Расколотое небо - Криста Вольф

Christa Wolf: Der geteilte Himmel (1964)

Предисловие

Содержание романа «Расколотое небо» немецкой писательницы Кристы Вольф (родилась в 1929 году) не сводится к рассказанной в нем истории любви Риты Зейдель и талантливого молодого ученого — химика Манфреда Герфурта, любви взыскательной, несчастной, чуть было не приведшей Риту к гибели. За личной драмой Риты, ее конфликтом с возлюбленным стояли более широкие конфликты времени, не только далеко выходящие за пределы личных отношений, но во многом их определяющие. Они — эти конфликты времени — навеки разъединили Риту и Манфреда и привели их в разные социальные миры. Столкнувшись с непростыми требованиями жизни, каждый из героев романа должен был сделать выбор — важный и решающий для их личных отношений и для всего их будущего. И они этот выбор сделали, каждый, разумеется, по-своему. Манфред покинул родную страну и сбежал из молодого государства, в сложных и своеобразных условиях строящего новое социалистическое общество, сбежал туда, куда его влекло внутреннее существо его натуры — во «фронтовой город», эти врата в западный мир. Рита, превозмогая огромную душевную боль, причиненную разрывом с любимым человеком, осталась там, где была ее родина, где работали люди, чьи надежды, невзгоды, счастье и взгляды на жизнь были ее взглядами, надеждами, счастьем, где она ощущала твердую поддержку товарищей. Под беспрерывный злобный вой пропагандистов западного мира, стойко и мужественно отражая многочисленные провокации и прямые угрозы остервенелых реваншистов, строят трудящиеся Германской Демократической Республики социализм, опираясь на могучую поддержку всего социалистического лагеря. В деяниях миллионов, в процессе исторического творчества народа, рождается новое его самосознание, меняющее духовный мир рядовых тружеников социализма, позволяющее критически переоценить прошлое, тягостное и безотрадное, с грузом которого нельзя идти в будущее.

Рита — дитя нового мира, родившегося на развалинах гитлеровского рейха. С детства дышала она воздухом свободы, воздухом социализма, и то общественное умонастроение, которое ныне повсеместно утверждается в массах трудящихся Германской Демократической Республики, стало для нее кровным, естественным, органическим. Она не отделяет себя от мира, в котором живет, и не может себя от него отделить. В трудный, роковой час постигшего ее испытания она меряет свою маленькую жизнь, свою судьбу высокой мерой любви к родине, неразрывностью уз, соединяющих ее с родной землей и людьми, что живут и трудятся на этой земле.

Без упрощений, во всей сложности изображает писательница процесс становления нового самосознания в народе. Она не скрывает тех трудностей, с которыми протекает строительство социализма в молодой республике. Введя свою героиню — в недавнем прошлом скромную провинциальную девушку — в повседневную заводскую жизнь, писательница показывает, как расширяется ее кругозор, как учится она понимать людей, по-разному относящихся к трудовому долгу, к тому общему делу, которым живет весь народ. Она видит тех, кто, подобно Рудольфу Метернагелю и Венланду, самоотверженно преодолевает трудности, встающие на пути строительства социализма, и тех, кто, как Мангольд или Руди Швабе, своей приверженностью к окостенелым формулам тормозит развитие живой мысли, живого творчества. Она видит людей с разными общественными взглядами, таких, как рабочий Хорст Рудольф, хлопочущий только о своих узких интересах, и таких, как Герберт Куль, в трудовом деянии искупающих свое тяжкое прошлое.

Она разгадывает и своего жениха Манфреда, ненавидящего собственную эгоистичную мещанскую семью, но не сумевшего вырваться из-под власти дешевого мещанского скептицизма и того опустошающего безверия, которое охватило часть немецкой молодежи, пережившей разгром гитлеровской Германии. Он, одаренный ученый, не хочет бороться за свои научные идеи и отгораживается от нового общества, его запросов системой фраз, призванных скрыть его внутреннее одиночество, его потребительское отношение к жизни. Судьба Манфреда по-своему закономерна, и закономерен его путь к тому решению, которое ознаменовало его окончательный крах и обнаружило его внутреннюю враждебность миру социализма. Образ Манфреда написан убедительно, и потому столь убедительно в романе изображено и нравственное превосходство Риты.

В целом роман Кристы Вольф, отличающийся тонкостью психологического анализа, гибкостью художественной формы, дает читателю широкое представление о тех процессах, которые происходят в жизни Германской Демократической Республики. Проникнутый твердой верой в будущее, он стал одним из наиболее заметных произведений в немецкой литературе социалистического реализма последнего времени.

В. Сучков

Криста Вольф

Расколотое небо

Лето в тот год было прохладное и дождливое, а теперь, на пороге осени, город утопал в знойном мареве и дышал как-то особенно бурно. Дыхание густыми клубами вырывалось у него из сотен заводских труб и, обессилев, повисало в чистом небе. Люди, давно привыкшие к задымленному небу, вдруг стали его ощущать как нечто непривычное и тягостное, да и вообще старались поначалу свалить свою внезапную тревогу на самые отвлеченные предметы. Воздух давил их, вода, эта проклятая вода, испокон веку вонявшая химией, казалась горькой на вкус. Только земля еще носила их и будет носить до последнего часа.

Итак, мы вернулись к повседневной работе, которую ненадолго прервали, чтобы прислушаться к спокойному голосу громкоговорителя, или, скорее, к беззвучным голосам надвинувшихся угроз, ибо каждая из них несет смерть в такие времена. На этот раз угрозы удалось Отвратить. На город упала было тень, теперь же он снова отогрелся и ожил, снова рождал и хоронил, дарил жизнь и поглощал жизни, изо дня в день.

Итак, возобновим прерванные разговоры о свадьбе, о том, справлять ли ее на рождество или отложить до весны, о новых зимних пальтишках для ребят, о болезни жены и о том, что на заводе новый директор. Кто бы подумал, что все это может быть так важно?

Мы опять приучаемся спать спокойно. Мы живем полной жизнью, как будто ее, этой удивительной жизненной силы, у нас избыток, как будто конца ей быть не может.

В эти последние августовские дни 1961 года в тесной больничной палате на окраине города приходит в себя юная девушка, Рита Зейдель. Она не спала, она была в обмороке. Открыв глаза, она видит, что уже вечер и что чистая белая стена, куда прежде всего падает ее взгляд, стала почти совсем серой. Хотя Рита здесь впервые, она сразу же вспоминает, что с ней было и сегодня и перед этим. Она была очень далеко. У нее еще сохранилось смутное ощущение каких-то далей и глубин. Но вот она вынырнула из беспросветного мрака, и снова перед ней ограниченный скупыми пределами свет. Да, город. Еще уже: завод, сборочный цех. Та точка на рельсах, где я упала. Значит, кто-то успел остановить оба вагона, ведь они справа и слева катили на меня, прямо на меня. Больше я не помню ничего.

К постели подходит медицинская сестра, она заметила, что девушка очнулась и обводит палату на удивление безразличным взглядом. Сестра окликает ее негромко и ласково.

— Вот вы и поправились, — веселым тоном говорит она.

Рита молча поворачивается к стене и начинает плакать, плачет не переставая всю ночь напролет, и когда утром к ней входит врач, она не в состоянии произнести ни слова.

Но врач и не собирается ее о чем-то спрашивать, он и так может все прочитать в истории болезни. Пострадавшая Рита Зейдель — студентка, во время каникул работает на заводе. Она ко многому не привыкла — например, к духоте в вагонах, только что вышедших из сушилки. Вообще-то запрещается работать в сильно нагретых вагонах, но что будешь делать, когда работа не ждет. И ящик с инструментом весит килограммов тридцать пять, а она тащила эту тяжесть до самых путей, где как раз маневрировали вагоны, и тут упала прямо на рельсы. Ничего удивительного — такая тростинка. А теперь вот ревет, это тоже вполне понятно.

— Шоковая реакция, — говорит врач и прописывает успокаивающие уколы.

Но дни идут, а Рита все так же не выносит, когда с ней заговаривают, и врач начинает теряться. Ему очень хочется расправиться с молодчиком, который довел эту хорошенькую и легко ранимую девушку до такого состояния. Он не сомневается, что только любовь могла так потрясти юное существо.

Из деревни вызвали мать Риты, но она беспомощна перед непонятным ей горем дочери и ничего не может объяснить.

— Это все от учения, — говорит она. — Я знала, оно ей не под силу. Мужчина? Навряд ли. Прежний, ученый-химик, полгода как уехал.

— Уехал? — переспрашивает врач.