Паутина времени (СИ) - Бердникова Татьяна Андреевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Отправь их в паутину, - коротко велел он и, заметив, что охотники за временем опять жаждут приблизиться к нему, угрожающе поднял факелы, - С моими часами сил на это тебе хватит, сынок, действуй. Здесь им не место.
Райвен быстро кивнул и, на глазах теряясь, неуверенно вытянул левую руку вперед, делая ею какие-то непонятные пасы. Потом опустил левую, поднял правую.
С потолка посыпался песок. Один из охотников, поскользнувшись на ровном месте, вскрикнул тонким голосом и закрыл лицо руками.
Пашка, непонимающе покосившийся на него, ошарашенно приоткрыл рот. На полу, путаясь в непомерно длинном балахоне сидел, недоуменно озираясь, пятилетний мальчик, ребенок, в которого юный темпор случайно обратил неприятеля.
Мужчина, глядя на это, нескрываемо хохотнул и, слегка покачав головой, расслабленно опустил факелы.
- Только подойдите! – заметив, что кое-кто из врагов тотчас же попытался двинуться вперед, он нахмурился, - И мой сын обратит всех вас в младенцев! Стойте, где стоите!
Противники замерли; Пашка за их спинами тоже, не зная, что сказать, сделать и как вообще реагировать на происходящее.
Райвен тяжело вздохнул и жестом, исполненным недовольства, поправил отцовские часы в волосах.
- Я не знаю, как это сделать, папа… - виновато шепнул он, - Может… если я отдам часы тебе, ты сам?..
- Не глупи! – старший темпор сурово сдвинул брови, - Это займет время, у нас его нет! Смелее, мальчик мой, представь паутину, ведь ты был в ней! Запри их навеки в ее коридорах, они заслужили вечный плен! Закрой глаза.
Райв сглотнул и, явно опасаясь делать то, что ему подсказывают, неловко прикрыл глаза. Голос отца звучал теперь словно из его подсознания.
- Представь коридоры моей паутины… Представь, как эти люди оказываются в ней, как они озираются, не зная, что делать… Представь их там, в плену! Можешь оставить им еды или питья, а можешь не давать ничего – позднее я сам позабочусь об этих зверьках. Вот так, - по опустевшему подвалу пронесся облегченный вздох, - Открой глаза.
Юноша покорно поднял веки и, не веря самому себе, огляделся. Пашка, по-прежнему сидящий на полу у дальней стены, растерянно моргнул, глядя на него и, помедлив, показал большой палец.
- У меня получилось… - паренек неловко улыбнулся и жизнерадостно хлопнул в ладоши, - Я смог, папа, смог!.. Папа… - сообразив, с кем говорит, Райвен повернулся, и улыбка на его губах стала шире, - Я… я даже мечтать не смел снова тебя встретить. Ты такой молодой…
- А ты такой взрослый, - в тон ему отозвался отец, широко улыбаясь и, коснувшись ладонью щеки сына, повернул его лицо к свету, - Позволь мне взглянуть на тебя. Здесь, в этом времени, ты еще не существуешь, мальчик, увы. А в твои дни я, должно быть, уже умирал – мое время должно было закончиться с твоим появлением на свет. Назови мне свое имя.
Пашка, незаметно приблизившийся к беседующим отцу и сыну, а сейчас заметивший сверкнувшие брильянтами слезы в черных глазах последнего, глубоко вздохнул и ответить предпочел сам.
- Его зовут Райвен. Как зовут тебя… вас, мы не знаем.
Мужчина легко пожал плечами и, сам видя, что сын его вот-вот разрыдается, притянул его к себе.
- Рейнольд, - негромко представился он, - Вытри слезы, мой маленький вороненок, я не хочу запомнить тебя плачущим. Улыбнись мне, - он улыбнулся сам, - Все случилось как нельзя лучше, и мы встретились вопреки всем законам бытия… Ты знаешь, ведь темпоры никогда не видят своих повзрослевших детей. Мы умираем до того, как они успеют вырасти.
Райвен шмыгнул носом и, подняв голову, выдавил из себя улыбку.
- Я помню тебя старым, прикованным к кровати… - тихо проговорил он и, торопливо стерев с глаз слезы, покачал головой, - А сейчас ты такой молодой! Папа… - он внезапно засуетился, - Я… я надел твои часы, я, наверное, не должен был… извини…
- Райвен, Райвен… - мужчина улыбнулся и чуть покачал головой, успокаивающе касаясь плеча паренька, - Ты – мой сын. Эти часы столь же твои, как и мои, ты имеешь на них полное право. Что случилось с твоими?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Юноша, повзрослевший, судя по всему, телом, но не сердцем, совершенно по-детски надул губы.
- Это все из-за плохих людей. Они напали на меня, и когда Паша меня пытался спасти, мои часы разбились… Мои друзья потом помогли мне, они их немного починили, вот, - он протянул на открытой ладони отцу поврежденные часы, - Видишь, они заклеили трещину и песок больше не высыпается. Но они еще не восстановились совсем, там, где мы были, начали происходить странные вещи из-за этого! А теперь… - Райвен несколько поник, - Если я здесь, так далеко в прошлом, там моя паутина, наверное, рушится. Я чувствую, что Фридриху больно, ему плохо, его рана…
Рейнольд вскинул руку, прерывая сына и вновь улыбнулся. Он вообще улыбался очень много, этот темпор, должно быть, потому что был рад видеть отпрыска.
- Я не все понимаю в твоих словах, вороненок, - заметил он, - Но понял, что тебе надлежит скорее вернуться обратно, чтобы прекратить безумие, могущее воцариться там. Если один из твоих друзей ранен – ты должен помочь ему, и… - улыбка мужчины стала шире, - Теперь ты знаешь, как. Оставь мои часы у себя, сынок, пусть они принесут тебе счастье. Мне же дай свои. В моих руках они постепенно восстановятся и, настанет день, когда они снова вернутся в твои руки. Или я отдам их тебе сам, или их передаст мой поверенный, если я буду уже не в силах… Сейчас иди.
- Я не могу! – мальчик нахмурился, хватая родителя за руку, - Какой поверенный, папа, кто он?.. И почему ты не можешь сам вернуться вместе с нами? Почему я снова должен терять тебя??
- Ты меня не потеряешь, - Рейнольд ласково взъерошил волосы сына, - Мы не умираем, Райвен, мы продолжаемся в детях. Ты – мое будущее. А я вернусь, однажды вернусь к тебе, воплотившись в смертном теле, ибо так случается нередко. Моим наставником был мой отец, вновь родившийся смертным… Он не знал этого, но это знал я. Понял по некоторым признакам, как поймешь и ты, мой вороненок.
Пашка, уже некоторое время как изнывающий от любопытства, недовольно дернул себя за хвостик.
- Но почему «вороненок»? – пробурчал он, - Только из-за того, что темноволос и черноглаз…
- Имя Райвен означает «ворон», - юный темпор, глянув на друга, тяжело вздохнул, - Мама рассказывала, что папа всегда хотел так назвать меня. Только он звал меня вороненком…
Рейнольд глубоко вздохнул и неожиданно привлек сына к себе, обнимая.
- Но однажды так назовет тебе другой, сынок. Тот, в ком я воплощусь, тот, в ком вернусь к тебе… Быть может, этот человек уже будет существовать в мои последние дни, быть может, нет – это не имеет значения. Но он признает тебя сыном, а ты увидишь в нем отца, - мужчина выдержал недолгую паузу и неожиданно легко оттолкнул сынишку, - Иди. Не нужно задерживаться здесь, сынок, иди! Тебя ждет будущее, тебя ждет твоя жизнь и ты не имеешь права тратить ее на остатки моей. Я же запомню тебя навек, вороненок.
Райвен, не в силах сдержаться, шмыгнул носом, против воли отступая от собеседника.
- Я не забуду тебя, папа! – воскликнул он и, поспешно стерев слезы, с трудом улыбнулся, - Всегда буду помнить, всегда буду любить тебя! Прощай… Паша, - он протянул несколько пришибленному этой сценой другу открытую ладонь, - Возьми меня за руку. Нам пора возвращаться.
* «Понимаю. Зачем?» (нем.) (примеч. автора)
Глава 13
На улице золотилась во всей своей красе ранняя осень. Пели птицы, звенела их голосами листва, похожая на монеты, синело небо…
Время года изменилось за последние полчаса в третий раз. Ганс побарабанил пальцами по стеклу единственного на лестничной площадке окна и зло сплюнул себе под ноги. Безумно хотелось что-нибудь пнуть, перевернуть, разбить, опрокинуть… но ничего подходящего в пределах досягаемости не было.
Гоц, тихо мрачнеющий на верхней ступени лестницы, не знающий, на свое счастье о изменчивости погоды, и судящий о безумии лишь по непрестанно меняющему времени дня (сейчас было, судя по всему, раннее утро, хотя должен был близиться вечер), тяжело вздохнул и, подперев щеку рукой, безрадостно уставился вниз. Ему малодушно хотелось сдаться, хотелось попросить русских о милости и понадеяться на лучших исход… Хотя какой там лучший исход – Альбрехта же они убили! А дикари убили Нойманна.