Поэмы - Алишер Навои

ГЛАВА XXXIX

ОСАДА КРЕПОСТИ АРМЕН

Новая попытка вынудить Михин-Бану к согласию.

Достойный ответ. Ревность и ярость Хосрова.

Начало осады

ГЛАВА XL

ПЛЕНЕНИЕ ФАРХАДА

Фархад побивает иранцев камнями.

Коварный план. Мнимый меджнун. Отравленная роза. Засада.

Пленение. Горе Шапура

Что крепость небосвода? Лучше тыСкажи о ней: твердыня красоты!

Когда к осаде приступил Хосров,Он вырыть приказал огромный ров

И круглый вал насыпать земляной,Чтоб с тылу оградить себя стеной…

А в это время в крепости армянБил день и ночь тревоги барабан,

Дозорных крик не умолкал всю ночь,И глаз никто там не смыкал всю ночь,

И, факелами вся озарена,Пылала, как жаровня, их стена…

Десятый день в осаде жил народ,Не отпирая ни на миг ворот.

Но к их стене вплотную подойти,Людей своих на приступ повести

Хосров не мог: на тысячу локтейФархад камнями побивал людей.

Метнет — разбита вражья голова.Но он пробил бы даже череп льва.

Что — головы? Попал бы он равноИ в маковое малое зерно!

Несчетно камни он заготовлял,Врагов несчетно ими истреблял…

Но если спросишь: как же тот, кто самПривержен был к страданьям и слезам;

Кто каждому несчастному был радПомочь и обласкать его, как брат;

Кто с каждым бедняком сердечен был,Великодушен, человечен был;

Кто, возмущен насильем, гнетом, злом,Теперь убийство сделал ремеслом? —

То мы напомним: проливая кровь,Он воевал за верность и любовь.

И ужас наводил на тех людей,Которых на злодейство вел злодей.

Фархад же человеком был — и онСамозащиты признавал закон.

Да, положенье было таково:Иль он Хосрова, иль Хосров — его!

Любя Ширин, ее народ любя,Он поступал, как муж, врагов губя…

А шах Хосров, злодей эпохи той,Весь мир топча губительной пятой,

Бездействовал угрюмо день и ночь,Все о Фархаде думал день и ночь;

Как обезвредить, как его убрать,Чтоб двинуть, наконец, на приступ рать?

С Бузург-Умидом ночи он сидел:Как быть, где средство к улучшенью дел?

Что ни решат — все тайна. А к утру —Молва кочует от шатра к шатру.

И гневный шах, качая головой,Не мог с безликой справиться молвой…

Но вот один бесчестный негодяй,Хитрец и плут, известный негодяй,

Кто дьяволу пришелся б двойником,Нет, — дьявол был его учеником! —

Перебежал к Хосрову. Денег тьмуШах посулил предателю тому.

А подлый плут решил награду взятьИ хитростью живым Фархада взять.

Он так сказал: «Я чувств его лишу,Но дать людей в засаду мне прошу…»

Коварный шах ему, что нужно, дал,Сто человек в броне кольчужной дал.

Обходной тропкой двинулся хитрец, —Помешанным прикинулся хитрец.

Сорвал он розу, снадобье добыл —И розу этим зельем окропил.

Он брел нетвердым шагом, так стеня,Что каждый стон был языком огня.

Безумцем притворясь, он громко пелО той, по ком он якобы скорбел.

И так притворщик гнусный скорбен был,Так жалок, так искусно сгорблен был,

Что лишь услышал песнь его ФархадИ лишь на нем остановил свой взгляд,

Он сразу вспыхнул жалости огнем,И сердце больно закипело в нем.

Сказал он: «Кто ты? В чем твоя беда?С какой ты улицы пришел сюда?

И кто она, светлейшая из лун,Тебя ума лишившая, меджнун?

В меня любовь вонзила скорби меч, —Как удалось ей грудь твою рассечь?

Несправедливым небом я казнен, —Зачем же твой столь безнадежен стон?

Меня в огонь разлуки бросил рок, —Ужель он и тебя огню обрек?..»

Хитрец, найдя доверия базар,Раскинул лицемерия товар:

«Подвижников любви пророк и шах!Мы на твоем пути — песок и прах.

Я имярек — скорбящий человек,Пришелец я из края имярек.

Вела меня сквозь бедствия судьба,Забросила впоследствии судьба

Меня сюда и покарала вновь,Страдальческую присудив любовь.

Я разлучен был с милой. Но пока,Хотя б тайком, хотя б издалека

Я мог послать ей вздох иль нежный взгляд, —Был и таким я кратким встречам рад.

Хосров (будь проклят он! Да ниспошлетЕму скорей возмездье небосвод!),

Когда пришел и город обложил,Меня последней радости лишил:

Там, в крепости армянской, запертаСо всеми горожанами и та —

Улыбчивая роза, мой кумир,Нет, солнце, озарявшее мне мир!

Я тут чужой, я неизвестен тут, —Мне в крепости укрыться не дают,

Слыву безумцем, и меня народКамнями прогоняет от ворот.

Отверженный, в пустыне я брожу, —Сочувствия ни в ком не нахожу.

О горе, горе! Страшен мой недуг!О, если б хоть один нашелся друг!..

Но ты, кто сам живя в цепях любви,Слывешь проводником в степях любви,

Ты, шах всех униженных на земле,Престол свой утвердивший на скале,

Поверить этой повести изволь —И состраданьем облегчи мне боль!..»

Весь вымышлен с начала до конца —Фархада взволновал рассказ лжеца.

Ему казалось — самому себеВнимает он, внемля чужой судьбе.

И так его разжалобил рассказ,Что слезы градом полились из глаз,

И он издал, как пламя, жгучий стонИ наземь рухнул, горем потрясен…

Обманщик из-под рубища извлекОтравленный снотворный свой цветок, —

И, чтоб продлить бесчувствие, поднесДурман Фархаду он под самый нос.

Разбив войска его сознанья так,Он закричал, подав засаде знак…

Шапур, за камнем лежа в стороне,От сна дурного мучился во сне.

Услышав крик, вскочил в испуге он, —Забеспокоился о друге он,

Взглянул — лежит ангелоликий друг,И суетятся воины вокруг,

А между них — дьявололикий шут,Поет и пляшет — счастлив дикий шут.

Так вот кем предан был Фархад!Так вот Зачем меджнуном наряжен урод!

Шапур один, а те пришли толпой.Как против ста он может выйти в бой?

И все они при копьях, при мечах —Несут Фархада на своих плечах.

Тяжелый камень подыскал Шапур,Вскочил на выступ, словно горный тур,

И притаился — ждал, пока пройдетКак раз под ним ликующий урод, —

И бросил камень так, что черепкиОстались от предательской башки.

Есть поговорка: «Тверд зловредный лоб,Но камень разобьет и медный лоб…»

Рыдал Шапур, — осиротел он вдруг,Чуть на себя не наложил он рук.

Да что — Шапур! Гранитная скалаСлезами по Фархаду истекла…

Ни к радости, ни к горю свет не глух:Летит, как быстрый камень, в крепость слух.

Но люди тайно горевали там, —Несчастье от Ширин скрывали там,

Уверены, что иль сойдет с ума,Иль жизнь свою она прервет сама…

Дай чару, кравчий, — я лишился сил:Меня дурман разлуки подкосил.

Мой разум ты от плоти отдели,Вином мое беспамятство продли!

ГЛАВА XLI