Серые земли Эдема - Евгений Кривенко

Роман махнул рукой:

— В его время не накопили достаточно материала. Сейчас такую теорию создать легче.

Я поглядел на него внимательнее. Лохматые светлые волосы, серо-голубые глаза, лицо треугольное и грубо вытесанное — красавцем не назовёшь. Девчонки в нашем классе игнорировали Романа, хотя и он не обращал на них внимания, погружённый в книги. И всё же было в его лице что-то, наверное, ещё от древних арийцев — бесшабашность и упрямство. Пожалуй, он лучше смотрелся бы не за компьютером, а на коне и с мечом в руке…

— Ладно, Нобелевку ещё обмоем, — спохватился я. — А как дела в институте, куда отправили установку?

Роман доедал сига, желваки ходили под бледной кожей.

— Всё путём, — промямлил он. Отложил обглоданный хребет и надолго припал к пиву. Потом продолжал: — Спасибо Климе, у него там директор закадычный приятель. Нашу конструкцию доработали и испытали, причём с самолёта. Действует! А теперь собираются поставить на спутник. Чтобы установить дальность действия, у нас это так и не получилось. А заодно произвести впечатление на правительственную комиссию. Как раз есть квота на один запуск. Подробностей не знаю, но как будто поработают с орбиты по двум или трём полигонам. — Он мечтательно поглядел в голубое весеннее небо. — Хотел бы там оказаться, но меня скорее всего переведут позже… Только никому не говори, это секрет. Клима меня живьём съест. Спит и видит, как ему сам президент орден вручает.

Я тоже потянул пиво, закусил сигом.

— Да кому я скажу?

И вспомнил Павла: сколько бы ему заплатили за такую информацию? Вот только кто?..

Меня слегка затошнило, и я поспешно спросил:

— А твоя установка сможет работать на орбите? Как я понял, там главную роль играет плазменная линза. Для неё нужен газ, пусть и разреженный. А ведь на орбите почти вакуум!

Роман допил пиво и ухмыльнулся:

— Кое-что ты соображаешь. Тут есть два варианта. Первый — поместить рабочее вещество в шар из кварцевого стекла. Так попробовали делать, и получилось. Только мощность излучения как будто упала. Второй вариант — использовать наработки ещё советских времён. Тогда были сконструированы малогабаритная установка «Триггер» и плазменно-паровой генератор «Иллюзион», аналоги только сейчас появились у американцев. Эти установки создавали плазменные облака прямо в космосе, и те жили около часа. Нашей установке надо мало рабочего вещества, так что плазменную линзу можно будет поддерживать несколько часов. Столько и не требуется, установку будут включать только на время прохождения спутника над полигоном, а потом сразу выключать. Мало ли что…

Так что комплимент я получил, хотя и сомнительный — и на том спасибо.

Мы ещё поболтали, а когда сиг и пиво закончились, разошлись.

Через неделю вернулся Марат и стал обучать меня технике нанесения ударов. Сначала я работал с манекеном, а потом с реальным противником. Роль противника великодушно взял на себя Марат. В отличие от манекена, он ловко увёртывался и давал сдачи, так что к болям в мышцах у меня добавились синяки. После спарринга я часто ковылял домой весь избитый, зато, когда удавалось достать Марата, то испытывал чистую радость. Даже большую, чем после удачного толкования тёмного места у Гуссерля, которого сейчас проходили.

В очередной раз уложив меня на мат, Марат присел на корточки. Поджарое тело лишь слегка лоснилось от пота, а у меня даже капли падали с кончика носа.

— Отдохни, — посоветовал он. — Слабая у тебя физическая подготовка. В армии не служил, а в университете небось всё за книжками сидел.

— Была военная кафедра, — хмуро сообщил я, садясь и облизывая кровь с разбитой губы. — И вдобавок сборы.

Марат хмыкнул:

— Ещё одна кормушка для вороватых генералов… Я тут прочитал в книжке по русской истории, как при Екатерине II храбрый офицер, полковник Самойлов, получил орден Георгия 2-й степени. Как положено, приехал во дворец и стал ждать выхода императрицы. Его оттеснила толпа придворных и генералов, впереди которых ему, полковнику, стоять было не по чину. Но когда Екатерина вышла, то заметила Самойлова и сказала ему: «Граф! Ваше место здесь, впереди, как и на войне». Ведь женщина, да ещё немка по происхождению, а хорошо понимала, кто достоин первых мест. При ней выдвигались люди чести, привыкшие к дисциплине и орудийному грому. Когда надо, становились замечательными дипломатами и администраторами. Тогда в Европе уважали Россию. А сейчас у нас нет настоящей элиты. Боевых офицеров, талантливых учёных и промышленников оттеснило ворьё без чести и совести. А значит, скоро не станет и самой России. Такую обширную и богатую территорию просто отберут у нашей сволочной власти. Растащат по кускам американцы, немцы, китайцы, и даже турки, которых при Екатерине били в хвост и гриву…

Я даже забыл, что этот любитель истории только что врезал мне по носу.

— Ну да, — я проглотил солоноватую слюну. — Историк Тойнби тоже считал, что судьба стран зависит от элиты. Если она находит ответы на вызовы времени, то страна развивается и процветает. А если элита деградирует и не в состоянии найти достойный ответ, то страна приходит в упадок и, в конце концов, погибает.

Марат оскалил белые зубы:

— Похоже, наша дерьмовая элита уже втихую согласилась с разделом России. Только хочет урвать за это побольше зелёных. Ты не согласен?

Я задумался и неохотно признал:

— Вполне возможный вариант.

Марат пружинисто вскочил:

— Ну, тогда вставай! Может быть, из тебя ещё выйдет толк.

И стал вколачивать в меня этот толк посредством спарринга…

Хромая домой, я размышлял, что подготовка элиты часто бывала жестокой, и это имело смысл. Если не научишься переносить боль, лишения, преодолевать трудности на грани возможного, подчинять себя суровой дисциплине — то как сможешь повести за собой людей? Но теперь у нас сформировалась совсем другая элита…

Вскоре Роман опять поставил в лаборатории плазмотрон, но включал редко, в основном сидел за расчётами. Снег начал таять, иногда шёл дождь, и сопки прятались в грязно-серые облака. Лыжи пришлось оставить и, если бы не изнурительные тренировки, я бы выл от тоски — так не хватало Киры.

Как-то за ужином произошла странная сцена: Роман пришёл в компании двух лаборанток, налил девушкам коньяку и ухарски подмигнул:

— Выпьем за мучениц науки!

Девушки, наверное, подумали, что тост за них, и с хихиканьем выпили.

А Роман со стуком поставил опустевшую рюмку, достал пластмассовый футляр, скорее всего из-под картриджа, и открыл крышку…

Девушки с визгом шарахнулись, одна рюмка со звоном разбилась. Из футляра выпала дохлая мышь.

Наскоро высказав Роману, что они думают о мужиках вообще и о нём в частности, девушки удалились. Роман продолжал скорбно разглядывать мыша, я тоже посмотрел внимательнее.

Похоже, одна из тех белых мышей, что жили в лаборатории. Только эта уже не была белой: шёрстка пепельно-серого цвета, зубки оскалены, а глаза-бусинки потускнели.

Подошла раздатчица и строго сказала:

— Что за безобразие! Уберите немедленно.

Роман уложил мышь в футляр и поглядел на меня:

— Приглашаю на поминки.

Встал из-за стола и качнулся. Я оставил недопитый компот и уже в коридоре поинтересовался:

— Что за представление ты устроил?

Роман плёлся, не отвечая, и вдруг остановился.

— Надо ещё водки взять. А потом пошли ко мне.

В его квартире вещи были разбросаны, опять сели на кухне. Мы выпили, и Роман открыл банку рыбных консервов. Потом опять достал футляр и вытряхнул мышку, на этот раз на пол. Меня снова поразил серый, будто пепельный цвет. Мордочка была чем-то испачкана.

— Что с ней случилось? — удивился я. — Вроде были белые.

— Были, — пьяно сказал Роман. — Жили-были белые мыши. Жили, не тужили. Пока не пришёл злой дядя…

Он налил чуть не полстакана водки, но мне не предложил. Выпил залпом и скривился.

— Этих в клетке было две. Их первыми под луч поставили. Сегодня утром подхожу: одна чуть не разорвана пополам. А у этой рыльце в крови, пена изо рта, и вся серая. Ещё немного подрыгала лапками и тоже сдохла.

Наступило тягостное молчание. Потом я спросил:

— А другие?

— Пока ничего, — поморщился Роман. — Но одна тоже стала сереть и зачахла. А эта, похоже, взбесилась и загрызла другую. Не знал, что мыши на такое способны. Видимо, излучение действует не только на электронику.

— Ну и дела, — пробормотал я. От окна тянуло холодом, и я тоже плеснул себе водки. — Надо предупредить тех, кто готовит экспериментальный запуск.

— Уже сделал, — мой приятель пнул дохлую мышь носком ботинка. — Но они и не собираются лезть в зоны поражения, будут управлять из подмосковного центра. Меня беспокоит другое — спутник делает восемь километров в секунду, так что воздействие луча будет кратковременным и может вообще не проявиться. Зря они это затеяли, сразу с орбиты… А на полигонах под луч никто не попадёт — там тайга, и вокруг обычно ставят оцепление.