Мертвый час - Валерий Введенский

Прокурор Гаранин: Разве это эксперт?

Поверенный Тарусов: Если прокурор не согласен с его выводами, буду ходатайствовать о приглашении другого эксперта…

Судья фон Третенберг: Не надо другого. Дайте-ка я сам на вашу пулю взгляну.

Поверенный Тарусов (подносит пулю к судейскому столу): Пожалуйста.

Судья фон Третенберг: Двадцать второй калибр, Михаил Лаврентьевич. Так что попрошу намеки на кумовство прекратить. Сами не доработали. Подогнали факты под версию.

Поверенный Тарусов: Кем служите, Осип Митрофанович?

Печенюк (свидетель защиты): Обер-кондуктором на Петергофской железной дороге.

Поверенный Тарусов: Обвиняемый вам знаком?

Печенюк: Конечно, его сиятельство князь Урушадзе. А вот имени-отчества не знаю.

Поверенный Тарусов: Как вы познакомились?

Печенюк: Когда старые Масальские померли, года три назад сие случилось, вместо них Волобуевы поселились, за Леонидом Дмитриевичем доглядывать. Дочка ихняя, Анастасия Андреевна, в Петербург на моей машине стала ездить (пальцем показывает на Анастасию Урушадзе, сидящую в зале). Сначала одна, потом вместе с князем, когда встречаться начали. Я и в церкви на их свадьбе присутствовал.

Поверенный Тарусов: Когда вы видели князя Урушадзе в последний раз?

Печенюк: Вечером 24 июля и утром 25 июля. Туда-обратно ехал моей машиной.

Поверенный Тарусов: Я правильно вас понял: в половине первого ночи 25 июля Урушадзе высадился на дебаркадере Петергофского вокзала?[128]

Печенюк: Все верно. А в восемь утра опять сел там в вагон и поехал в Ораниенбаум.

Поверенный Тарусов: То есть можно утверждать, что князь ту ночь провел в столице?

Печенюк: Думаю, да.

Поверенный Тарусов: А мог князь к половине второго ночи вернуться в Ораниенбаум?

Печенюк: Никак невозможно-с. Никакие лошади за один час тридцать восемь верст не одолеют. А машины столь поздно, сами знаете, не ходят.

Поверенный Тарусов: У меня вопросов нет…

Прокурор Гаранин: Зато у меня вопросов вагон и маленькая тележка. Какая, однако, у вас память, Осип Митрофанович. Помните, когда кто ездил. Удивительно!

Печенюк: Тут две причины. Первая: в тот день внучка родилась. Вот и хвастался пассажирам. Вторая: вечером 25 июля узнал, что Урушадзе арестован. Якобы графа ночью ограбил..

Прокурор: А господин Урушадзе про свою поездку на следствии не упоминал.

Князь Урушадзе: Потому что никто не спрашивал. Заладили, как попугай, признавайся да признавайся…

Судья фон Третенберг: Подсудимый, помолчите.

Прокурор: И сколько же вам, Осип Митрофанович, заплатили за столь неожиданные воспоминания?

Печенюк: Нисколько, Михаил Лаврентьевич. А воспоминания вовсе не неожиданные. Помните, я и к вам с ними приходил, но вы…

Прокурор Гаранин: Прекратите врать, Печенюк.

Печенюк: Хотите, крест поцелую?

Поверенный Тарусов: Расскажите о пассажире, которого посадили вечером 24 июля на Петергофском вокзале.

Погорелый (свидетель защиты): Так вон сидит (показывает на обвиняемого).

Поверенный Тарусов: Как его зовут?

Погорелый: А я знаю?

Поверенный Тарусов: Почему его запомнили?

Погорелый: Потому что везти не хотел. Это ж надо: за тридцать копеек медью до Артиллерийской с заездом к цветочнице. Чайных роз они-с хотели-с купить…

Поверенный Тарусов: А почему все-таки повезли?

Погорелый: А некого было. Обычно с машины человек двести сходит, а в тот день – пятьдесят. Вот и пришлось почти даром… да и то потому что Артиллерийская мне по дороге, я на Выборгской стороне живу.

Поверенный Тарусов: Почему дату запомнили?

Погорелый: Праздник был, Успение Богородицы. Все пили, а я, словно нехристь, работал. Нехорошо-с!

Поверенный Тарусов: А зачем работали, если праздник так важен для вас?

Погорелый: Отец велел. Сказал, раз жениться задумал, нечего деньгу в кабаках просаживать. Иди, мол, зарабатывай. Против батьки разве попрешь?

Прокурор Гаранин: И сколько тебе заплатили, мил человек?

Погорелый: Как договорились, тридцать копеек. Хотя на букет чайных роз кавказец целый рубль потратил. Мог бы поменьше их купить, тогда и со мной сполна рассчитался бы.

Прокурор Гаранин: Я не о том. Сколько сегодня заплатили, чтобы ты в суд пришел?

Погорелый: Запросил две десятки, сговорились на одной.

(Шум в зале)

Прокурор Гаранин: С кем сговорились?

Погорелый: С дамой, вон в третьем ряду сидит.

Прокурор Гаранин: Привстаньте, пожалуйста, представьтесь.

Княгиня Тарусова (встает): Княгиня Тарусова, Александра Ильинична.

Прокурор Гаранин: Наслышан про вас. Присаживайтесь пока. Вернемся к тебе, Погорелый. Итак, за червонец ты согласился соврать, что вез этого господина?

Погорелый: Соврать? Нет, я его вез, истинный крест!

Прокурор Гаранин: Точно его?

Погорелый: А что не он, вашеродь?

Прокурор Гаранин: Тут спрашиваю я.

Погорелый: Вроде похож… Кто их разберет, вашеродь? Был бы наш, православный…

Прокурор Гаранин: После так называемого свидетеля (смех в зале), как и обещал, представлю своего, который прольет свет на методы, кои использует светило нашей адвокатуры князь Тарусов. Итак, Домна Петровна Ласточкина!

Прыжов, услышав про Артиллерийскую и чайные розы, сразу все понял. Взглянул на Урушадзе. Тот побелел, прикрыл лицо рукой, руки его заходили ходуном. Лешич прикинул оставшееся до окончания заседания время – минимум час: полчаса займет обвинительная речь прокурора, примерно столько же будет выступать Диди. За этот час он, Лешич, успеет доехать до Большой Морской и вернуться оттуда с Крутилиным и городовыми.

Когда прокурор вызвал Ласточкину, Прыжов, благо сидел в самом конце, покинул зал. Его уход никто не заметил. Никто, кроме Урушадзе.

Хозяйка борделя неспешно прошла к свидетельскому месту. Михаил Лаврентьевич ободряюще ей улыбнулся, секретарь суда привел к присяге.

Из стенографического протокола Елизаветы Фаворской:

Прокурор Гаранин: Род ваших занятий?

Домна Петровна Ласточкина (свидетель обвинения): Вдова титулярного советника.

Прокурор Гаранин: А поточнее?

Ласточкина: Содержу дом терпимости.

(Шум в зале)

Прокурор Гаранин: Подсудимый вам знаком?

Ласточкина: Видела пару раз на улице. Городок наш, сами знаете, маленький.

Прокурор Гаранин: В ночь с 24-го на 25 июля он заходил в ваше заведение?

Ласточкина: Нет.

Прокурор Гаранин: Однако вам, Домна Петровна, предлагали деньги, если на суде вы заявите обратное?

Ласточкина: Да, господин прокурор, предлагали.

Прокурор Гаранин: Сколько?

Ласточкина: Сто пятьдесят рублей.

(Шум в зале)

Прокурор Гаранин: Кто именно?

Ласточкина: Княгиня Тарусова. В третьем ряду сидит.

(Шум в зале)

Прокурор Гаранин: И вы согласились?

Ласточкина: Да, но лишь затем, чтоб вывести ее на чистую воду. Сразу пошла к полицмейстеру.

Прокурор Гаранин: Благодарю вас, Домна Петровна, за помощь следствию.

Ласточкина: Всегда рада услужить, Михаил Лаврентьевич. Могу идти?

Судья фон Третенберг: Вряд ли. Думаю, у адвоката к вам вопросы.

Ласточкина (с недоумением смотрит на прокурора): Не поняла…

Прокурор Гаранин (Ласточкиной, разводя руками): Порядок такой….

Судья фон Третенберг: Или у защиты нет вопросов?

Такого удара от глуповатого Михаила Лаврентьевича Тарусов не ожидал. Сидел пыльным мешком прибитый. С трудом понял, что к нему обращается судья. Понурив голову, встал и пробормотал:

– Вопросы есть. Конечно, есть.

Дмитрий Данилович понимал, что должен сейчас растерзать Ласточкину, иначе прощай значок присяжного поверенного. Только вот голова, словно барабан, была пуста. Необходимо успокоиться, взять себя в руки, собраться с мыслями, составить план допроса:

– Прошу перерыв.

Судья усмехнулся в усы, Гаранин нервно замахал:

– Возражаю.

– Будьте великодушны, Михаил Лаврентьевич. Проявите милость к павшим, – с той же ухмылкой произнес барон Третенберг. – Да и душновато здесь.