Серые земли Эдема - Евгений Кривенко

— Ну, на военной кафедре учили стрелять из пистолета Макарова, — пробормотал я. — Из автомата Калашникова тоже.

Марат хмыкнул:

— Это уже кое-что. А вообще-то странно, что смогли выжить. Ну, иной раз проявили сообразительность, а иной раз вам явно помогли. Только за помощь нужно расплачиваться. Вот окажетесь в неоплатном долгу, тогда вам и предъявят счёт…

«Интересно, кто?» — хмуро подумал я.

А Марат продолжал:

— На то, что везение будет продолжаться, лучше не рассчитывать. Вы ведь философ и знаете, что с каждым надо уметь разговаривать на его языке. И это вполне может оказаться язык оружия или рукопашного боя. История с Павлом, да и ваш рассказ не оставляют в этом сомнений. Кстати, рассказ необычен и, я думаю, далеко не полон. Возможно, это разумно, а возможно и нет…

Он помолчал, глядя в окно. Солнце стало вставать раньше, и сопки обливал нежный розовый свет.

— Если хотите, кое-чему вас научу, — внезапно предложил Марат. — У вас всё равно много свободного времени.

Я опешил и невольно проболтался:

— А чему? На меня нападал ещё один, с мечом. Учиться и на мечах?

Марат пристально поглядел на меня, а потом усмехнулся:

— Нет. Я не умею биться на мечах. Это особое искусство, и в наших условиях не очень нужное. Если есть пистолет, то у противника с холодным оружием мало шансов приблизиться. Вам лучше научиться стрелять, пистолет в России добыть не трудно. Так как?

Я подумал, да и кивнул. Может, смогу отбиться от этого нахала с мечом, если снова полезет.

— Тогда пошли! — распорядился Марат.

Мы отправились в спортзал, а там по лесенке спустились в подвальный тир. Давно не был в таком заведении. На стене красовалась не совсем обычная надпись: «Si vis pacem — para bellum». Древнеримская мудрость: «Хочешь мира, готовься к войне».

Марат отомкнул оружейную комнату и подал мне пистолет Макарова со снаряжённой обоймой.

— Будете осваивать ПМ и его гражданский вариант, ИЖ-71. Из второго легче попасть в цель, но начнём с «пээма». Покажите, чему вас научили.

Я осмотрел пистолет, тот был на предохранителе. Вставил магазин, повернулся к мишеням (показались очень далеко), большим пальцем правой руки снял пистолет с предохранителя и взвёл курок. Начал целиться…

— Чего закрыл один глаз? — рявкнул под самым ухом Марат.

Я стал поворачиваться, чтобы объяснить…

И получил такую оплеуху, что в ушах зазвенело.

— Почему?.. — обиженно начал я.

— Чтобы не направлял ствол на людей, — прорычал Марат, — а только в сторону мишени. Отвечай на вопрос!

— Так в книжке написано, — хмуро сказал я. — В «Наставлении по стрелковому делу, пистолет ПМ». Нас по ней учили.

— Плохо учили, — недовольно буркнул Марат. — Это хорошо только для соревнований. А в бою, если хочешь выжить, держи открытыми оба глаза…

Так мы перешли на дружеское «ты»…

Результаты первой стрельбы оказались плачевны и, чтобы не травмировать моё заболевшее запястье дальше, Марат стал учить меня стойкам: стойке Вивёра, фронтальной стойке, стойке для стрельбы от бедра… Затем перешли к прицеливанию, и под конец я снова пострелял, только теперь из пневматического пистолета, точной копии Макарова…

Из тира ушёл весь в поту, а вдобавок Марат дал список упражнений для утренних тренировок и сказал, что будет заниматься со мной по два часа вечером. Хорошо ещё, через день.

Так что загрузил меня по полной программе.

Прелести вечерней тренировки я вкусил в тот же день. Сначала разминка, потом на мороз для лыжной пробежки. Настоящей пробежки, так что пот заливал глаза, а Марат вдобавок заставлял разговаривать на бегу. Затем снова спортзал: прыжки с разбега, через стул, через пригнувшегося Марата… Потом падения и кувырки, упражнения с гирями, махание обрезком стальной трубы… Про отжимания с приседаниями говорить нечего.

До квартиры я еле дополз и распластался на тахте. В голове болезненно стучало: на кой чёрт это надо? Ответ напрашивался: терпи, если хочешь выжить.

Жизнь пошла странная: до обеда лекции и семинары (как раз стали проходить Фридриха Ницше), а вечером занятия с Маратом — или тренировка на два часа с лишним, или занятия по стрельбе и разным зубодробительным искусствам. Американцы отбыли, Марату видно нечего стало делать, вот и обрадовался ученику.

После занятий в спортзале я часто вспоминал Ницше: «Поистине, друзья мои, я хожу среди людей, как среди обломков и обрубков человеческих тел». Таким обломком я себя чувствовал, ковыляя домой на одеревенелых ногах. Хотя Ницше имел в виду другое: современные люди — лишь жалкие обрубки того грядущего Сверхчеловека, о котором он мечтал…

Как-то после лекции о влиянии Ницше на мировую культуру я отправился в спортзал, где Марат стал учить меня прикладной философии: как помочь ближнему если не стать Сверхчеловеком, то хотя бы вернуть человеческий облик.

— Если собеседник не понимает слов, то хорошим аргументом, особенно когда полезут в забегаловке — является обыкновенная бутылка. Хватаешь за горлышко, разбиваешь, и получается «розочка». Кстати, обо что лучше разбивать?

Я пожал плечами, которые побаливали после стрельбы с обеих рук:

— Ну, о край стола.

Марат неодобрительно хмыкнул:

— Сразу видно, что учился на философском. Там учат абстрактному гуманизму, а гуманизм должен быть конкретный. Одному человеку ты не уродуешь лицо, а гуманно отключаешь бутылкой по голове. Когда бутылка разбивается, один твой противник лежит и отдыхает, а ты с «розочкой» в руке готов продолжить разъяснительную беседу. Только осторожнее с шампанским, бутылкой из-под него и убить можно. Лучше тара из-под крепких напитков: водки, коньяка, на худой конец пива… А теперь займёмся применением «розочки». Ею можно поймать лезвие ножа, ткнуть противника в лицо…

Для практики я разбил с десяток бутылок (пришлось сходить домой за пивными) — к сожалению, не о голову Марата, а безответного манекена.

Подметая осколки, я размышлял, как уязвим человек и как много придумано способов, чтобы убить его или искалечить. Недаром Ницше писал: «Зло есть лучшая сила человека». Но таков наш мир, весь соткан из противоречий. Утром философствуешь, а вечером учишься, как пырнуть человека ножом.

— Убивать без нужды не надо, — продолжал втолковывать азы прикладного гуманизма Марат. — Сунь нож в промежность лезвием кверху, что-нибудь да разрежешь. А с рассечёнными яйцами агрессия сразу пропадает…

Я сразу и практиковался — естественно, на манекене, благо ему между ног отрезать было нечего.

Но всё-таки главное внимание Марат уделял стрельбе из пистолета. В основном пневматического, но иногда из «Макарова» или ИЖ-71… Сначала запястья сильно болели, потом стали привыкать.

В общем, я возвращался измотанный, но на следующий день снова заставлял себя идти на тренировку. Повторял про себя слова Ницше: «Тому будет приказано, кто не может повиноваться самому себе». Чем хороша философия — всё можно обосновать.

Болевшие мышцы донимали настолько, что даже тоска по Кире отступила.

Зима подходила к концу, солнце всё дольше стояло в голубом небе, но как медленно тянулось время! «То, что она не может разрушить время и жадность времени — вот в чём уединеннейшая скорбь воли».

Время… Кто-то говорил мне о власти над временем…

Поскольку я общался в основном с Маратом и безголосыми манекенами, то почти забыл о Романе. Но как-то мой истязатель уехал на очередные сборы, и я, купив вяленого сига и пива, нагрянул к приятелю в гости. Солнышко стало пригревать, с крыши капало, и карниз за окном мокро блестел.

Я отхлебнул «Балтики»:

— Как твоя работа? — Сколько сортов пива в магазине, и все на один вкус.

— Нормально. — Роман разодрал сига, янтарно лоснящегося под солнцем. — Ту установку мы отправили, но сейчас собираем другую. Клима выписал новый плазмотрон, ребята паяют схемы, а я занимаюсь теорией.

— Не теорию единого поля ваяешь? — Я с удовольствием закусил пиво желтоватым полупрозрачным балыком.

Роман глянул настороженно:

— Может и так. Это вполне может оказаться базовой энергией, только характеристики частиц не могу экспериментально исследовать. Строю теоретическую модель. Похоже, есть два вида частиц. Первые составляют тёмный луч и живут относительно недолго. Но при взаимодействии с поверхностью образуется второй вид частиц, эти живут гораздо дольше. Ещё я как будто нащупал механизм их связи с фотонами, но это такая заумная математика… В принципе возможна система уравнений, которая свяжет все элементарные частицы.

Я допил пиво и пробормотал:

— То, что не удалось Эйнштейну?

Роман махнул рукой:

— В его время не накопили достаточно материала. Сейчас такую теорию создать легче.

Я поглядел на него внимательнее. Лохматые светлые волосы, серо-голубые глаза, лицо треугольное и грубо вытесанное — красавцем не назовёшь. Девчонки в нашем классе игнорировали Романа, хотя и он не обращал на них внимания, погружённый в книги. И всё же было в его лице что-то, наверное, ещё от древних арийцев — бесшабашность и упрямство. Пожалуй, он лучше смотрелся бы не за компьютером, а на коне и с мечом в руке…