там небольшого количества орудий. Охранялся же этот участок ротой пехотного полка и дружиной добровольцев из казанских семинаристов.

Шприхворт и его неразлучный друг натур-философ Иванцов, проспав всего каких-нибудь три или четыре часа в начале ночи, к рассвету снова были на ногах и, привлекаемые любопытством, добрались к бывшим Ордынским воротам до начала штурма.

— А наши — молодцы. Стараются! — одобрил Иванцов кучку семинаристов, которые общими усилиями стащили на колоколенку церкви святого Алексея имевшуюся в их распоряжении маленькую медную пушку и теперь прилаживали ее на верхнем ярусе.

— Пойдем, посмотрим с колокольни, — предложил Шприхворт.

На крыше храма уже разместились до пятидесяти дружинников, по большей части из великовозрастных семинаристов, которыми командовали старенький сержант Измайловского полка Алипатов, казанский старожил, известный охотник. Почти все собравшиеся под его начальством дружинники были заядлыми любителями ружейной охоты. Их вооружение состояло из разнокалиберных охотничьих ружей. Сам Алипатов имел прекрасный английской работы дальнобойный карабин.

— Пусть сунутся к нам сюда пугачики! — говорил Алипатов своему старому знакомцу Иванцову. — Мы их с крыши будем ошпаривать ловко. А на колокольне профессор Фолиантов с пушчонкой сидит. Применяет стратегию то ли Александра Македонского, то ли Юлия Цезаря...

— Да ведь воители древности с огнестрельным орудием знакомы не были! — возразил Иванцов.

— Артиллерия у них все же, говорят, была А потом был еще какой-то Димитрий-царь...

— Отрепьев, что ли?

— Нет, греческий царек какой-то. Полиокретом прозывали. Так тот, говорят, лихо орудовал артиллерией, хотя пушек тогда, конечно, не было...

Побывав на крыше церкви и на колокольне, побеседовав со средних лет латинистом Фолиантовым, которому пришла в голову мысль стащить на колокольню медную пушку, Иванцов и Шприхворт уже спускались на площадь, когда колоколенка задрожала и закачалась, словно пьяная. Грянул оглушительный взрыв, и тот участок кремлевской стены, перед которым стояла церковь, взлетел на воздух. Взрыв поднял вверх массу кирпичей, обломки старых бревен, человеческие тела и осыпал каменным градом Кремль. В стене образовалась огромная брешь. Пан Чеслав Курч сдержал свое слово: взрыв был произведен посланцами Пугачева, проникшими в Кремль вместе с искавшими там спасения горожанами. Мина была заложена Курчем несколько месяцев назад.

Едва стал разбиваться густой дым, поднявшийся над местом взрыва, как вторая колонна пугачевской орды ринулась к пролому.

Взрыв кремлевской стены расстроил весь порядок защиты. Многие орудия были сброшены со своих мест, каменный град причинил казанцам большой урон. Но главное, взрыв своей неожиданностью вызвал смятение среди защитников. Рота солдат, сильно пострадавшая при взрыве и потерявшая всех своих офицеров, рассыпалась по Кремлю, побросав оружие. Беглецы кричали, что пугачевцы ворвались в город и все пропало. И в самом деле первые нестройные вооруженные дубинами и вилами крестьяне втиснулись в пролом. В это время неожиданно для всех заговорила горластая медная пушчонка Фолиантова, осыпая мятежников картечью и производя в рядах нападающих страшное опустошение. В свою очередь и дружинники Алипатова, оправившись от первого испуга, пустили в ход ружья. Стреляли они недружно, без команды, но так как среди них было немало опытных охотников, то их пули не пропадали зря. Первые ворвавшиеся в пролом пугачевцы были истреблены почти поголовно. Нахлынула вторая толпа, но и ее постигла та же участь. Тем временем фон Брандт лично подоспел к опасному месту, туда подвезли несколько пушек и под их прикрытием стали заваливать брешь мешками с песком и фашинами.

Натур-философ Иванцов, увлеченный общим примером, не слушая звавшего его к Кургановым доктора, остался на колокольне св. Алексея. Сначала он помогал доморощенным артиллеристам Фолиантова орудовать пушкой, а потом, когда какой-то молоденький семинарист, без толку суетившийся здесь же с ружьем, был ранен и пополз с колокольни, Иванцов, подобрав брошенное им тяжелое кремневое ружье и вспомнив дни своей молодости, когда сам он лихо охотился на волков, принялся посылать в видневшихся сквозь пролом пугачевцев пулю за пулей.

Его внимание привлекла группа всадников, носившихся перед проломом на отличных конях. Всадники были одеты по-казачьи. Один из них метался перед проломом на великолепном белом жеребце. Это был средних лет человек, смуглый, черноволосый, с одутловатым лицом и с жиденькой бородкой.

— Пугач! Пугач! — кричали семинаристы, указывая в сторону всадника.

Иванцов вскинул свое ружье, взял всадника на мушку и спустил курок.

— Убит! Пугач убит! — пронесся крик.

Пуля Иванцова попала в голову белого жеребца и пронизала его череп. Благородное животное свалилось, как подкошенное. Упал и всадник, но сейчас же вскочил, как кошка, и оказался в седле подведенного ему казаком запасного коня. Они ускакали. Посланный им вслед с гребня стены пушечный снаряд свалил несколько пеших, помогавших Пугачеву усесться на свежего коня, но не причинил вреда «анпиратору». Пугачев, счастливо избегнув опасности, ускакал.

Примолкшая было пугачевская артиллерия снова принялась за работу. Теперь обнаружилось, что за ночь Курч успел сосредоточить против церкви св. Алексея большую часть своей артиллерии, которая занялась тем, что упорно продолжала разрушение городской стены, произведенное взрывом. Снаряды с неумолимой точностью долбили края пролома, разрушая стену, заваливая обломками прилегающую к пролому площадь, снося притащенные защитниками фашины, убивая и калеча людей. Две дальнобойные пушки избрали своей целью ветхий храм. Упавшая на купол бомба взорвалась на крыше, сбила крест и смела нескольких дружинников. Державшийся долго рядом с Иванцовым безусый семинарист удивленно ахнул, выпустил из рук ружье, присел, хватаясь за живот, потом кульком свалился с крыши на двор храма. Что-то толкнуло натур-философа в плечо, и левая рука его бессильно опустилась. «Я ранен», — подумал он. Невольно нащупал дрожащими пальцами левое плечо и почувствовал боль. «Я ранен!, — продолжала стучать испуганная мысль. — Но почему же нет крови? И что я должен делать?»