Путешествие к Центру - Брайан Стэблфорд

— Есть еще несколько маленьких неясностей. Хотя, как я догадываюсь, они вне твоей компетенции. Но одна из них: почему Асгард? Зачем прилетать сюда, когда у тебя на выбор была целая галактика?

— Это достаточно просто, — произнес он. — У меня есть странное чувство, что я родился здесь. Я уже говорил, что саламандры покупали помощь со стороны. Не уверен — чью, но я видел документы, на которых стоял вот такой значок, — он нарисовал в воздухе некую картинку указательным пальцем перчатки, — и были ссылки на Асгард. Тогда я решил, что неплохо бы узнать побольше о своем происхождении. Разумеется, тогда я не понимал, что закупленная саламандрами технология было наследием давно вымершей расы или скрывшейся из виду по крайней мере несколько миллионов лет назад.

Я замер на месте, остолбенев от удивления.

— Боже мой! — пробормотал я. — Ты хочешь сказать, что кто-то нарыл все это среди людских отбросов, как мы извлекаем на поверхность вещи из уровней?

— Похоже на то.

— Тогда они умеют хорошо держать язык за зубами.

— А почему бы нет? — сказал Мирлин.

Как он был прав?'Возможно, даже больше, чем сам это понимал. Я готов поклясться, что Александр Совбров ничего не знал о достижениях такого уровня. Но тогда мораль истории Мирлина, если в ней вообще присутствует хоть какая-то мораль, состоит в том, что иногда мы не в состоянии даже осознать, насколько бедно наше воображение, когда дело доходит до искусства технологий. Алекс шел по следу, ведущему в громадную, прекрасно оборудованную мышеловку из блестящей хромированной стали. Люди относятся к биотехнологиям вовсе на так, как, скажем, тетраксы.

— А что бы ты сделал, если бы оказалось, что такая технология здесь действует постоянно? — спросил я. — Или же это просто грубое любопытство по поводу своего генеалогического древа?

— Не знаю, — ответил он. — Возможно, мне предназначено судьбой построить соответствующий мост. Не об этом ли просил монстр по имени Франкенштейн?

— Ты читал «Франкенштейна»?

— Нет, но помню, что слыхал эту историю. Помню, как я догадываюсь, даже цитаты из нее.

Диалог приобрел кисловатый привкус, а мне этого вовсе не хотелось. Не дай Бог раздуть слона из его происхождения. Я не стал травмировать его расспросами, не собирается ли он в дальнейшем продолжить свой род с генетической бомбой внутри или без оной.

— Итак, что теперь?

— Теперь, — ответил он, — я с тобой. Будем искать путь к центру. Это шанс оторваться от людей, которые хотят меня убить, а раз ты тоже бежишь от них, значит, у тебя, вероятно, есть куда бежать. Разве не так?

Мне показалось, он подразумевал, что я тоже беглец, и не только от белокурого звездного капитана, грозившей расстрелять меня за дезертирство. Не важно. Если он считает себя сильным психоаналитиком, пробыв лишь несколько месяцев человеком, — пусть его. Я не должен подавать виду.

— Не знаю, заметил ли ты, — сказал он, — но, по-моему, горизонт за последние несколько минут стал значительно светлее. Думаю, твой город уже недалеко — и надеюсь, что он не настолько повержен в хаос, как все вокруг нас.

Я этого не заметил и выругал себя, что, запутавшись в дебрях собственных мыслей, отключился от действительно важных в нашем нынешнем состоянии вещей. В то же время я вознес молчаливую благодарность за то, что мои молитвы были услышаны. Похоже, отсюда был шанс сделать первый шаг длинного и тяжелого путешествия к сердцу загадки, имя которой — Асгард.

Я ожидал чего-то необычного — того, что действительно меня потрясет. Я понимал, что мы не настолько глубоко забрались под поверхность, но все равно надеялся встретить людей, создавших Асгард. Если это окажется возможным, тогда возникнут тысячи альтернатив, на которые я пойду с радостью.

Однако, как всегда происходит в подобных случаях, я получил лишь малую толику желаемого. В городе мы обнаружили действительно неожиданные вещи. Сам он постепенно деградировал, как и все на этом уровне. Он разрушался уже в течение долгих времен. Стены покосились, двери зияли пустыми проемами, улицы покрылись липкой грязью и мусором. Единственная вещь, оставшаяся нетронутой, это городское освещение, причем ни о какой хилой биолюминесценции речь не шла; город освещался белым светом от миллиона лампочек накаливания, каждая величиной с человеческую голову. Не было ни одной перегоревшей: ремонтная система, поддерживавшая освещение в порядке, находилась в рабочем состоянии.

Однако то, что высвечивали лампы, довольно странно было созерцать, но уже совсем в другом смысле. Нам не пришлось искать обитателей города — они слетелись сами, как мошки на свет. Эта метафора в данном случае куда больше соответствовала действительности, чем могло сначала показаться, поскольку в их глазах не было и намека на движущее ими активное любопытство; вместо этого отсутствующее выражение на лицах предполагало, что их направил сюда какой-то внутренний импульс, который они не могли или не хотели подавить.

Они были гуманоидами, но среди всех разношерстных рас, собравшихся на Асгарде, не было ни одной, похожей на них. Их взрослые представители имели рост одиннадцати-двенадцатилетнего земного подростка. Они были тощие, с выступающими костями, а головы их были маленькие и удлиненные. Кожа серебристо-серая, морщинистая, поэтому даже младенцы имели лица, казавшиеся безнадежно старыми. На них была одежда, но у большинства оставались лишь слабые ее признаки, а одетые наиболее экстравагантно носили только штаны до колен и драные, заношенные куртки.

Как только толпа собралась — не вокруг нас, а по бокам, — я заметил, что никто из них ничего не нес в руках. Ни инструментов, ни оружия. Не было и признаков того, что хоть кто-то из них имеет занятие, от которого его оторвало наше появление, за исключением некоторых детей, забросивших свои игры с булыжниками, чтобы поглазеть на нас.

Никто даже не попытался подойти к нам поближе. Никто не встал на пути. Пока мы шли по улице! они просто стояли и смотрели на нас, причем не все, а затем пошли следом, так что увязавшийся за нами хвост становился больше с каждой минутой.

— Если это потомки тех, кто построил Асгард, — пробормотал я, — то можете считать меня сыном беззубого тетронца.

— Они деградируют, — заметил Мирлин. — Они могут быть потомками кого угодно. По тому, что они сейчас собой представляют, нельзя судить, какими они были раньше.

— Наследственная деградация или зависимость от машин? — поинтересовался я. — Это миф. Теория, будто эволюция начинает идти в обратном направлении, когда прекращается естественный отбор, — заблуждение. Устранение фактора отбора может остановить замену посредственных генов более хорошими, но оно не может спровоцировать замену нормальных генов на худшие. Организм всегда старается освободиться от вредных мутаций.