В шесть вечера в Астории - Зденек Плугарж

Зденек Плугарж

В шесть вечера в «Астории»

Роман

Пролог

Семеро поднимались цепочкой по каменистой тропе. В горах бушевала гроза, и дождевики, накинутые поверх рюкзаков, делали путников похожими на странных горбатых контрабандистов. Шли молча, над головой почти непрерывно грохотало, эхо грома перекатывалось между скалистыми отрогами, словно раскачивалось в исполинской люльке; с трудом распознаешь, где гром, а где — его отзвук. За зубчатым гребнем, замыкающим долину, фиолетово вспыхивало небо. Встретил бы их кто в такую непогоду, удивился бы: вместо того чтобы спешить вниз, в безопасность, под крышу, эти упрямо лезут куда-то в гору, хотя гроза усиливается и густеет мрак в негостеприимной каменной пустыне.

Крчма, шедший впереди, остановился у развилки, чтобы окинуть взглядом следовавшую за ним шестерку бывших своих учеников.

— Будем надеяться, Гонза уже на пути вниз, — проговорил Мариан Навара; он сказал это самым обычным тоном, как о чем-то само собой разумеющемся. Словно хотел разбить тягостный ему пафос этой минуты.

Всего полчаса назад, когда их группа возвращалась из похода в горы, эти несколько человек отстали от других, Крчма вдруг осознал, что еще с обеда, который они съели под открытым небом, не видел Гонзу Гейница. Тот хотел обязательно «сбегать», как он выразился, через Прелом на Брадавицу. И это Гейниц, такой мозгляк, единственный в классе, у кого была четверка по физкультуре! И на экскурсию-то в горы явился в легоньких полуботинках…

Фиолетовый зигзаг молнии оборвал тревожные мысли, оглушительный грохот прокатился по долине, скалы швыряли друг другу эхо, словно мячик. Порыв ветра с дождем взъерошил гибкие ветки стланика.

И снова — в гору! А еще полчаса назад они, оживленно перебивая друг друга, мечтали о славном ужине после трудного похода… «Не верь словам, ни своим, ни чужим, верь только фактам», — подумалось вдруг Крчме: все шестеро запротестовали против его намерения одному выйти навстречу Гейницу.

— Вы просто шайка ослушников, гроза в горах — это вам не шутка!

— А вы уже не имеете права приказывать нам, вы уже не наш классный руководитель! — усмехнулся ему в лицо здоровяк Пирк.

В глубине души Крчма гордился этими шестью бывшими своими подопечными: ни один из них не предпочел отдых в тепле туристской базы, где им предстояло заночевать. И в этой атмосфере внезапно вспыхнувшей, несколько истерически-отважной самоотверженности больше всего нужен был ему именно Пирк с его немного грубоватой крестьянской надежностью.

Шагали как заведенные. Дождь припустил, старенькое пальтишко Пирка пропиталось водой как губка, на плечах Миши темнели пятна сырости. Смеркалось; напрасно Крчма освещал фонариком дорогу в местах, где тропа выпрямлялась: о Гейнице ни слуху ни духу.

На повороте конус света нечаянно высветил лицо Ивонны. Во всем виновата она, эта сумасбродная девчонка! Самая красивая в классе — за три года, что прошли после их выпуска, Ивонна расцвела ослепительной женской красотой. И очень быстро приручила кое-кого из своих бывших одноклассников: ее давний неудачливый поклонник Гонза Гейниц тащил сегодня рюкзак Ивонны, небрежно перекинув лямки через одно плечо, вроде это ему пустяк. А незадолго до обеденного привала и произошел тот мелкий инцидент, который стал крылатой причиной куда более крупных последствий. Гейниц споткнулся, рюкзак Ивонны сполз с его узкого плеча, покатился с крутого склона и остановился лишь, упершись в большой валун.

— Вот растяпа, — добродушно бросила Ивонна. — Тебе бы портфельчик носить с бутербродом да с сатиновыми нарукавниками…

Это было жестоко со стороны Ивонны, но деликатность не относится к числу добродетелей красавиц, устремившихся к карьере кинозвезд.

Бухгалтер Гейниц тогда побледнел, стал серым, как татранский снег в конце лета, его тонкие губы задрожали. Крчма сказал что-то в его защиту, но сразу же и забыл от волнения, хотя эти его слова должны были несколько сбить спесь с Ивонны. Но Гейниц, казалось, еще сильнее осунулся; в смятении принялся он протирать очки, а с ними и глаза, до той минуты восхищенно и потерянно устремленные на недоступный кумир, отвернулся к безучастным татранским вершинам. Как знать, быть может, именно в эту минуту и проклюнулась в нем оскорбленно-мстительная мысль: ну, покажу я тебе, каков этот всеми презираемый, этот униженный слабак, эта цифирная душа Гейниц! Выше, выше, от дождя озябли руки, промокла одежда, и — после дневного похода — все тяжелее ноги; наконец в голубоватом взблеске молнии выступили из тумана очертания Збойницкой хаты. Туристская хижина — это было спасение; образ чашки горячего чаю, витавший перед ними всю дорогу — хотя никто об этом и не заикнулся, — обрел реальность.

— Может, этот шалый уже здесь и преспокойно уплетает свинину с капустой. — Ивонна отвела со лба волосы, промокшие даже под капюшоном.

Пирк дернул ручку двери, и лицо у него вытянулось. Подергал еще. Холодно и пусто — в промежутках тишины между раскатами грома слышался только плеск воды, льющейся из водосточной трубы. Посветили через окно: остывшая плита, на стене несколько сковородок, в углу — забытый детский мяч; все мертво.

Разочарованные, с трудом проглотили слюну — и тут, разом, все поняли, хотя никто этого не высказал: а с Гейницем-то, пожалуй, что-то серьезное…

— Гонза-а-а! — крикнул Камилл.

Все хором подхватили зов, даже девушки своими тонкими голосами. Молния озарила тучи, скалы не успели еще отразить эхо грома, как его покрыл новый оглушительный удар. Что это, гроза возвращается?

Мишь прижалась спиной к деревянной стене хижины, под карнизом, чтобы как-то укрыться от припустившего дождя. Устало закрыла глаза; от всей ее покорно поникшей фигурки исходила безмолвная мольба: хоть глоточек чего-нибудь горячего!

— Проклятый мальчишка. Вы, девочки, подождите здесь, а мы пойдем дальше. Незачем мокнуть всем!

— Нам будет страшно в такую грозу! — пискнула Руженка.

Крчма смекнул, в чем дело: конечно, вокруг высокие горы, но прихоть молний непредсказуема — что, если ударит в хижину? Попытался осветить туман над крышей: есть ли громоотвод? Ничего не разглядел. Да если и есть, разве это стопроцентная гарантия? Поэтому он не стал возражать, когда Ивонна категорически заявила:

— Мы с вами.

Снова в тяжелый путь, в черную неизвестность, под тучами и дождем. Опять ослепила молния, и сейчас же от невероятной силы грома дрогнула под ногами скала. И, словно это было сигналом, дождь превратился в ливень. Крчма чувствовал спиной, что уже и рубашка у него мокрая; из своих рыжих моржовых усов он отжимал воду.

— Гонза! Гонза-а-а!! — кричали в промежутках между ударами грома.

Безмолвный отклик — плеск воды — все сильнее угнетал душу. Крчма с помощью фонарика отыскивал «штайманы»[1]— пирамидки камней, наваленных на заметных валунах. Ориентиры, обозначающие дорогу к Прелому. Но как быть, если они и доберутся до этой крутой седловины, а Гейница и там нет? Крчма не находил ответа на этот вопрос.

Он вдруг поймал себя на том, что эта спасательная экспедиция ему, в сущности, по нраву: человеку широкой души следует и в пожилом возрасте сохранять в какой-то степени романтичность. Страсть к приключениям отдаляет наступление душевной вялости. Впрочем, в каждодневной жизни люди все больше рассчитывают на механических помощников, вместо собственных ног научились пользоваться автомобилями и вряд ли когда расходуют столько энергии, чтоб хорошенько утомиться. А за атрофией икроножных мышц неизбежно следует атрофия самодисциплины и восприятия…

Тр-р-рах! Молния ударила в скалу в двухстах шагах впереди. Руженка ойкнула и села прямо на землю. Перед глазами Крчмы будто осталось ее как бы пульсирующее в шоке лицо с ослепшими глазами. И тотчас новая молния — и где-то слева, во мгле, рухнула со склона лавина камней, только слышалось, как стукаются камни о камни; две секунды тишины — и опять грохот камней, катящихся по склону…

— Так дальше нельзя! — закричал Крчма, в грохоте грома никто его не слышал. — Костер! Надо найти место для костра!

Судьба им улыбнулась: в полусотне шагов оказалось какое-то подобие укрытия под нависшей скалой — там могли поместиться три-четыре человека.

— Камилл! Останешься с девчатами, — Крчма силился перекричать непрестанный грохот грома и плеск ливня. — Не бойтесь, мы за вами вернемся, найдем Гейница или нет! Перед ним выросла Ивонна:

— А вы нам не приказы…

Влепил ей пощечину. При вспышке молнии разглядел ее миндалевидные, широко раскрытые в изумлении глаза; девушка растерянно потрогала свою щеку, но не произнесла больше не звука.

— Пригляди за девчонками, Камилл, как бы не простудились! Надо двигаться, делайте гимнастику — не хватало еще, чтоб сразу трое свалились с воспалением легких! И ни при каких — понял? — ни при каких обстоятельствах не удаляйтесь отсюда хотя бы на десяток шагов, пока мы не вернемся, — не то не завидую тебе! Пока!