Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

меня диплом с отличием. Ради чего я учился? В России я ещё трудился на Путиловском заводе. А два года назад поменял профессию и стал революционером. А сейчас мне нужно зарабатывать и содержать двоих детей.

— Василий Фёдорович, делай то, что считаешь нужным. Я тебе в этом не советчик. Но свои записки всё же напечатай. И тебе сразу станет легче.

— Я это когда-нибудь обязательно сделаю. А сейчас хочу начать работать. Говорят, на севере Италии я быстрее решу этот вопрос.

— К сожалению, в этой сфере деятельности у меня нет полезных знакомств, — вздохнул Горький.

— Вы и Мария Фёдоровна мне уже и так очень помогли. Но всегда приходит момент, когда нужно сделать шаг.

— Мы тебе устроим весёлые проводы, Василий Фёдорович.

Они обнялись и вернулись в гостиную.

Рутенберг собрался быстро. Накануне отъезда он расплатился со священником местного прихода за комнату. Мария Фёдоровна распорядилась накрыть стол и купила в посёлке в магазинчике у винодела хорошего вина «Капри».

— Василий Фёдорович, всегда помни, что выгравировано на кольце царя Соломона, — сказал Горький.

— Я это никогда не забуду, Алексей Максимович. Конечно, всё проходит. Только нужно набраться терпения и что-то делать.

— Это правильно. За тебя, дорогой друг.

Все выпили, а Леонид Николаевич иронично произнёс:

— Василий, в твоём лице я потерял надёжного собутыльника и свидетеля революционных бурь.

— Я свою роль уже сыграл. Если я вернусь в Россию, меня ждёт виселица или каторга. Как говорится, «Мавр сделал своё дело, мавр может уйти».

— А знаете, откуда эта фраза? — спросил Горький.

— Это из драмы Фридриха Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе». Её произносит мавр, оказавшийся ненужным после того, как помог графу Фиеско поднять восстание против диктатора Генуи.

— Василий, ты же в Геную как раз и плывёшь, — засмеялась Мария Фёдоровна. — Прошу тебя, не поднимай там восстание.

— Для этого нужны деньги. Много денег. Поэтому я пока что буду просто зарабатывать.

— Верно, Василий Фёдорович, — поддержал его Горький. — Кроме того, революции в Европе давно уже прошли. Это Россия несколько задержалась.

Потом они погрузились в две повозки и поехали на пристань. Ветер с Тирренского моря крепчал и гнал волны. Бухтя паровыми машинами, причалило судёнышко. Рутенберг тепло попрощался с «двоюродной сестрой», Горьким и Андреевым и поднялся на борт. С кормы он ещё долго смотрел на них, машущих ему вслед. И на островок, подаривший ему несколько месяцев покоя и красоты.

Генуя

1

Вечером по пути из Неаполя в Геную корабль зашёл в Ольбию. На берег Сардинии

спустилось десятка полтора курортников и поднялось на борт несколько пассажиров. Рутенберг стоял на палубе и смотрел на суету причала и прислушивался к возгласам темпераментных и горячих итальянцев. Несколько часов до этого он читал купленную в Неаполе перед посадкой газету, чтобы улучшить свой итальянский. Теперь, когда стало жизненно неизбежным устроиться на работу, он сознавал необходимость владения языком. Тепло второй половины мая обещало жаркое лето, и он с удовольствием вдыхал напоенный морской влагой и прохладой воздух. Когда корабль отчалил, вышел из бухты и развернулся на север, он пошёл к своей скамье на носу корабля и убаюканный мерным плеском волн за бортом погрузился в блаженный умиротворяющий сон.

Часов в восемь его разбудил приветственный гудок проходящего мимо судна. Рутенберг поднялся со скамьи и прошёлся по палубе, чтобы размяться после сна. Захотелось есть. Он направился в ресторан и заказал лазанью, печенье и кофе. С аппетитом поел, расплатился с официантом и вышел на палубу. Море распростёрлось вокруг на все четыре стороны, и лишь смутные очертания по правому борту говорили о приближении земли. Через три часа поднимающаяся на зелёные холмы Генуя открылась всей своей широкой панорамой, и вскоре корабль, уверенно маневрируя, вошёл в порт и причалил к одному из многочисленных пристаней.

На пирсе пассажиров уже ждали выстроившиеся вдоль борта экипажи. Он взял из камеры хранения чемодан и саквояж и спустился по трапу. Город был недалеко от причала, и он решил пройтись пешком. Рутенберг ещё не знал, куда двигаться и ему следовало ещё засветло сориентироваться и найти дешёвое жильё.

Вскоре он увидел кафетерий со столиками на тротуаре и вспомнил, что с утра ничего не ел. Цены и меню его устроили, и он заказал овощной салат, пасту с пармезаном и капучино. Он готов был уже подняться и уйти, когда услышал русскую речь. За соседним столом присели двое, не прерывая беседу. Они говорили о какой-то статье в «Русской газете» и Рутенберг услышал имя её автора Льва Троцкого.

— Извините, товарищи, я невольно стал свидетелем вашей беседы, — произнёс он во время короткой паузы в разговоре.

— Смотри, Фёдор, наш соотечественник, — сказал один из них, с нескрываемым любопытством рассматривая Рутенберга. — Как ты здесь оказался? — спросил он, обратив внимание на вещи незнакомца.

— Сегодня приплыл из Неаполя, — сообщил Рутенберг. — Я рад нашей встрече. Мне крайне необходим ваш совет.

— Давайте вначале познакомимся, — резонно заметил молчавший до сих пор. — Меня зовут Фёдор Тихонович. А моего друга — Сергей Владимирович.

— Очень приятно.