Голливудский мустанг - Генри Денкер

В глазах Карра появилась загадочная улыбка, известная всему миру; он проводил режиссера взглядом. Джок подошел к трейлеру актрисы, постучал, что-то произнес, подождал. Дверь открылась. Дейзи вышла в точно таком платье, какое было на дублерше, когда готовили кадр. Все смотрели на актрису. Люди внезапно увидели, как сильно могут различаться две красивые блондинки, даже одетые совершенно одинаково. Дейзи разительно отличалась от любой другой девушки с такими же формами, ростом, размерами.

Зрители будут всегда считать, что секрет заключается в ее грудях, или ягодицах, или раздвинутых губах, или светлых волосах. Но в Голливуде можно найти сотню девушек с точно такими же внешними данными, и среди них не будет ни одной Дейзи Доннелл. Тайна ее неповторимости находилась внутри Дейзи и не поддавалась формулировке.

Взяв девушку за руку, Джок подвел ее к месту, откуда ей предстояло начать движение. Он подробно объяснил, что она должна делать, как должна идти на этих высоких разбитых каблуках. Как должна нести старый чемодан. И как будет работать под умелым руководством Джо операторская группа…

Посмотрев на лицо Дейзи, на влагу, затуманившую ее глаза, Джок замолчал. Она внезапно повернулась и побежала назад к трейлеру, оставляя на произвол судьбы Престона Карра и всю съемочную группу. А главное — бросая Джока Финли посреди его объяснений. Он потерял дар речи; Джока внезапно охватил страх, который может поразить творческого человека, когда он внезапно понимает, что может в одно мгновение потерять все. Погубить месяцы, годы работы, возможно, нанести ущерб всей своей карьере.

Финли понял, что должен разыграть убедительный спектакль и вывести девушку из состояния паники. Он бросился вслед за ней, догнал Дейзи на полпути к убежищу — ее трейлеру.

— Дорогая… подожди, выслушай меня!

Дейзи отвернулась. Финли стал перед ней. Она плакала.

Он обнял ее, прижал рукой голову Дейзи к своей груди. К ним подошел Джо. Затем — Престон Карр. Джок движением глаз попросил Джо уйти. Оператор удалился. Но Финли хотел, чтобы Престон остался.

— Дорогая, мы уже все обсуждали. Помнишь?

— Ты сказал, что все будет по-другому! Что на этот раз люди увидят настоящую Дейзи Доннелл!

Она плакала, как обиженный ребенок.

— В первом кадре — моя задница крупным планом!

— Дорогая. Дорогая. Послушай меня. Послушай Джока, детка.

То ли слезы мешали ей говорить, то ли она решила выслушать его, но Джок получил шанс, в котором нуждался.

— Дейзи, дорогая, послушай Джока! Я хочу, чтобы слушала ты вся целиком! Дейзи Доннелл, кинозвезда, женщина, маленькая девочка, секс-символ, актриса. Да, в первом кадре — твой зад. Я делаю это нарочито, преднамеренно. Я это запланировал. На шестидесятидвухфутовом экране Мюзик-холла появится твоя знаменитая задница! Ее совершенство будет подчеркнуто специальным платьем, которое я придумал для тебя. Для твоего знаменитого зада.

Ты ведь не думаешь, что я делаю это только для того, чтобы еще раз показать всем зад Дейзи Доннелл? Не думаешь? Каким бы режиссером я был, если бы преследовал только эту цель? Ни один кадр моего фильма не решает только одну задачу. Он должен выполнять сразу несколько функций, работать на всю историю, на характер, на создание стиля, объяснять нашу эпоху. И это относится к каждому кадру. Но особенно — к первому, в котором появляется главная героиня. Мы должны в одном кадре раскрыть всю ее жизнь. Пробудить сочувствие, жалость, понимание, любопытство. Кто она? Кто эта явно привлекательная сексапильная девушка, идущая на столь неуместных каблуках по этому забытому Богом краю? Как она очутилась здесь? Куда направляется? Что выпало на долю ее обшарпанного чемодана?

Ее бросили? Или она сама убежала от кого-то? Все — в одном кадре. Причина, по которой мы начинаем с крупного плана твоего зада, очень проста и убедительна. Необходимо создать аномалию. Кто может предположить, что из-за черно-белого зада девушки, шагающей в одиночестве по пустынной дороге, откроется широкий вид с насыщенными цветами? Зрители подумают: «Что происходит? Что это значит?» Мы пробудим любопытство! Создадим напряжение!

Теперь о твоей героине. О тебе самой. Помнишь, я говорил, что хочу показать в этой картине тебя! Не Рози, а тебя, Дейзи Доннелл! Помнишь?

Ее слезы высохли, она внимательно слушала, кивала; в ее глазах зародилась вера.

— Помнишь, милая? Вот чем мы начнем убивать критиков. Этих умников. Знатоков. Мы подстроим для них ловушку. Сначала мы заставим их сказать: «Ну вот, снова Дейзи Доннелл «играет» своим вибрирующим задом и глубоким вырезом». А затем… мы покажем им настоящую Дейзи Доннелл… талантливую Дейзи Доннелл. Мы трансформируем обладательницу самой знаменитой задницы в актрису, подлинную звезду, достойную приза Академии!

Она услышала. Кажется, поверила. Джок взял ее за руку и тихо произнес, почти прошептал, в ухо:

— Мы заставим их публично извиниться за все гадости, которые они говорили о тебе, дорогая, обезоружим их вначале, а потом отрежем им яйца! Мы же договорились сделать это! Помнишь?

Актриса кивнула, почувствовала себя спокойнее, увереннее. Он объяснил ей, почему она должна сделать именно то, что ей меньше всего хотелось.

— А теперь зайди в трейлер и позволь Стелле поправить твой макияж. Когда будешь готова, ты выйдешь и скажешь: «Все в порядке», и мы снимем эту сцену.

Она задумалась на мгновение, кивнула; увлажненные глаза делали Дейзи еще более трогательной и привлекательной, чем обычно. Она шагнула к своему трейлеру, но Джок схватил ее за руку, нежно поцеловал в губы и отпустил.

Он повернулся назад; расслабленная поза режиссера, неторопливое дыхание говорили о том, что он после серьезного стресса наконец испытал облегчение. Карр ждал Джока.

— Малыш, если эта картина удостоится премии Академии, то ее получишь ты.

Джок лишь мгновение тешил свою гордость.

— За игру, — тут же добавил Карр.

Первая сцена Дейзи была снята. А также кадры, где Престон Карр ехал верхом. Затем пришел черед более интимных моментов с диалогами. Обмена репликами между Линком, бродячим ковбоем, и Рози, танцовщицей, сбежавшей из бара.

Девушка оказалась одна посреди пустыни, потому что ей пришлось отбиваться от подвозившего ее рабочего с ранчо.

Джок Финли понял то, что и до него поняли многие хорошие и плохие режиссеры, работавшие с Доннелл. У Дейзи интервалы неуверенности сменялись короткими мгновениями покоя, затем следовал очередной период неуверенности. Не было еще такого дня, в течение которого она постоянно верила бы в себя и свои возможности.