Долгое дело - Станислав Родионов

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Король... А любовь? Видели, чтобы высокий и статный парень шел с пигалицей? Видели, чтобы красавица влюбилась в урода? Молодая влюбилась в старика? Хорошо обеспеченный влюбился в голь-шмоль? Выходит, что, прежде чем влюбиться, человек решает целую кучу социальных, эстетических и биологических вопросов... А уж потом разрешает себе влюбиться. Вот вам и слепая любовь. Да и не было ее и никогда не будет!

- Воскресный обед считаю открытым. - Рябинин выковырнул штопором половинку пробки, а вторую начал ковырять вилкой.

- Ох уж эта мне интеллигенция. - Петельников взял бутылку и ладонью в дно вышиб пробку.

Сухой рислинг никого не опьянил. Может быть, только у Рябинина ярче заблестели очки. Да Светлана чуть свободнее подняла голову, стряхивая оцепеняющую стеснительность. Да инспектор решился на вторую тарелку супа, на которую решился бы и без рислинга. Да Лида от ужаса завела взгляд под потолок, куда последовал взглядом и Петельников, обо всем догадавшись, - она удивилась, что на смотрины он дважды привел одну и ту же девушку.

- Суп из лука, а сладкий, - заметил Рябинин, которому эту неделю все казалось сладким.

- Потому что в нем глюкоза, фруктоза и эта... овошёза, - внушительно объяснил инспектор.

- Вадим, а вы дома готовите? - спросила Лида, любопытствуя, и это любопытство застелило ее лицо ребяческим нетерпением.

- А как же. Варю пельмени, жарю чебурашки...

- Какие Чебурашки? - удивилась Светлана.

- То есть чебуреки и разные чахохбили.

- А супы? - посмелела она.

- Супы нынче не в моде.

- Да? - спросила Лида, готовая умереть от любопытства.

- Нынче в моде бульоны с пол-яйцом... Женщины, да я знаю столько полезных советов, сколько вам и не снилось. К примеру, как из селедки выбить селедочный запах.

- А зачем его выбивать?

- Чтобы она пахла осетриной.

- Ну и как выбить? - заинтересовался Рябинин.

- Вымочить одну сельдь в одном литре коньяка.

- А коньяк потом куда?

- Не скажу. Женщины, а знаете, как отмыть подгоревшее дно чайника?

- Вадим, у чайников дно не подгорает, - сказала Лида вместо своего "Да?".

- Еще как, если варить в нем кашу. И вообще, посуда легче всего отмывается, когда ее моет другой.

- Кто же этот другой?

- Вчера, например, мыл инспектор Леденцов...

Рябинин глянул на женщин единым охватывающим взглядом. Раскрасневшаяся Лида... Воспрявшая Светлана... Сначала он решил, что из-за этого единого и охватывающего взгляда ему захотелось совместить их силуэты, как это делается в фотоаппаратах. Но тут же понял, задетый беспричинной и сразу убежавшей тревогой, что дело не в его взгляде... Они похожи, они внешне очень похожи. Ростом, фигурой, чертами лица, женственностью... Только Лида, может быть, на сантиметр повыше. И волосы ее погуще и поярче, с далеким красноватым отливом. И постройнее. И говорит свое бесподобное "Да?".

- Вадим, у вас будет гастрит, если вы... - начала было Лида.

- Если я не женюсь, - подхватил инспектор. - А я живу по русской пословице: пока баба не грянет, мужик не перекрестится.

- Ну и скоро грянет баба? - спросил Рябинин.

- У нас есть инспектор Фомич. Знаете, как жена о нем заботится? Звонит ему, и если он не обедал, то предупреждает: "Смотри, подохнешь!".

- Вас и так предупредить некому, - заметила Лида.

- А я вот попрошу Свету звонить мне и спрашивать: "Не подох?". Все на душе будет теплей...

Краска, которую не могла вызвать двухчасовая суета на кухне, теперь робко проступила на Светланиных щеках. Рябинин обрадовался - ей, наверное, у них хорошо, коли краснеет от шутливых намеков. И Лиде хорошо - она любит приятных гостей. И Вадиму хорошо - второй бифштекс уминает. А Рябинину всю неделю было хорошо.

- Лучше расскажите что-нибудь из вашей практики, - попросила Светлана инспектора, чтобы не гореть огнем от его слов.

- Можно. Приземляли мы вчера на хазе забулдона...

- Как? - ничего не поняла Светлана.

- Арестовывали на квартире пьяницу. Только вошли... Он прыжком к шкафу. Ну, думаю, быть пальбе. Между нами раздвинутый стол. Кричу, как положено, насчет кистей вверх. Ну и свой пистолетик уже в руке. А забулдон открыл шкаф, выхватил...

- Ружье? - ужаснулась Лида.

- Нет, длинную, тяжелую, конусообразную...

- Мину? - тихо предположила Светлана.

- Нет, бутылку "Плодоягодного". И забулькал. Граммов триста успел.

- Да?

- А говорят, что в городе появился садист, - окончательно распрямилась Светлана. - Подсаживает в свою машину девушек, везет за город, там пытает, а их крики записывает на магнитофон...

- И потом дома прокручивает, - знающе подтвердил Рябинин.

- Ага. - Инспектор кивнул. - Только садист не один, а их несколько. И не на магнитофон записывают, а сами играют на гитарах. И не девушки кричат, а они сами орут. И называются не садистами, а вокально-инструментальным ансамблем "Гармония".

Женщины засмеялись.

У Рябинина всплыла мысль, никуда не исчезнув, потому что была ясной: сколько сказано о любви... А о дружбе? Нет, не так. С какой силой воспето неясное и трепетное состояние, когда человек лишь начал влюбляться. А где и как воспето состояние, когда человек?.. И слова-то нет.

Рябинин обвел всех какими-то обмякшими очками и блаженным голосом спросил:

- Братцы... Есть слово "влюбился", а почему нет слова "вдружбился", а?

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Уж коли зашла речь о любви... Оставим ее для молодежи - пусть развлекаются, пока не повзрослеют. Жизнь она ведь земная. Я к тому, что любовь есть секс, и больше ничего. Грубо? А правда она такая, грубая. Вся наша любовь сводится к греховным потребностям. Думаете, я любовь не признаю? Признаю, только мое понятие любви другое... Когда с женщиной просто живут - это секс, а когда это делают красиво - это любовь.

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Мне кажется, что я понял, в чем ошибается Юрий Артемьевич, - он не разграничивает понятия "смысл жизни" и "главное в жизни". Разумеется, главное в жизни - это труд. Здоровье - тоже главное в жизни. Еще главное в жизни - любовь. Дети, конечно, главное. Природа, материальная база, психологический климат, образ жизни - все это главное в жизни. Что там еще осталось?..

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Рябинин не поверил первым флоксам, заболевшим, закрасневшим на лотках у метро. Он не поверил ранней свежей картошке, принесенной Лидой с рынка. Он календарю не поверил...

Но в парке посмотрел на березу одновременно с порывом сильного ветра. Его взгляд опередил скорый воздух и первым лег на пышную, слегка отяжелевшую от тепла и поливов зелень, которую желтизна не тронула даже волоском. И тут же гулящий ветер - тот, который он опередил взглядом, - вломился в крону и вытряхнул из нее стайку невесть откуда взявшихся рыжих листьев.

И Рябинин поверил - август.

- Уже август, - сказал он Беспалову, входя в его кабинет и осторожно удерживая за уголок маленькую бумажку - как просушивал.

- А...

- Что "а"? - спросил Рябинин, запоздало поняв ненужность этого вопроса: его слова опередили собственную мысль, как утром взгляд обогнал парковый ветер.

Уже август. Уже август, а... Только оно, только время бросает в душу это железное "а". Месяц прошел, а... Год прошел, а... Жизнь прошла, а... А что? Зачем они прошли?

Рябинин прищурился, близоруко вглядываясь в лицо Беспалова, - это ли сказал прокурор? Юрий Артемьевич тоже прищурился, собираясь ответить. Но Рябинин опередил его философским сообщением:

- Египетскому сфинксу четыре тысячи лет. Лежит себе.

И промелькнуло, исчезая...

...Мы не живем, а просматриваем коротенький конспект собственной жизни...

Египетский ли сфинкс подсказал, думал ли об этом раньше, но прокурор вот почему прищурился - вдруг спросил веселеньким голосом:

- Счастье... Почему ж вы смыслом жизни не полагаете счастье?

- Может быть, потому, что так полагают многие.

Рябинин сел в кресло, положив на колени свою осторожную бумажку, - ему не хотелось говорить о счастье.

- Сергей Георгиевич, давно сказано, что мы созданы для счастья, как птицы для полета.

- Мы-то созданы...

- А коль созданы, то надо летать.

- У счастья есть один недостаток, Юрий Артемьевич. Не всегда знаешь, что оно с тобой...

- Неужели вы никогда не были уверены в своем счастье?

- Был. Но всегда был и тайный страх.

- Почему же?

- Боялся, что оно уйдет...

- Тогда вам не бывать счастливым.

- А я их не люблю.

- Кого? - Понял прокурор "кого", но отогнал это понимание, как оброненную глупость.

- Счастливых.

- Что вы говорите! - Беспалов махнул сигаретой, открещиваясь.

- Действительно, что я говорю, - искренне удивился Рябинин, хотя надо бы сказать: "зачем я говорю".

- Вы же человек добрый, - успокоился прокурор.

- Возможно. Но счастливых не люблю.

Юрий Артемьевич уложил окурок в пепельницу и негромко, словно боясь ответа, спросил: