Играя с судьбой (СИ) - Капитан Немо

Задумавшись, я не заметила, как за считанные минуты достигла кабинета Доэла и, постучавшись, вошла. Дрожь вновь охватила тело, когда я увидела мужа. Стоило большого труда не отвести глаз и выдержать его — ответный — такой же, странный, как в день моего возвращения, взгляд.

Трудно было понять, чего отражалось в глазах Доэла, когда он смотрел на меня вот так, как обычно: слегка сверху вниз, но исключительно из-за разницы в росте. Какое из чувств никак не могло проступить, начертав на лице выражение сожаления или раскаяния, невероятной нежности или мучительно — саднящей боли?

Но что бы я ни увидела, что бы ни боролось в его душе, какие бы стремления не владели нами обоими — было уже невозможно подойти и прикоснуться, прижаться щекой к ткани его мундира. Словно земля треснула, оставив нас по разные стороны пропасти. Можно смотреть друг на друга, но дотянуться — немыслимо.

— Фориэ?

Его голос прозвучал глухо, надтреснуто. Незнакомо. С удивлением я отметила и его покрасневшие воспаленные глаза.

Неужели не меня одну трясла, лихорадила и пугала возможность встречи?

Мне хотелось преодолеть разделявшие нас пару шагов, приложить ладонь к его щеке, приникнуть, задать множество теплых вопросов, засыпать словами. Как он? Спал ли? Ел ли? Но за спиной хлопнула дверь, и я застыла, не успев начать движения. Не успев спросить… ни о чем. Вовремя вспомнив.

Чужие. Мы совершенно чужие теперь — четыре года спустя после того, как не нас, а наш мир начало лихорадить.

— Я по делам…

Никогда не думала, что испугаюсь своего собственного голоса. Своих слов. Своей неискренности. И понимала, что не могу быть искренней. Не время показывать чувств. Их можно только глотать, как обжигающую огненную лаву, от которой чернеет желудок, тлеют легкие, пеплом крошится сердце. Наотмашь било по лицу осознание того, что сейчас в этот миг мне нужны все мои силы: чтобы не сорваться в истерику, в крик, чтобы остаться уверенной, спокойной. Но таких сил у меня не было никогда. Я — слабая женщина.

Слабая.

Женщина.

Клокочущее варево эмоций стучало молотом в висках, отдавало полынной горечью на языке, перехватывало дыхание, растекалось кипятком по нервам. Нестерпимо хотелось спрятаться от этой боли, выключить эмоции, стать бесчувственной куклой, но я могла достичь этого только одним способом — перейдя в боевой режим, как тогда, на Лидари. Достаточно представить, что перед тобой враг. И тогда наступит относительный покой — эмоции отключатся и боль уйдет. Но передо мной не было врага, а был Доэл. И если я выпущу из подвалов подсознания боевую ипостась — вряд ли он успеет вдохнуть второй раз.

Мысль об этом опалила холодом, окатила жаром. Нет. Платить за мгновения покоя жизнью Доэла я не имею права. Нет вокруг меня врагов. Так уж получилось, что мой главный враг — я сама.

— У меня приказ Аториса. Я должна встретиться и побеседовать с Рони. Дон говорит, что без твоего содействия даже встретиться с ним не получится.

Голос прозвучал ровно, но сердце в груди трепыхалось от страха. Меня страшила собственная непредсказуемость — я уже держала себя в руках, но была вся как натянутая струна, дрожа при мысли, что могу не выдержать, разорваться, с жалобным звоном сломаться на глазах у сына. У мужа.

Доэл дернул лицом, выдохнул:

— Рони умчался на остров около часа назад.

— Значит, мне придется лететь следом. Свяжись с ним, договорись, предупреди.

Доэл пожал плечами, все еще избегая смотреть мне прямо в глаза, прошептал: «хорошо».

Развернувшись, я налетела на сына. Слегка толкнула его, направляя в сторону двери, но остановившись, дождалась, когда он выйдет, и вновь обернулась к Доэлу.

— Сделаешь?

— Да. Вчера Рони сам заговаривал о тебе. Это — хороший знак. Быть может, он не откажет.

Внезапно наши с Доэлом взгляды встретились. Внезапно. И повисла тишина. И в этой тишине — я чувствовала — как он тянется ко мне. Так кусок железа притягивается к магниту. И меня так же, неотвратимо тянуло к нему.

Если б не эта разошедшаяся у нас под ногами земля! Если б не этот клятый бунт, не всеобщая слепота и безумие. Если бы не тихо скрипнувшая дверь, заставившая меня обернуться.

На пороге кабинета стояла девушка в широком белом платье. Атласная ткань скрадывала фигуру, скромный платок покрывал голову. Ни украшений, ни колец. Я не могла оторвать от нее взгляда, выхватывая и намертво запечатлевая детали — так жадно я давно ни на кого не смотрела, отмечая густые, черные, словно антрацит брови и ресницы, блеск темных агатовых глаз, матовую бледность кожи, прямой нос, неяркие губы, пикантную ямочку на подбородке.

Она была слишком молода, слишком хороша, чтобы ей позавидовать. Свежая, юная, только распустившаяся белая роза. Мне ли тягаться с ее юностью, с обожающим взглядом, которым она смотрела на Доэла, со звоном свирели в голосе, когда внезапное «ой» сорвалось с ее языка? Со слегка выпирающим животом, который она прикрыла руками, словно пытаясь защитить от меня своего, нерожденного еще ребенка, с первого взгляда сразу, безошибочным чутьем распознав во мне соперницу?

И хоть я стояла меж ними — на пути у нее, показалось, что мы на разных сторонах расколовшей мир трещины. Я на одной, они — оба и рядом на другой, там, куда мне не перебраться.

— Фориэ, — голос Доэла заставил очнуться, сбросить сковавшее меня оцепенение, обернуться, натягивая пустую ничего не значащую улыбку на лицо, прежде чем ответить:

— Благодарю за содействие.

Я улыбнулась ему на прощание, жестом призывая к молчанию. Ни к чему слова — ничего они не могут исправить. Ими не отмотать время назад, не исправить наделанных нами ошибок. Если бы когда-то я обратила внимание на тихое его «прощай» прозвучавшее вместо привычного «до скорой встречи». Если бы он мог предположить, что я вернусь, несмотря ни на что. Мы сами потеряли свой шанс. Мы. Виноваты. Оба.

Выйдя из кабинета, я закрыла за собой дверь. Заметив сочувственный взгляд Дона шагнула к нему и прислонилась щекой к груди, как когда-то к груди Доэла, и почувствовала, как сын осторожно прикоснулся к макушке, гладя меня по голове, словно я — маленькая, словно это я — ребенок.

Мгновение слабости. Миг. И большего позволить себе нельзя.

— Ну что, полетели на остров к Рони, — прошептала, отступая. — Давай-давай. Некогда распускать нюни.

И снова флаер вознес нас в поднебесье, и солнце било в спину, а море и редкие острова были лишь слегка прикрыты дымкой облаков.

В стремительном движении над морем почти не чувствуешь скорости, сколько ни лети — везде одинаковая синь и золотой чешуей горящие на воде отблески солнца. Лишь иногда мелькнут островки. Но с высоты не понять — на самом деле это остров, или высунувшиеся из воды клыками рифы. Да и не хочется гадать.

Больше всего хотелось закрыть глаза и провалиться во тьму без сновидений. Чтобы через несколько часов вскочить, свеженькой, бодрой, обновленной. Чтобы не было противной сосущей пустоты в груди.

Вспомнилось, как Арвид говорил о странном препарате, способном заставить забыть прошлого себя. Подумалось — мне бы сюда сейчас его, принять и — успокоиться, заполнить беспамятством пустоту, да вот беда — не верится мне в то, что оно поможет. Такую пустоту можно излечить только кинжальным ударом.

Прикусив губу, я провела пальцем по стеклу.

— Дон, — проговорила, пытаясь отвлечься, — почему Аторис так невзлюбил Хэлдара?

Сын ответил не сразу, и поначалу подумалось, что он просто не расслышал моего вопроса. Я уже было хотела задать его снова, как Дон неожиданно заговорил:

— Я успел забыть, что тебя не было с нами во время бунта, и ты не знаешь, что знает на Рэне каждая собака. Ордо гарантировал координатору жизнь и возможность добраться до Лиги, если его сторонники перестанут оказывать сопротивление. Ситуация для властей была безнадежная, и они приняли это предложение.

— Координатор до Лиги не долетел, случись это, я бы знала.

— Да, корабль не долетел, — подтвердил Дон. — Во время разгона взорвались маршевые двигатели. И по какой-то случайности траектория потерявшего возможность отвернуть корабля проходила сквозь солнце. Они погибли все: команда, координатор и несколько тысяч его сторонников. А знаешь, что это был за корабль? «Арстрию». Ордо отдавал его как знак чистых намерений. Ты же знаешь, как он относился к команде… А кроме Рони никто бы не смог точно рассчитать точки минирования. Считалось, что «Арстрию» безопасен и неуязвим.

«Арстрию». Последний корабль, на котором летал Ордо. Суперлайнер. Красавец. Чудо. Невыразимо прекрасная в своей функциональности махина. Единственный лайнер сверхтяжелого класса, который мог производить посадку на поверхность планеты: другие, подобные ему, швартовались исключительно у орбитальных пересадочных станций. Да и «Арстрию» считанное число раз производил посадку на грунт — слишком сложен считался маневр, и не было в нем насущной необходимости. Вот зрелищность — была.