Голливудский мустанг - Генри Денкер

Шеф «паблисити» кивнул, но тут же заявил:

— Академия не любит присуждать специальные призы…

Полный человек сказал:

— Тогда мы найдем другую организацию. Несомненно, в момент выхода картины кто-нибудь захочет наградить столь смелого человека премией. В любом случае мы позаботимся об этом позже. Возвращайтесь назад и снимайте фильм! Это сейчас самое главное!

Джок молчал и не двигался. Сейчас он предоставлял президенту право говорить. Пока тот не сказал:

— Это… это самый потрясающий кусок фильма, какой я когда-либо видел…

— А теперь и наиболее знаменитый, — вставил Джок.

Толстый человек улыбнулся. Шеф «паблисити» произнес:

— Люди будут платить только за то, чтобы увидеть его.

— Акционерам это понравится, — поздравил себя президент.

Он протянул руку, чтобы подвести черту. Джок не отреагировал.

— Малыш? — с добродушным удивлением произнес президент.

— Мистер президент, мне не к чему возвращаться, — сказал режиссер. — Я остался без работы. И без контракта. Он расторгнут. Главой вашей студии. По вашему приказу. В присутствии моего агента и двух ваших юристов.

— Я говорю вам — все в порядке. Возвращайтесь и снимайте фильм.

Но Джок не сдвинулся с места.

— Моего слова недостаточно?

И тогда Джок произнес фразу, которая должна была возместить моральный ущерб от унизительных угроз, обвинений, брани, обрушившихся на него в последние двадцать четыре часа.

— Поговорите с Марти Уайтом. Нам придется обсудить новый контракт, который заменит аннулированный вами.

Сказав это, он взял коробку с пленкой и ушел.

Через сорок восемь часов, когда Дейв Грэхэм наконец вышел из критического состояния, а отдел «паблисити» оповестил об этом весь мир, Джок Финли вернулся в Неваду с контрактом, согласно которому его гонорар удваивался по сравнению с первоначальным.

Он собрал всю съемочную группу и объявил, что вопреки слухам съемки картины продолжаются. Затем, запуская в проекционный грузовик группы из восьми-десяти человек, он показал всем отснятый кусок.

В присутствии всех он сказал своему помощнику:

— Завтра утром мы снова снимаем табун лошадей. Установите на платформу два спаренных «Митчелла». Одна портативная камера будет работать внизу.

Джо Голденберг, его новый помощник, Престон Карр, Дейзи, Луиза застыли в изумлении. Прежде чем кто-либо из них успел задать вопрос, запротестовать, возмутиться, Джок продолжил:

— Да, мы проделаем все заново. Только с небольшим отличием. Я сам выйду с камерой! Актеры завтра не понадобятся. Только операторская группа! Я хочу, чтобы все было готово!

Джок повернулся и ушел. Луиза и Дейзи посмотрели на Джо Голденберга, ожидая его возражений. Но Джо решил на сей раз проявить упрямое безразличие. Только один человек обладал статусом, позволявшим ему спорить с Джоком, убеждать его. Престон Карр.

Меньше чем через час Карр заглянул к Джоку, изучавшему карту окрестностей, высохшее русло, естественный путь табуна. Он не поднял головы, когда Карр вошел в трейлер. И даже когда Карр заговорил с ним искренним, обезоруживающим тоном, успешно апробированным в фильмах.

— Никто не сомневается в тебе, малыш. Чтобы придумать такую сцену, уже требуется мужество. Ты рисковал своей карьерой. Тебе нет нужды что-то доказывать сейчас.

— Этот кусок слишком мал для монтажа. Вы это знаете.

— Ну и что? Он уже так широко известен, что даже непродолжительная его часть сделает свое дело. Я считаю, что только моя доля прибыли благодаря ему возрастет на миллион! Что ты стремишься доказать?

— Я предложил сделать это сам! И я сделаю это!

— Ты бросил вызов в лицо газетчикам. Мы все многое болтаем. Но здесь нет репортеров.

— Я запретил им появляться здесь. Теперь они решат, что я сделал это, потому что струсил.

— Послушай, малыш…

— Я сделаю это!

Поколебавшись, Карр закрыл эту тему:

— Не причини себе вреда, малыш.

Он повернулся и шагнул к двери трейлера. Открыв дверь, он бросил взгляд на Джока и добавил:

— Не причини боли никому.

Луиза не разговаривала с Джоком после его возвращения из Нью-Йорка. Она избегала его. Не будь она свободной и независимой, он бы решил, что она боится сплетен, которые могло породить ее пребывание на натуре.

Под вечер, когда лагерь кинематографистов напоминал готовящуюся к сражению армию, а Джок — ее главнокомандующего, Луиза все же подошла к нему. Она знала, какое раздражение могли вызвать у него женщины в те минуты, когда происходит нечто важное. Но она чувствовала, что обязана рискнуть.

— Мне необходимо поговорить с тобой, — сказала она.

— Послушай, я занят.

Ее полные обиды глаза заставили его добавить:

— Хорошо. Иди в мой трейлер. Я приду туда, когда освобожусь.

Она добилась не большего успеха, чем Карр. Джок слушал ее, снисходительно, терпеливо улыбаясь. Когда она замолчала, он поцеловал Луизу в полные красные губы, коснулся рукой ее упругой груди абсолютно уверенный в том, что сейчас он овладеет девушкой. Но она отстранилась.

— Тебе нет дела до того, кому и как ты причиняешь боль. Ты хочешь получать удовлетворение немедленно. Так вот, сейчас ты нужен мне. Я прошу тебя не убивать себя. Я не вынесу твоей гибели. Новой боли. Сейчас, снова — нет.

Джок мягко повернул ее лицом к себе. Луиза плакала. Она никогда прежде не плакала. Какие бы оскорбления, грубости, шутки, розыгрыши он себе не позволял. Слез не было никогда. Также она никогда не говорила о прежних обидах. До этого дня.

— Ты действительно боишься за меня.

— Я боюсь за себя, — тихо промолвила она. — Я не переживу потерю.

Он не уступил и лишь протянул руку, чтобы коснуться ее лица, чтобы погладить ее шею, грудь. Она не двигалась, не реагировала. Потом отошла к двери, задержалась возле нее, чтобы сказать:

— Ты опасен. Ты причиняешь людям боль, но еще хуже то, что тебе это доставляет удовольствие.

Разозлившись из-за ее отказа, Джок обрадовался уходу Луизы. Он вспомнил, что недавно другой человек сказал почти то же самое, Престон Карр. «Не причини боли никому». Эти двое говорили друг с другом? Или не только говорили?

Подозрения усилились в столовой; за длинным столом сидели Джок, Прес, Луиза, Джо Голденберг. Дейзи ела у себя в трейлере.

Поглощая пищу, Джок наблюдал. Сначала за Престоном. Потом за Луизой. Его подозрения крепли. Между ними что-то было. Он убедился в этом позже, когда пригласил ее провести ночь в его трейлере. Он сделал это с присущим ему обаянием. Но она отказалась.

Джок Финли, на котором были хлопчатобумажные брюки и куртка «на молнии», спустился по ступенькам трейлера и направился в столовую, чтобы позавтракать. Весь лагерь встал сегодня рано. Люди из операторской группы, которых встретил Джок, поздоровались с ним так, словно утро было обычным. Но исключительность этого утра ощущалась во всем.