Путешествие к Центру - Брайан Стэблфорд

Мы бы и сами пошли, если бы дверь не была плотно закрыта, а у нас имелась хоть малейшая идея, как открыть ее. Рядом с дверью находилось некое подобие панели, укрепленной на покатой поверхности купола, но она была закрыта щитком из прозрачного пластика, который ни на миллиметр не подался от мягких надавливаний и попыток подцепить его пальцами.

Толпа продолжала стоять, выжидая.

— Я начинаю чувствовать себя дураком, — сознался я Мирлину после нескольких минут тыканья в дверь и в ее предполагаемый запорный механизм.

Мирлин уже доставал режущий инструмент. Я с сомнением следил за его действиями, не вполне уверенный, правильно ли он поступает, но в то же время без малейшей мысли насчет возможной альтернативы.

Я вынул нож и попытался лезвием сковырнуть щиток, предположительно закрывавший панель управления дверью. Безрезультатно.

— Это не защитная оболочка от пыли, — высказал свое мнение Мирлин. Скорее, специальный запор. Дай-ка попробую.

Я уступил ему место, и он включил луч резака. Оглянувшись, я посмотрел на толпу, но та стояла, наблюдая за всем происходящим с ангельским терпением.

Центр щитка Мирлин вырезал за несколько секунд. При первом же прикосновении луча пластик вскипел и расплавился. Тогда он выключил резак и стал давить на большую кнопку в середине панели.

Ничего не произошло. Когда он отошел в сторону, предлагая попробовать мне, я обратил его внимание на вертикальную прорезь слева от центра.

— Это, — сказал я, — во всем мире всегда означало замочную скважину.

— Предосторожность, чтобы посторонние не попали внутрь, не так ли? отозвался он.

— И что теперь?

Я занялся критической оценкой ситуации, в которую мы попали, оглядываясь по сторонам, взвешивая каждую деталь и делая прочее в том же духе Однако Мирлин был человеком действия, или же он просто плохо переносил, когда что-то ему не хотело поддаваться. Он опять включил луч резака, поставив его на максимум мощности, и направил на эту чертову кнопку. Пластик головки зашипел, а металл панели, плавясь, окутался языками пламени.

— Эй! — крикнул я. — Ты бы лучше…

И тут я осекся, потому что все огни в куполе — да и в городе тоже внезапно погасли.

Терпение людей в толпе наконец иссякло. Они побежали — рассыпались по укрытиям, как перепуганные кролики.

Когда примерно через полминуты свет включился опять, мне тут же стало ясно, что происходит. Он больше не был ни белым, ни постоянным, как раньше. Городское освещение, правда, не изменилось, но внутри купола что-то произошло. С уровня земли в окна не было видно ничего, кроме длинного, однообразного коридора, очевидно, опоясывавшего купол по периметру. Он был по-прежнему освещен. Однако снопы белого света теперь регулярно перемежались красными вспышками.

Я просто млел от длинной цепочки совпадений. В тысячах световых лет от Земли, глубоко внутри гигантской искусственной планеты, в качестве сигнализатора тревоги использовались красные мигающие огни Галактика в конце концов оказалась устроена весьма по-домашнему. Петли у двери были сверху, и она откинулась вверх, открыв темный полукруглый проход.

Мы двинулись в его темноту, готовые встретиться с чем угодно, что может выползти из мрака. Внезапная вспышка света застала нас врасплох и настолько меня ослепила, что я вообще перестал хоть что-нибудь видеть. Я услыхал болезненно-удивленный крик Мирлина, а затем в мозгу моем возникло ужасное ощущение, как будто в него налили кислоты.

Я заорал.

Мирлин, возможно, тоже, но в таком состоянии слышать его я уже не мог. Был момент, когда мне показалось, что душу мою рвут на части, а затем сознание покинуло меня на долгие, долгие времена.

Пусть это покажется сумасшествием, но очнулся я в прекрасном самочувствии.

Я давно уже смирился с тем, что, независимо от обстоятельств, у человека по пробуждении не бывает хорошего самочувствия, и это есть неизбежный аспект человеческого бытия, но сейчас я ощущал себя свежим, с легкой головой и в приподнятом настроении.

Это удивительное состояние длилось до тех пор, пока я не понял, что представления не имею, где нахожусь. А затем пришло осознание того, что, где бы я ни находился, влип я ужасно. На мне больше не было термоскафандра только майка с короткими рукавами да подштанники, в которых я обычно влезал в термоскафандр. Открыв глаза, я долго моргал, ослепленный ярким светом, и даже вынужден был прикрыть их рукой, чтобы привыкнуть.

Сделав попытку встать на ноги, я обнаружил, что лежу на твердой земле, на боку. Тело не ломило, из чего следовало, что лежу не так давно. Внутреннее побуждение, заставившее меня вскочить на ноги, оказалось на поверку обыденной привычкой, — до меня не сразу дошло, что я стал очень легким. Именно такой вес был у меня во времена забытой молодости, когда мы жили на микропланете в астероидном поясе. Все годы, что притягивала меня к Земле гравитация Асгарда, казалось, растаяли как дым, вернув меня в предшествовавшее состояние.

Разумеется, это была иллюзия; оказаться опять в астероидном поясе я никоим образом не мог. Но если я все еще нахожусь внутри Асгарда, то, значит, очень и очень глубоко. Возможно, не в самом центре, чье тяготение продолжало удерживать на Земле мои босые ноги, но гораздо ближе к нему, чем та реликтовая экосистема, откуда меня выдернули.

Убрав с глаз ладонь, я готов был увидеть все что угодно. Но то, что предстало моему взору, выглядело настолько странно, что от удивления у меня даже перехватило дыхание.

Наибольшее изумление вызвала вовсе не поросшая сочной травой равнина, убегавшая от меня во все стороны, и не высокие пальмообразные деревья, росшие группками там и сям, и не ярко окрашенные, щебетавшие в листве птицы, каких мне в жизни встречать не доводилось.

Я никогда не видал светлого голубого неба и золотого солнца. Я никогда не был на Земле и ни на одном из похожих на нее миров. Небо на Асгарде имело совершенно другой оттенок из-за тонкости атмосферного слоя, и видел я его все время через оконное стекло. Я никогда не стоял обнаженным под бескрайним небосводом, а иллюзия, что когда-то я здесь уже бывал, наполняла меня неизъяснимой паникой.

Иллюзия?

Скрючившись в три погибели, словно пытаясь спрятаться от этого неба, я убеждал себя, что это наверняка иллюзия. В конце концов, где еще мог я встретить такое небо? Я находился внутри Асгарда, и небо здесь не могло быть выше двадцати — тридцати метров над моей головой, а сделано оно из твердого вещества… и тем более в нем не должно быть никакого сияющего солнца, но лишь ряды электрических лампочек или бледное свечение биолюминесцентного мха. Я не мог быть снаружи, потому что я был внутри.