Павел и Авель - Андрей Баранов

– Мы же договорились – не вспоминать! – резко оборвал его граф Г., удержавшись от того, чтобы не запустить в приятеля ботфортом, стоявшим рядом на просушке.

– Вы, Морозявкин, форменная свинья. Еще раз вы позволите себе гнусное упоминание о произошедшем конфузе, то я вынуждена буду отказаться далее следовать с вами на одном торговом судне. И поверьте, я найду способ, как вас с него удалить, – выпалив эту тираду Лиза покраснела и потупившись глянула на графа.

Она весьма сожалела о том, что ей не удалось преподнести себя графу Г. как великий дар с последующими удовольствиями и выгодами. А еще ей было по-женски стыдно за все, что довелось увидеть и узнать ее спутникам.

Целомудренный граф удивленно посмотрел на Лизу, затем перевел посуровевший взгляд на заболтавшегося Вольдемара, однако для безопасности дальнейшего путешествия решил переменить тему беседы.

– Надеюсь, господа, что нам вскоре предстоит понюхать иной дым – например пороховой, для разнообразия, и он смоет все следы недавнего позора! Военная баталия – вот чего нам так не хватает!

Морозявкин, до этого насмешливо улыбавшийся краем рта, вдруг навострил ухо, отставил трубку, стряхнул с лица широкополую шляпу и вскочив на ноги стал напряженно всматриваться в горизонт.

– И это произойдет скорее чем ты думаешь! Пираты!

– О боже мой милостивый, какие же пираты в конце XVIII столетия от рождества Христова? Ври да не завирайся! – произнес граф Г. наставительно, а Лиза, подобно женской фигуре на бушприте, поднявшись на цыпочки тоже стала сверлить глазами морскую гладь.

– А известно ли вам, судари мои, что здесь шалят алжирские морские разбойники, да так что дань им платят и португальцы, и датчане, и шведы, и Сицилия с Сардинией? И даже российскому флоту приходилось с ними сражаться? – вопросил Морозявкин мрачно. – Я все это вычитал в старых монастырских газетках. Видишь ту черную галеру? Ручаюсь, нас возьмут на абордаж скорее чем я успею трубку докурить.

Правоту друга Вольдемара подтвердила начавшаяся на корабле внезапная суматоха. Впередсмотрящий орал что-то сверху итальянским матом, матросы спешно вооружались. Обычно на такого рода кораблях оружия держали столько, что хватало на всех. Как правило торговые суда совершая плаванье в здешних водах старались держаться вместе, дабы оказать достойный отпор нападавшим, но сейчас помочь одинокому купцу было решительно некому.

Крики «карамба!», а также «свистать все наверх!» переполошили всех еще больше. Капитан бегал по палубе, размахивая обнаженной саблей и подгоняя матросов, судно спешно разворачивало дополнительные прямые паруса и отчаянно маневрировало, пытаясь поймать ими слабенький ветерок. Но все усилия были тщетны, корсары резво рвались на абордаж, и вялое тявканье корабельных пушечек не могло их сдержать. Пираты десятками скатывались с выпуклых бортов в море, но тем не менее как горох сыпались на узкую палубу, абордажные крючья прошивали обшивку насквозь, паруса были разорваны ядрами в клочья. Пороховой дым застилал воздух, и в полчаса дело было кончено.

– Пираты на моем корабле! – капитан-венецианец, выглядевший весьма почтенно для итальянца, никак не мог угомониться. – Я отказываюсь верить, Мамма миа! Что вам здесь нужно, негодяи?

Эта фраза к несчастью стала для него последней в моряцкой жизни. Чернобородый пиратский вожак, которому надоело слушать его сбивчивую речь, успокоил капитана выстрелом в голову из огромного двуствольного пистолета. Все вскрикнули от ужаса, разумеется не считая корсаров, которые дружно захохотали.

– А теперь послушайте меня! – заорал пиратский вожак на чистом итальянском, почти без акцента. – Меня зовут Саид-паша, и я брат Саида-Али, и потомок самого великого Ульджа Али, последний бейлербея Алжира! Все вы – мои рабы и пленники. Если будете вести себя тихо и смирно, останетесь живы… может быть! Все непокорные будут повешены на реях. Вопросы есть?

– Есть? Что с нами будет дальше? – на свою беду спросил седой матрос, прижимая левой рукой к телу окровавленную культю правой конечности, обрубленной пиратским ятаганом.

Саид-паша приятно улыбнулся, показав белоснежные зубы, мотнул острой бородкой и навскидку выстрелили в не в меру любопытного моряка из второго ствола, убив его наповал, так же как перед этим пристрелил и его начальника-капитана.

– Слишком много вопросов! Я застрелили его, чтоб он не мучился, успокойтесь! – пояснил он, выхватив сразу два ятагана, висевшие по его бокам, и останавливая вопли несчастных пленников. – Я очень гуманен… и сейчас докажу это! Мы заберем с собой имущество, а также сильных, выносливых мужчин и красивых женщин, если таковые найдутся. А остальных оставим тут, плывите себе дальше!

Пираты рассыпались по всему кораблю, роясь на баке и корме, в трюме, на палубах и в каютах, обшаривая лестницы и волоча к себе на галеру все ценное, что смогли найти – всевозможные товары, холсты, шелк, стекло, украшения, провиант, они не брезговали ничем, бросаясь на блестящие предметы как сороки. Очень скоро Лесистратова, Морозявкин и граф Г. поняли, что им не удастся отсидеться в трюме, под грудой мешков, как они надеялись, их нашли, схватили и весьма нелюбезно препроводили к выходу.

– А, вздумали скрываться, подлецы! – так встретил их Саид-паша, который теперь обретался на капитанском мостике. – Посмотрим, кто это у нас… Красивая девчонка – ее мы продадим в гарем к султану, клянусь, она этого заслуживает! Какие формы!

При этих словах он бесцеремонно ухватил Лизу за подбородок, повернув ее лицо к свету, а затем ятаганом распорол ей платье на груди. Граф Г. метнулся было к ней на выручку, но крепкие лапы пиратов заставили его замереть, и он мог только тихо ругаться вслух. Однако услышав слова на незнакомом, как думалось, языке, Саид-паша неожиданно побледнел от злости, что при его смуглом цвете кожи выглядело ужасающе.

– Так вот теперь я я вижу, что за птица залетела к нам в сети! Мало нам испанцев и венецианцев, собачьих детей римского Папы, так еще нам гадят и слуги Ушак-Паши! От него еле спасся мой мужественный брат Саид-Али вместе с турецким флотом! Шайтан, всюду они!

– Что за Ушак-паша? – поинтересовался граф Г. у Морозявкина тихим шепотом.

– Адмирал Ушаков. Он здорово их потрепал у мыса Калиакрия и они это не забыли. Теперь концы в воду и пузырья вверх…

Я придумал им страшное наказание! Женщину мы будем любить всей командой, на палубе, а эта парочка прогуляется по доске… прямо сейчас! – при этих словах пиратский люд одобрительно захохотал.

– А разве мужчин не любят? – поинтересовался Морозявкин быстро. – Я слышал, что у вас, как и у турок это широко распространено… Я не хочу гулять по доске!

– Не рассуждать! Волоките ее! – обратился атаман к своим матросам.

Лесистратова подумала о том, что ей ужасно надоели все эти грубые мужланы, интересующиеся ей только с плотской точки зрения, и что если удастся выбраться из этой авантюры живой (невинной она уже не надеялась), то она более никогда не пустится ни в какие приключения. А вслух она сказала:

– Вот еще, что за вздор! Я без них никуда не пойду!

– Пойдешь, да еще как! Ну-ка помогите ей, Ахмед и Махмуд! – с этими словами Саид-паша махнул рукой, и началась погрузка на пиратскую галеру всех, кто был признан достойными служить рабами у алжирских беев.

Однако Лиза устроила такой крик и стала так сучить ножками, что поморщившись, пиратский главарь отогнув два пальца на руке и велел доставить на галеру графа с Морозявкиным, хотя они не вызывали у него ни малейшего сочувствия.

– Мы накажем этих собачьих детей позже и более изощренно, смерть в морской пучине для них чересчур легка! – пояснил он своей команде.

Между тем все здоровые и уцелевшие в кровавой рубке были уже доставлены на галеру и прикованы к веслам. Саид-паша устроился в крошечной, но тем не менее устланной коврами и убранной шелком каюте, и удостоил мамзель Лесистратову персонального приема.

– Как я вижу, сеньора, вы не слишком рады тому, что попали сюда? Вы полагаете, что вам не повезло? – вопросил он насмешливо.

На этот вопрос Лиза ничего не ответила, гордо отвернувшись в сторону и заодно уж из любопытства рассматривая роскошные цветастые ковры и занавеси.

– А между тем я готов легко доказать, что вы все везунчики… Эй, пали! – заорал он в окно.

К этому времени пиратская галера, раздувая паруса и отчаянно скрипя веслами, за которыми сидели рабы, подстегиваемые кнутами свирепых надсмотрщиков, отошла уже на полмили от брошенной и еле держащейся на плову венецианской посудины. Услышав приказ, рявкнули разом все пушки по правому борту, и брошенное на произвол судьбы судно было изрыто ядрами, разбито в щепы и под дикие крики оставшихся на нем несчастных моряков пошло к дну.

– Прекрасный корм акулам! Иншалла, сегодня мы славно потрудились! – заявил жестокосердный капитан и глазом не моргнув, разумеется не обращая внимания на слезы, невольно брызнувшие из лизиных глаз. – А теперь я желаю дабы ты усладила меня своими ласками, о моя новая рабыня. Тогда я буду с тобой милостив, и не убью твоих друзей, а продам их в гарем вместе с тобой, дабы их там оскопили и сделали евнухами. Они всю жизнь будут говорить тонкими голосами, станут одеваться в парчу и есть на золоте, жить в довольстве и неге, среди красавиц, разве не завидная судьба?