Волшебник - Колм Тойбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая жалость, – сказала Катя, – что за их достижения им не платят. Если мне попадутся еще несколько таких интервью Эрики, придется обнародовать ее мольбы прислать денег.
Все чаще люди смеялись над наивностью и самонадеянностью старших детей Томаса Манна. На карикатуре, изображавшей Клауса Манна, тот говорил: «Я слышал, папа, что у гениев не рождаются гениальные сыновья. А стало быть, ты не можешь быть гением!» Бертольт Брехт, не любивший Томаса, написал: «Все на свете знают Клауса Манна, сына Томаса Манна. Но кто такой этот Томас Манн?»
Порой Томас с Катей и сами путались в неразберихе, которую создавали их старшие дети. Когда пошли слухи, что Клаус помолвлен с Памелой Ведекинд, Катя узнала, что у Эрики с Памелой роман.
– Может быть, они ее делят на двоих, – предположил Томас.
– Чтобы Эрика с кем-то делилась? Никогда не поверю.
Клаус написал роман, главный герой которого не скрывал своей гомосексуальной ориентации, затем пьесу о четверых молодых людях, двух юношах и двух девушках, живших в свое удовольствие и не признающих никаких правил. Поскольку в семействе Манн было заведено устраивать чтения после обеда, решили, что Клаус, навещавший родителей, должен поделиться с ними своим творением.
Когда Клаус закончил читать, тетя Лула недвусмысленно дала понять, что возмущена описанием сексуальных сцен между девушками.
– Это крайне нездорово, – заявила она, – и надеюсь, эта пьеса скоро канет в забвение. Томас и Генрих сочиняют такие прекрасные книги, а эти дети, место которым в школе, пишут что хотят. Я ни за что не допущу, чтобы мои дочери это прочли.
– Война закончена, Лула, – сказал Томас.
– Значит, наступивший мир мне не по душе.
Мнение Лулы не разделял известный актер Густав Грюндгенс, звезда гамбургской Каммершпиле, который предложил исполнить одну из мужских ролей в пьесе Клауса при условии, что Клаус сыграет вторую, а женские роли достанутся Эрике и Памеле Ведекинд.
Грюндгенс вызвал переполох в семействе Манн. Даже Голо испытывал извращенное удовольствие, наблюдая за сменой его пристрастий. Клаус, никогда не скрывавший своих наклонностей, написал, что они с Грюндгенсом влюблены друг в друга, однако вскоре Эрика сообщила домашним, что собирается замуж за Грюндгенса. Некоторое время спустя Клаус, к изумлению родителей и Голо, поведал им, что, несмотря на помолвку с Грюндгенсом, его сестра по-прежнему влюблена в Памелу, а он, хоть и помолвлен с Памелой, влюблен в Грюндгенса.
– Так теперь делают все, кто собирается жениться? – спросил Голо.
– Нет, – отвечала его мать. – Только Эрика с Клаусом.
Во время гастрольного тура по Германии слухи о запутанных отношениях между актерами распространялись журналистами, намекавшими в своих рецензиях, что пьеса основана на реальных событиях из их жизни.
– Мы планируем открыть сезон в Мюнхене, – сказала Эрика. – И хотим, чтобы пришли все. От этого зависит наш успех.
– Меня на ваше представление не затянет и десятка запряженных лошадей, – ответил Томас. – Газеты могут вопить на весь свет, я останусь в своем кабинете, а в вечер спектакля лягу пораньше.
Томас с Катей отдавали себе отчет, что не могут запретить Эрике с Клаусом влюбляться, вступать в браки и играть в театре. Они терпимо относились к тому, как вели себя старшие дети, но их неприязнь к Густаву Грюндгенсу становилась все сильнее, и они были готовы донести ее до Эрики.
Грюндгенс, которого Эрика представила Томасу с Катей, не скрывал, что хорошо осведомлен о жизни семейства Манн. Он знал подробности разрыва между Томасом и Генрихом во время войны и имел представление о долларовых доходах Томаса. Грюндгенс был первым чужаком, который стремился проникнуть внутрь избранного круга, очерченного Эрикой и Клаусом. Томас и Катя с детства знали Памелу Ведекинд, родители Рики Хальгартена жили по соседству, но они понятия не имели, откуда им на голову свалился Густав Грюндгенс.
– Однажды я видела такого, как он, в берлинском поезде, – сказала Катя. – Он улыбался до ушей и пытался всем угодить, но, когда появился контролер, оказалось, что он безбилетник.
Заглянув к ним в гости, возбужденная и раскрасневшаяся Лула злобно выпалила, что возмущена поведением Эрики:
– Я прочла ее интервью. Она совершенно не уважает свою аудиторию. И не стесняется заявлять об этом вслух.
Однажды Лула застала Томаса с Катей, которые лениво потягивали кофе в обществе Клауса Прингсхайма. Заметив, что Клаус решил избрать его сестру мишенью для своего остроумия, Томас от души пожелал, чтобы эти двое никогда не пересекались.
– Какое счастье, что мы живы, – заметил Клаус. – В прошлом году у нас был кайзер, а сейчас кого только нет. Это и зовется историей.
– Для этого есть другое название, – возразила Лула. – Это непотребство, которое люди из хорошей семьи, словно клоуны, выставляют напоказ перед всей Германией.
– Вы про Эрику с Клаусом? – спросил Клаус Прингсхайм. – Из хорошей семьи?
– По крайней мере, наше семейство всегда считалось респектабельным, – сказала Лула.
– Слава богу, наше таковым никогда не считалось, – парировал Клаус. – Возможно, все дело в мезальянсе?
– Полагаю, Клаус шутит, – вмешалась Катя.
Щеки Лулы вспыхнули.
– Чем вы зарабатываете на жизнь? – спросила она Клауса.
– Я изучаю музыку. Иногда дирижирую. Я не зарабатываю на жизнь.
– Как вам не стыдно!
– Стыда больше нет, – ответил Клаус. – Выйдите ночью на улицы Мюнхена или Берлина и поймете, что стыда не осталось и в помине. Он отрекся вместе с кайзером. И с тех пор у нас правит бесстыдство.
– Германия обречена, – промолвила Лула, горячась.
– Ну разве это не чудесно? – спросил Клаус.
Лула объявила, что уходит. Внезапно она показалась Томасу усталой и нездоровой. Некоторое время она сидела, уставившись перед собой, словно ее клонило в сон. Томасу пришлось проводить ее до двери.
Когда он вернулся в гостиную, Клаус спросил его, присматривает ли кто-нибудь за его сестрой.
– Что вы имеете в виду? – спросил Томас.
– Ваша сестра похожа на женщину, неравнодушную к морфину.
– Не говори глупостей, – сказала Катя.
Вскоре Эрика начала носить пиджаки и галстуки. Они с братом очень похожи, порой думал Томас. Иногда Эрика с Клаусом начинали говорить одновременно и говорили об одном, давая понять Грюндгенсу, что в их мире он пришелец и ему никогда не понять их глубокомысленных цитат, изысканных шуток и нежелания подчиняться правилам. Их манера общаться исключала присутствие третьего. Почему Эрика собиралась выйти за Грюндгенса, ни Катя, ни Томас не понимали.
– Возможно, замужество вообще не для нее, – заметила Катя.
Томаса так подмывало ответить, что, к сожалению, выйти за брата Эрике нельзя. Похоже, это был единственный способ держать Клауса в
