Пугачев-победитель. - Михаил Первухин

Слабая улыбка мелькнула на устах Петра Ивановича.

— Чего ты? — спросил старый князь.

— Анемподист докладывал тебе, отец, что Юрочка Лихачев сманил с собой нашу Ксюшу?

Князь небрежно махнул рукой:

— На здоровье. Все равно, крепостные расползлись...

— Представь себе, Ксюшка уже начинает делаться настоящей амазонкой. Нет, право! Они уже выучили ее палить из пистолета и из карабина. Обучают рубить саблей. Ничего идет. Сегодня она на моих глазах несколько насевших на Лихачева пугачевцев разогнала, двоих зарубила... Юрочка ею увлечен. Он уже говорил со мной насчет ее выкупа.

— Какие теперь выкупы?! — болезненно поморщился князь. — Может быть, завтра и мы сами рабами у всякой степной сволочи станем. Пускай берет свою Ксюшку. Я хоть сейчас ей вольную напишу.

Они замолчали. Петр Иванович полулежал в кресле, думая о своем. Потом спросил у отца, как здоровье Агаты. Лицо старого князя потемнело.

— Шприхворт отчаивается. Одна надежда на милость божью. Прошлой ночью ей было совсем плохо...

В это время появился Иванцов и засыпал Петра Ивановича вопросами. Он ужасался и вновь жадно расспрашивал, поминутно перебивая повествование князя восклицаниями:

— Но как же это так? Сплоховали, что ли? А у нас тут уже говорят, что все погубила измена. Будто какой-то батальон целиком перешел на сторону Емельки, перебив всех своих офицеров, и обратил оружие против своих.

— Этого не было, то есть не было перехода целого батальона на сторону пугачевцев, но многие, бежавшие из Свиньина, утверждают, что все солдаты, захваченные пугачевцами, согласились присягнуть ему. Да ведь так и раньше бывало. Даже гренадеры московского полка бригадира Карра от присяги Емельке не уклонились. Чему же удивляться?

— Кроме того, говорят, появилась какая-то доморощенная Жанна д’Арк, которая, будто бы прорвавшись сквозь подходивших к Свиньину мятежников с риском для собственной жизни, предупредила Павла Сергеевича Потемкина о готовящемся нападении, а потом приняла участие в сражении и проявила чудеса храбрости.

Петр Иванович рассмеялся:

— Это наша-то Ксюшка, которую сманил Юрочка Лихачев, попадает в спасительницы армии? Все это вздор, Михаил Михайлович, но Ксюшка, бывшая наша золотошвейка, действительно партизанствует, и очень недурно.

— Простая деревенская девка?

— Наша крепостная. Отец хочет дать ей вольную...

— Жаль-жаль! — покачал головой натур-философ. — Впрочем, ведь и французская героиня была не из дворянок, а простая пастушка из Дом-Рэми. Будучи во Франции, я имел удовольствие посетить сие место. Однако, полагаю, что у французских женщин иной характер, наши едва ли способны на столь героические действия. Но, между прочим, здесь уже поговаривают о необходимости создания дамского батальона, который примет участие в защите Казани от поганца Емельки и его оборванцев. Некоторые дамы уже записываются.

— Готов биться о заклад, — вмешался старый князь, — что эта затея пришла в голову Курловской Анне Игнатьевне!

— Изволили угадать, ваше сиятельство. Анна Игнатьевна уже успела представиться в полном вооружении генералу фон Брандту.

— Что же?! Ей это, пожалуй, к лицу... Драчунья она! Даже с мужем разошлась из-за рукоприкладства, то есть, собственно говоря, не она с ним рассталась, а он от нее сбежал. Ведь она его форменным образом била.

— Ну, затею с женской дружиной я бы не одобрил, — задумчиво вымолвил Петр Иванович. — Не это нужно... А если Анна Игнатьевна сможет, пусть берется и за ружье. Такое время...

— История нас учит, — наставительно произнес натур-философ, — что во, дни междоусобных распрей или великих войн и женщины способны приходить в весьма воинственное настроение. Когда польский король Стефан Баторий осадил Псков, многие псковитянки приняли весьма ревностное участие в защите родного города.

Полчаса спустя к беседовавшим присоединился Шприхворт, который приехал к больной княжне Агате Он сообщил, что пугачевцы, задержавшиеся в Свиньине после разгрома отряда Потемкина, по какой-то еще неизвестной причине собрались и ушли из Свиньина на восток. Ушли так поспешно, что даже не все отнятые у Потемкина пушки увезли с собой и не всех пленных увели. Человек до полутораста солдат, прятавшихся по огородам и погребам, после ухода пугачевцев вышли из своих убежищ, откопали два орудия из-под обломков колокольни и пришли в Казань. По их словам, в Свиньине осталось еще три совершенно испорченные пушки. Значит, пугачевцы захватили только двенадцать орудий, да и на эти у них зарядов очень мало.

— Ну, радоваться особенно нечему, — сказал Петр Иванович. — У них и своя артиллерия уже достаточно сильна. Десятью или двенадцатью пушками больше — разница не столь велика. А вот ежели они отступили, то это, конечно, нам сильно на руку. Авось начальство воспользуется этим временем и успеет сделать, что надо, для защиты Казани.

К вечеру уже успевший отоспаться и прийти в себя молодой князь Курганов отправился на поиски Левшина и Лихачева. Лихачева он не нашел, но с Левшиным встретился у подъезда губернаторского дома. Ротмистр шел в местные драгунские казармы к своим гусарам, которые временно там разместились, и предложил Петру Ивановичу сопровождать его. По пути князь изложил Левшину свое желание поступить в левшинский отряд.

— Взять — возьму, — ответил Левшин, — но помни, князь, дело не шуточное. Это не в бирюльки играть. Я на тебя буду смотреть решительно так же, как на любого другого рядового. Даже больше, на первых порах, извини, ты для меня ниже того же Митрохина, не говоря уже о Сорокине

— Ничего! Я понимаю. Наконец, если Лихачев мог быть тебе полезным...

— С Лихачевым мне-таки пришлось порядочно потрудиться, — признался Левшин. — Я не сумел сразу относиться к нему надлежащим образом, потому что не верил в твердость его намерений и думал, что это ему скоро надоест и он от меня отстанет. Но теперь из него действительно начинает, делаться порядочный партизан, и мне было бы жалко с ним расстаться. Но ты новый человек. Я к тебе по долгу совести буду должен применить все правила, выработанные опытом с тем же Лихачевым. Смотри сам, идти или нет.

— Иду!

— Выдержишь ли?

— Клянусь тебе, что выдержу!

— Еще раз, смотри, говорю! Может статься и так, что пребывание в моем отряде станет для тебя невыносимым, но покинуть его не будет возможности.

— Не маленький, понимаю...

— Понимаешь ли, голубчик? Вот, послушай, в каких передрягах приходится бывать нам, партизанам. Три недели назад, после одной стычки у нас на руках оказались двое раненых, а нам приходилось утекать. Раненые стесняли. Ну, и вот мы, было, решили прикончить их. Понимаешь? Своих же собственных товарищей.

— Не может быть!

— В партизанской войне все может быть, голубчик!

— И вы их... убили?

— К счастью, нет. Совершенно случайно нашлась возможность сдать их на руки к верным людям. Но ведь это было счастливой случайностью, а могло выйти иначе...

Петр Иванович сцепил зубы, потом вымолвил решительно:

— Назвался груздем — полезай в кузов. Я твердо решил, а там будь, что будет. Я твой, на жизнь и на смерть!

— На жизнь и на смерть! — подтвердил Левшин.

Они добрались до драгунской казармы, где у ворот их встретил вахмистр Сорокин, с околачивавшимися на улице в свободный час земляками-драгунами. Вот тебе, Сорокин, новый рекрут — пошутил Левшин, кивая в сторону Петра Ивановича. — Придется его здорово вымуштровать.

— Ничего, вымуштруем! — весело откликнулся вахмистр. — Через мои руки, вашбродь, сколько барчуков прошло, и все в люди вышли.

— Кстати, — обратился Левшин к князю, — ты уж извини, голубчик, для тебя у нас в отряде место есть, а для твоего Фильки нету!

— Буду обходиться и без Фильки!

— Лихачеву я тоже поставил условие. Ксюшку пусть берет. Хотя мне это и не очень нравится, но она нам может пригодиться, как разведчица, девка и туда пролезет, куда нашему брату хода нет. А вот своего дядьку в отряд да еще какого-нибудь из слуг — дудки, не до них будет...

— А Петька-казачок? — поинтересовался Курганов.

— Петька — ловкий парнишка! — вмешался Сорокин. — Шустрый больно. Нам очень подходит. Кабы можно было побольше таких парнишек верных подобрать, вовсе доброе дело было бы.

Левшин подтвердил, что Петька, любимый казачок Лихачева, в самом деле приносит партизанскому отряду большую пользу, но в подробности не стал входить. Да и Курганову было не до расспросов, отряд Левшина рассчитывал покинуть Казань на рассвете, и таким образом для сборов у Петра Ивановича оставалось всего несколько часов. О том же, чтобы отряду задержаться в Казани, не могло быть и речи: со дня на день полчища Пугачева могли подступить к городу, обложить его, и тогда выбираться из Казани было бы уже трудно. Оставаться же в осажденном городе Левшин не желал.

— Гарнизон здесь достаточно силен, — сказал он. — Мой отряд в несколько десятков человек, конечно, мог бы принести и здесь некоторую пользу в случае осады, но гораздо большую пользу мы принесем, действуя по-своему, в тылу у мятежников, как самостоятельные партизаны. Имею на сей счет точные инструкции от Михельсона.