Паутина времени (СИ) - Бердникова Татьяна Андреевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Фридрих умирал. Умирал тяжело и мучительно, цепляясь за жизнь из последних сил, умирал так, как должен был умереть в сорок третьем, когда неожиданно был спасен юным темпором. Сейчас темпора рядом не было. Паутина рушилась, все летело к черту, время за окном – как дня, так и года, - сменялось едва ли не каждые пять минут, и надежды не было.
Он понимал это. Понимал в редкие мгновения проблесков сознания, когда открывал глаза и видел склонившиеся над ним обеспокоенные лица. Понимал, когда смутно ощущал, как ему перевязывают голову бинтом, понимал, когда слышал дрожащий от напряжения голос Вольфганга… Он понимал, что умирает.
С неизбежностью этого художник смирился уже давно, даже живя в паутине он постоянно напоминал себе, что смерть не ушла совсем, что Райв лишь оттолкнул ее, но рана на его голове все еще есть и однажды убьет его. Он был готов умереть, даже был готов умереть так! Но хотел еще хоть раз увидеть маленького темпора. Увидеть своего названного сына…
Когда за окном вновь засияло солнце и зазеленели деревья, никто из находящихся в библиотеке людей не обратил на это внимания. Марк, Вольфганг и Тата уже успели привыкнуть к постоянным капризам времени, Фридриху было не до того, а Гюнтер и Альбрехт вообще сидели к окну спинами – один на поднятом стуле, другой на столе.
Немцы молчали, изредка переглядываясь и мрачно созерцая жалкие попытки двух русских и одного предателя вылечить их соотечественника. В благополучный исход оба дружно не верили.
Когда дверь библиотеки скрипнула, открываясь, пленники подняли головы. Марк вздрогнул, оборачиваясь; Вольф рефлекторно схватился за автомат, и только Тата осталась безучастна, уделяя все внимание раненому, играя роль добровольной сиделки.
Впрочем, восторженный голос брата заставил ее все-таки отвлечься, резко оборачиваясь.
- Райв! – Марк едва ли не подпрыгнул, бросаясь к вернувшимся друзьям, - Пашка! Черт возьми, ребята, как же мы все вам рады!
- Пусть за себя говорит, - мрачно проворчал Гюнтер и, скользнув взглядом по вернувшимся неприятелям, неожиданно изумленно охнул, - Ганс!
Альбрехт немного подался вперед. Ганс, который шел с поднятыми руками, как настоящий пленник, вскинул брови и, не решаясь шагнуть вперед, вопросительно оглянулся на спутников.
Пашка, как раз собравшийся ответить Марку, наткнувшись на этот взгляд, хмыкнул и милостивым взмахом руки указал немцу на однополчан.
- Тебя тут, смотрю, хорошая компания ждет. Иди к своим. Марк, - он повернулся к другу с тем же выражением всемилостивого властителя на лице, но тотчас же посерьезнел, - Что у вас тут творится? В коридоре дикарей каких-то стадо, труп на полу валяется в немецкой форме, другие с ним рядом, и Райв сказал, что Фридрих… Вот черт, Фридрих! – он говорил, озираясь и, наконец, остановив взгляд на умирающем художнике, испуганно охнул, сжимая собственное горло рукой.
Повзрослевший темпор, на которого все таращились с нескрываемым удивлением, не говоря ни слова, решительно отодвинул Марка, а затем и Вольфганга, спеша приблизиться к раненому.
Вольф, ощущая, как надежда в его душе вновь расправляет крылья, походя хлопнул юношу по спине, как бы подталкивая вперед; Тата осторожно отодвинулась от Фридриха, глядя на выросшего Райвена с некоторым подозрением.
- Ты… Райв, это ты?.. – неловко осведомилась она, и темпор быстро улыбнулся в ответ.
- Я, - коротко бросил он, не сводя взгляда с раненного, - Это ты перевязала его?
Девушка смущенно покачала головой – при всем своем желании оказать пострадавшему помощь, на такие подвиги она способна все-таки не была.
- Это Вольф с Марком, - негромко известила она, - А… а что?
- Ничего, - юноша легко пожал плечами и, опустившись рядом с головой Фридриха на пол, аккуратно приподнял ее, укладывая себе на колени, - Просто теперь придется разматывать.
Вольфганг, пристально следящий за действиями вернувшегося спасителя, неожиданно нахмурился.
- Фридрих говорил, что без тебя паутина начала рушиться, но теперь ты здесь… Разве она не восстановилась? Я вижу, за окном вновь лето, вновь светит солнце, но его рана… почему?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Райвен на миг сжал губы, давя мимолетную горечь.
- Некоторые части паутины разрушились сильнее других, - тихо произнес он после секундного молчания, - Я восстановил то, что продолжало рушиться, но то, что дарило жизнь Фридриху… увы, восстановить это не так просто. Да и я не вижу в этом смысла, - он неожиданно улыбнулся и, оглянувшись на недоумевающего немца, чуть подмигнул ему, - Зачем дарить вновь полужизнь со смертельной раной на виске, если теперь я могу подарить ему жизнь полноценную? Тата, - взгляд юноши вновь скользнул к девушке, - Помоги мне размотать бинт.
Марк, видя, как передернуло сестру, которая и в бинтовании-то участия не принимала, чуть усмехнулся и демонстративно повернулся к вернувшемуся другу. Ничего, пусть учится сестренка, не все же ему раненных лечить! Если уж выбрала себе в парни солдата… Здесь парень вздохнул и чуть поморщился. Не было бы счастья… Если бы не Фридрих, Тата бы заметила свежую рану Вольфганга и сейчас нервничала бы значительно больше.
- Где вас носило? – вопрос он задал, надеясь отвлечься от собственных мыслей. Пашка, принимая это предложение, нарочито небрежно махнул рукой, тая в уголках губ ухмылку.
- Да так, ничего особенного. Встретили охотников на темпоров, которые утопили мой айфон. Я повисел в кандалах, Райв полазил по чужой паутине… А потом мы спасли его отца, который устроил настоящее фаер-шоу, победили плохих дяденек-охотников и вернулись домой.
Марк медленно закрыл и так же медленно открыл глаза. Вот так запросто воспринять все, сообщенное в столь сжатой форме, было чрезвычайно затруднительно, тем более в столь нервной обстановке.
Тата, кое-как разматывающая бинт на голове несчастного Фридриха, добравшись до раны, невольно вскрикнула и, спешно отвернувшись, прижала руку к губам. Наблюдающие за ней от окна пленники заухмылялись – они-то были мужчинами крепкими и раны видели и пострашнее, о чем лично Гюнтеру сразу захотелось поведать, чтобы испугать глупую русскую девчонку еще больше. На счастье последней, немец сдержался.
- Не бойся, - Райвен, мягко улыбнувшись, легко очертил кончиками пальцев жуткую рану названного отца, пачкаясь в его крови и тотчас же накрыл ее ладонью, закрывая глаза, - Все будет хорошо.
Девушка не ответила, по-прежнему не решаясь повернуться, не решаясь взглянуть на то, что делает столь внезапно повзрослевший темпор. Ах, ведь даже не было времени спросить, почему он вдруг вырос… Может, после исцеления Фридриха появится?
- Какого хрена он творит? – вопрос, заданный по-немецки, Тата не поняла, однако, по грубости тона приблизительно догадалась о его содержании и одарила вопрошающего неприязненным взглядом. Вольфганг, сам напряженный ничуть не меньше девушки, мрачно глянул на того же человека.
- Закрой рот и не выступай, пока не спросят, - холодно бросил он, затем неожиданно кивнул Гюнтеру, - Угомони его.
Кёллер, мгновенно просчитав, что его посчитали среди троицы пленников главным, самодовольно заулыбался. Ганс, автор пресловутого вопроса, помрачнел и, скрестив руки на груди, насупился.
- Так и знал, что ты вылезешь в командиры, выскочка, - раздраженно бросил он, обращаясь к Гюнтеру, однако, развивать тему не стал и предпочел уделить внимание мыскам собственных сапог.
Однополчанин кривовато ухмыльнулся.
- А кто, интересно, должен был бы командовать? Ты? Неврастеник и трус, только и умеющий, что костерить всех на чем свет стоит?
- Заткнитесь оба! – повысил голос капитан Вольфганг, - Не до вас сейчас.
Сейчас было действительно не до них. Сейчас было вообще ни до чего, кроме здоровья несчастного Фридриха, распростертого на полу и действий серьезного Райвена, что-то делающего с его раной, закрыв глаза.
Пашка, за время их небольшого путешествия немного поднаторевший в вопросах магии темпоров, приблизительно представлял, что делает юноша, но, не будучи уверен, озвучивать это не хотел – ему казалось, что Райв сейчас не лечит рану, не помогает ей затянуться, что он делает нечто другое, нечто большее и сильное… Темпор отменял сам факт ранения, поворачивал время вспять не для целого человека, а лишь для одного небольшого участка его тела. Сил на это, должно быть, требовалось немало, и отвлекать сейчас паренька казалось не только глупым, но и опасным. Кто знает, что произойдет, если сила его вдруг рассеется и, вместо того, чтобы убирать рану с головы художника, сделает… что-нибудь еще?