Лестница. Плывун: Петербургские повести. - Александр Житинский

— И потребовать, не без этого, — согласился собеседник.

Пирошников осторожно оторвал Толика от перил и подтолкнул его наверх, шепча:

— Ну их совсем! Обождем, пока пройдут, верно?

Толик кивнул, показывая, что встреча с соседкою и дядюшкой тоже не доставит ему особой радости. Наши герои, стараясь не шуметь, стали подниматься, преследуемые голосами.

— Грамотный он шибко, — с болью сказал дядюшка. — Усложняет…

На что соседка с живостью возразила:

— Ах, это все напускное! Поверьте мне.

— О себе, видать, много думает, — продолжал вслух размышлять дядя Миша, причем Пирошников в этот момент почувствовал легкий укол совести и подивился дядюшкиной наблюдательности.

— Я вас предостерегаю в отношении Нади. Она ведь очень молода еще. Я желаю ей только добра, — внушительно проговорила соседка красивым голосом, и последнее слово мягко прокатилось по лестнице: «добррра…» Дядюшка загадочно вздохнул:

— Молодо-зелено…

— Но нравственность не должна страдать, не правда ли?

— Вроде и так, — с тоской сказал дядюшка и замолчал.

Пирошникова передернуло. Лариса Павловна рассуждала о нравственности, как вам это нравится? Наш герой ускорил шаг, и Толик, ведомый за рукав, вынужден был перейти на легкий бег. Они поднялись еще выше, однако дверь их квартиры не появлялась. Пирошников чертыхнулся, понимая, что опять начинается вся эта свистопляска, которая была сейчас уж совсем ни к чему. Внезапно сверху послышался топот, и через секунду на молодого человека и Толика уже набегал, прыгая через две ступеньки, бородатый теоретик, обогнавший их минуту назад. Он уже не насвистывал, лицо его было сосредоточенным и неподвижным. Бородач промелькнул мимо, обращенный мыслями внутрь, и скрылся внизу. Пирошников в недоумении разгладил лоб, соображая, кто же повинен в их повторной встрече — бородач или он сам? Кто кого вторично встретил, так сказать? Тут же он понял, что на этот раз аспирант профессора, по-видимому, заплутал на лестнице самостоятельно. Пирошников злорадно ухмыльнулся, но надо было предпринимать какие-то действия для собственного блага, а потому он решительно двинулся вверх, приговаривая:

— Ничего, малыш! Мы их всех, конечно, скрутим, хоть всех скрутить ужасно трудно.

Скандируя этот стих так, чтобы ударения приходились на каждую ступеньку, Пирошников с мальчиком поднялись еще этажа на четыре, не встретив, однако, знакомой двери. Голоса дядюшки и Ларисы Павловны к этому времени пропали насовсем, и на лестнице наступила тишина. Пирошников продолжал подъем размеренным шагом, экономя силы и дыхание, будто решил на этот раз переупрямить лестницу. Толик с серьезным видом вышагивал рядом и не задавал никаких вопросов, чем весьма радовал молодого человека.

Через некоторое время произошла новая встреча с теоретиком. На этот раз на наших героев обрушился почти в буквальном смысле слова человек в расстегнутой куртке, с кепкой, сбитой на затылок, и, как говорится, совершенно обалдевший. Он тяжело дышал и в смятении теребил свою бороду, а его глаза были раскрыты так широко, что казалось, сейчас выпадут из орбит и поскачут по ступенькам вниз наподобие пинг-понговых шариков. Бородач остановился, не добежав до наших героев двух шагов, судорожно вздохнул и попытался привести себя в порядок. Он вгляделся в Пирошникова и только тут наконец по его лицу скользнул лучик узнавания.

— Послушайте, — хрипло сказал он. — Что за чертовщина?

— Извините, нам некогда, — в высшей степени вежливо и мягко проговорил наш герой и обошел собеседника. Не оглядываясь, Пирошников с Толиком пошли дальше вверх, а теоретик, проводив их глазами, так и остался стоять посреди пролета.

— Понимаешь, Толик, — объяснял Владимир мальчику. — Ты ничему не удивляйся, пожалуйста, и не вешай носа. Когда устанешь, скажи мне. Мы должны найти Наденьку, правда?

Толик кивнул, но посмотрел на Пирошникова с беспокойством. По всей вероятности, мальчик уже заметил несуразности в поведении лестницы и теперь искал у молодого человека уверенности.

— Теперь я ее знаю, — продолжал Пирошников, обращаясь одновременно к себе и Толику. — И теперь мы вместе кое-что знаем, верно? А поэтому… А поэтому мы сильнее! Вот так, малыш!

И наш герой, широко улыбнувшись, залез рукой под капюшон Толиковой зюйдвестки и потрепал его волосы. Толик оказался несколько взмокшим под меховым капюшоном, и Пирошникову прибавилась новая забота — как бы еще мальчик не простудился! Они сделали передышку на какой-то площадке с четырьмя дверями, ни одна из которых даже отдаленно не напоминала двери Наденькиной квартиры, причем молодой человек откинул капюшон с головы Толика и вытер ему пот со лба.

Сейчас он думал уже не о встрече с Наденькой, а больше о том, чтобы быстрее доставить Толика в теплое и безопасное место, где тот мог бы отдохнуть от утренних переживаний.

— Надо идти, — сказал он. — А ну-ка!..

И Пирошников подхватил Толика под мышки и посадил себе на плечи. Мальчик вскрикнул от неожиданности и уже на плечах радостно рассмеялся, а Владимир, как альпинист, плотно ставя ноги на каждую ступеньку, продолжал восхождение.

На лестнице, дотоле пустынной, стали попадаться люди, спешившие вниз. Они обходили Пирошникова осторожно, боясь задеть и поглядывая на него с оттенком уважения, точно на заботливого и сильного отца. Наш герой, придерживая Толика за ноги, шагал и шагал вверх, а лестница неторопливо уходила назад, не собираясь сдаваться. Еще раз повстречался бородач, который сидел, обхвативши голову руками, на ступеньке и горевал. Он с надеждой поднял лицо на Пирошникова, но ничего не сказал, лишь удивление отразилось в его глазах.

Между тем лестница становилась все круче, а ступени выше. К тому же некоторые из них были выщерблены, так что наш герой пару раз едва не упал, когда его ступня попадала в выемку. Глаза Пирошникову заливал пот, в них было уже темно, и скакали красные огоньки под веками, когда он прикрывал их, но что-то подсказывало Пирошникову продолжать путь. Собственно, ничего и не оставалось другого, как борьба с лестницей, поскольку укрыться было некуда.

— Тебе тяжело, — сказал Толик. — Я пойду сам, я уже не устал.

Пирошников опустил его вниз и почувствовал, как заныли мышцы спины. Вдобавок и в груди закололо, когда он нагнулся, поправляя на Толике куртку. Наш герой расправил плечи и несколько раз вздохнул глубоко, а потом, утерев пот со лба, упрямо пошел дальше. В нем уже закипала нешуточная ярость. Впервые в жизни, кажется, Пирошников действовал с таким упорством и терпением, и надо же! — здесь они растрачивались на бессмысленное восхождение.

«Нельзя идти вниз. Вниз нельзя», — твердил про себя наш герой.

Бородач больше не встречался, и по этому признаку Пирошников понял, что круги лестницы становятся все шире, а возможно, она уже начинает раскручиваться и распрямляться. Это придало ему сил, он стиснул зубы и так, сквозь зубы, запел с остервенением тот же марш «Нам нет преград», который очень подходил к случаю. Толик поспевал за ним, высоко поднимая коленки, но дышал тяжко и жалобно выглядывал из-под капюшона. Пирошников взял его в охапку и прижал к груди, продолжая движение. Толик обхватил его за шею меховыми рукавами, концы которых повисли за спиною Пирошникова, и лицо его оказалось совсем близко с глазами Владимира. Пирошников заставил себя улыбнуться, чувствуя, что силы уже на исходе, и прошептал Толику на ухо:

— Ничего, малыш! Ничего…

И тут он увидел наконец, что стоит на площадке перед последним и коротким пролетом, заканчивающимся голубой дверью, у которой он уже был однажды, но на этот раз открытой. Наш герой собрал все силы и, пошатываясь, медленно одолел пролет.

Он не спеша, сдерживая умное дыхание, поставил Толика за высокий порог двери, а потом шагнул к мальчику, снова, как при побеге через окно и черный ход, покидая пространство, ограниченное лестницей и квартирой. За голубой дверью был чердак. В темноту уходили бревенчатые треугольники стропил, почерневшие от времени; пол, усыпанный толстым слоем золы, проминался под ногами, а по нему была проложена тропка из узких качающихся досок. Пирошников пошел по ней, подталкивая впереди себя Толика и не веря еще, что удастся выбраться на волю. Нервы его были напряжены, поскольку, неровен час, ожидали какого-нибудь очередного фокуса. Собственно, можно было рассчитывать попасть лишь на крышу, но и это устраивало нашего героя. Пускай хоть на крышу! Пускай хоть таким способом будет сломлена лестница! Атам посмотрим…

Где-то в глубине показалось светлое пятно, и Пирошников сообразил, что оно должно происходить от чердачного окна. И действительно, тропка без всяких приключений привела наших героев к четырем деревянным ступенькам, поднимающимся к распахнутым створкам этого самого окошка, расположенного, как обычно, в торце треугольного выступа над крышей.