Василий Шульгин: судьба русского националиста - Святослав Рыбас

За статью Шульгин был приговорен к тюремному заключению на три месяца «за распространение в печати заведомо ложных сведений о высших должностных лицах». Поскольку депутата Государственной думы можно было осудить только с разрешения самой Думы, то дело надолго затянулось и в конце концов ушло на утверждение самому императору.

Правые обвинили Шульгина в продажности. М. Меньшиков издевательски назвал его «наш маленький Золя», имея в виду защиту французским писателем А. Дрейфуса, обвиненного в предательстве.

Тем не менее эксперт от православной церкви профессор Петербургской духовной академии И. Троицкий отверг обвинения евреев в ритуальных жертвоприношениях, подчеркнув, что православие никогда не выдвигало ничего подобного, что эти обвинения исходили из католического мира.

Современный исследователь С. М. Санькова предлагает несколько упрощенный ответ на вопрос: «Что же побудило В. В. Шульгина, как ранее и Д. И. Пихно, пойти на конфронтацию со многими из своих политических единомышленников? Обращает на себя внимание тот момент, что выступления в защиту Бейлиса ни в коей мере не были выступлениями в защиту евреев в целом. Шульгин всегда оставался убежденным противником расширения прав евреев, которое, по его мнению, „не только не уничтожило бы вражду между русскими и евреями“, а наоборот, послужило бы началом такой жестокой борьбы, „какой, быть может, еще не было примера на свете“. Заметим, что это утверждение появилось в „Киевлянине“ на третий день после завершения пресловутого процесса. А в следующем номере мы находим уже конкретные предложения: „Если народу тяжело жить с еврейством в мире, то у него имеются законные нормы борьбы… Изменяйте законы, делайте их строже или мягче, но достоинство народа требует, чтобы это были законы, а не беззаконие“. Последнее заявление прекрасно характеризует причину, по которой Шульгин не побоялся рискнуть как личной репутацией русского националиста, так и тиражом „Киевлянина“, имеющего исключительно правых подписчиков.

В. В. Шульгина беспокоило проявление незаконных действий в государственных органах как таковое само по себе, тем более в органах, призванных как раз следить за соблюдением законности.

Напомним, что требование прекращения бюрократического произвола, как гражданского, так и полицейского, было одной из составляющих политической программы националистов. Вследствие чего ими так приветствовались сенаторские ревизии П. А. Столыпина.

Другой, не менее важной, составляющей действий Шульгина была забота о престиже государства и монархии, которые для него были тождественны. Именно топорная и провокационная работа следственных органов была предметом особого возмущения Шульгина.

Как известно, за свои обличительные статьи в январе 1914 г. Шульгин был привлечен к уголовной ответственности за оглашение в печати „заведомо ложных сведений“. Во время судебного заседания всплыли новые подробности организации дела Бейлиса, которые он тут же осветил на страницах текущих номеров „Киевлянина“. Шульгин, не признав себя виновным, был осужден на три месяца заключения, но избежал его, уйдя добровольцем на фронт. Через год было принято высочайшее повеление освободить Шульгина от наказания, „предав дело о нем забвению“. Эта юридическая формула означала не просто амнистию, а свидетельствовала о том, что против Шульгина дело не возбуждалось и он не был осужден».

Утверждение, что наш герой «всегда оставался убежденным противником прав евреев», неверно.

Солженицын, описывая Бейлисиаду, повторил шульгинские мысли и выразился так: «Весь этот неуклюжий громоздкий процесс, при годовом раскале прессы, общества российского и мирового, — стал, как метко его назвали, судебной Цусимой России. Кое-кто в европейской прессе так и оценил, что русское правительство начало битву с еврейским народом, но проиграна не судьба евреев, а судьба самого русского государства»[124].

Уже в не столь отдаленные от нас времена со страниц американской русскоязычной газеты «Новое русское слово» прозвучало в адрес Шульгина заявление, что его поведение в 1913 году «ничего не стоит». Однако там же был дан такой ответ: «Нравится это кому-то или нет, но В. В. Шульгин останется в истории как человек, который, даже будучи антисемитом, защищал еврея, подобно тому, как Шиндлер делал то же самое, будучи нацистом. Давайте начнем пробуждаться от тяжелого сна большевизма.

И последнее. Давайте научимся, наконец, быть благодарными людям за очевидно благие поступки. На которые мы на месте этих людей, быть может, никогда бы не решились».

Дело Бейлиса, в котором на стороне защиты участвовали будущие соратники Василия Витальевича Шульгина по оппозиционному Прогрессивному блоку Василий Алексеевич Маклаков и Александр Федорович Керенский, явилось рубежом, перейдя который, наш герой вступил в XX век.

Глава пятнадцатая

Раскол внутри экономической верхушки. — Александр Коновалов, братья Рябушинские и московские «ситцевые капиталисты». — «Новый курс»

За время работы в Думе Шульгин обзавелся многими знакомствами, некоторые из которых сильно на него повлияли.

С конца XIX века в стране нарастало двоевластие. Политическую власть держала дворянская элита, но экономическая — перетекала в руки буржуазии. При этом руководство империи, сделав ставку на форсированное развитие промышленности и строительство железных дорог, под защитой протекционистских тарифов и привлекая иностранный капитал, привело страну к развилке, где надо было делиться властью в пользу быстрорастущих подопечных либо начинать с ними борьбу.

«Среднегодовой прирост промышленного производства за 1904–1909 годы составил 5 процентов, стоимость годовой продукции выросла на 20 процентов. За счет увеличения машинного производства, энерговооруженности и концентрации производства производительность труда выросла на 22 процента. Суммы вкладов и остатков на счетах акционерных коммерческих банков с 1910 года резко и устойчиво росли: в 1908 году — 818 млн. руб., но в 1914-м — 2539 млн. руб., т. е. на 309 процентов. От кредитования банки переходят к финансированию промышленных предприятий. Усиливается их роль как каналов проникновения в промышленность иностранных капиталов».

Общий итог развития промышленности в 1904–1913 годах: стоимость продукции выросла с 4038 до 7358 миллионов рублей, на 88 процентов[125].

К началу века в России стала оформляться особая группа элиты, которой было суждено сыграть выдающуюся роль, она состояла из братьев Рябушинских, братьев Гучковых, А. И. Коновалова, Г. А. Крестовникова, С. Н. Третьякова и др. Подчеркнем, что они были не из Санкт-Петербурга, а из Москвы. Складывалось ядро нового процесса — формирования русской экономической элиты. Группа осознавала свои интересы далеко за пределами собственного бизнеса, задумывалась о качестве управления государством, о состоянии обороны, об обеспечении за рубежом позиций отечественной экономики.