Когда зацветут тюльпаны - Юрий Владимирович Пермяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Своим долгом и прочее, и прочее, — перебил его Вачнадзе. — Ну, не буду, не буду… Не обижайся. Злой я сейчас, вот и лезет в голову всякая ерунда… Ну, хорошо, ты поедешь, а как доберешься туда?
— От села к селу… до Кирибеевки. А там найду надежного проводника.
Вачнадзе задумчиво слушал и подбрасывал портсигар.
— Это, правда, удлинит путь километров на пятьдесят. Но это единственный выход. Прямым путем до Соленой Балки сейчас не добраться…
Вачнадзе кивнул головой, спрятал в карман портсигар и неожиданно предложил:
— Давай, Никита, выпьем… Выпьем за здоровье Кедрина и всех, кто сейчас стоит на вахте…
Гурьев наполнил рюмки.
Глава восьмая
1
Никуленко почернел от бессонницы и усталости, но с буровой не уходил. Алексей несколько раз отправлял его спать, но Грицко отказывался, неразборчиво бормоча:
— Провинился я… Мне уходить нельзя…
Алексей пожимал плечами, с удивлением смотрел на Никуленко, на его непроницаемое, маловыразительное лицо. Неужели не понимает, что будь на его месте и Климов и Альмухаметов, то случилось бы то же самое?..
Приемные шланги насосов переключили в отстойник с густым глинистым раствором. Начали закачку его в скважину. Время шло, а раствор в желобах не появлялся…
Алексей сидел на штабеле труб и курил папиросу за папиросой. Думал: «Легко отдавать приказы Гурьеву — чиркнул, подписался и — конец. А что приказ значит для меня? Дави без передыху на людей, кровь из носу, а отрапортуй, что осложнение ликвидировано… Эх, как мало мы еще ценим рабочих!..»
…«Знает ли об этом приказе Вачнадзе? Почему молчит? Молчание — знак одобрения? Или наоборот?.. Интересная ситуация получается: главный инженер отдает сногсшибательные приказы, директор молчит, а Кедрин… Что Кедрин? Эх, Галюшка, Галюшка, как не хватает мне сейчас тебя…»
Раствор не показывался. Алексей поднялся с труб, на которых сидел, и направился в насосную. Остановился у отстойника. Вздрагивали, словно живые, рубчатые, похожие на гофрированные трубки от противогазов, шланги насосов — уровень раствора в яме заметно понижался. «Не хватит раствора, нужно готовить еще…» Он вышел из насосной и направился к рабочим, сгрудившимся у скважины.
— Ну, что, мастер? — встретил его вопросом Климов.
— Плохо. Нужно готовить раствор, — не глядя на мрачные лица рабочих, ответил Алексей. — Давайте попробуем еще одно средство — бросайте в скважину все что можно, только не железо… Может, заткнем…
И в скважину полетели мешки из-под цемента, скрученные в тугие комки, куски дерева, глыбы смерзшейся глины. Потом начали снова закачивать глинистый раствор. Циркуляция не восстанавливалась.
— Что ж, — наконец сказал Алексей, — будем готовить раствор. Не поможет, начнем заливать цементом…
— Та-ак… Хорошенькое дело, — хлопнув тяжелыми рукавицами и засунув их под мышку, сказал Климов. — Теперь затрещат наши хребтюги…
— Вай-вай-вай, как нехорошо… Тце-тце-тце, — поцокал языком Альмухаметов.
— Это еще ничего, — сказал Колька Перепелкин. — Раствор мы сделаем и заливку цементом тоже, да вот нагоним ли упущенное?
— Ничего, нагоним! Сейчас главное — глотку ей замазать, прорве. Ишь глотает и не подавится… — ответил Перепелкину Саша Смирнов.
— Так что давайте все на глиномешалку, — закончил разговор Алексей. — Чем быстрее, тем лучше… За дело!
Нет, пожалуй, работы однообразней и утомительней, чем заготовка глинистого раствора. Сначала это кажется простым и легким делом — загрузил глиной деревянные носилки, взял их с напарником за ручки, поднялся по дощатому настилу к люку глиномешалки. Но это только сначала. Десятки носилок глины с жадным урчанием пожирает глиномешалка своими стальными зубами-лопастями и требует еще, еще… И лишь постепенно начинаешь чувствовать, как немеют руки, и из них вырываются носилки, в плечах и спине появляется ломота, а в ногах — неприятная дрожь. И какой бы морозище не трещал в это время на улице, по лицу катится крупный горячий пот. Он горошинами застывает на бровях и ресницах, ледяной коркой покрывает щеки. Хочется насухо вытереть лицо, стряхнуть навалившуюся на плечи усталость, но некогда сделать это — глиномешалка урчит, требует новой пищи, и нужно без задержки дать ее. Но вот глиномешалка заправлена, раствор готов. Через нижний люк мешалки его спускают в желоб, по которому он стекает в яму, и все начинается сначала.
Все работали молча, с ожесточением. Глина, насыпанная осенью в кучи, смерзлась, и ее приходилось долбить ломами, а крупные куски крошить на мелкие.
Климов злился и отчаянно ругался. Яростно всаживая тяжелый лом в зеленоватую глыбу, рычал:
— Чтоб тобой черти подавились, так-перетак! Ну, до чего ж проклятая вещь — рубаешь, рубаешь, все руки отмотал, а ей хоть бы что…
Алексей, насыпая глину на носилки, добродушно подсмеивался:
— А ты охолони сердечко, Иван Иванович, охолони… Это ж неодушевленный предмет… глина…
Климов не отвечал, словно не слышал, и ругался снова:
— Вот зараза, елки-палки! И почему наши инженеры не придумают, как механизировать эту идиотскую о-пе-ра-ци-ю? Будь она четырежды распроклята! Ну, сварганили бы чего-нибудь… вроде экскаватора — загреб ковшом и в мешалку…
— А я сидел бы, да поплевывал бы, — в тон Климову ехидно закончил Колька Перепелкин и озорно засмеялся, показывая белые литые зубы.
— Хи-хи-хи-хи, — передразнил его Климов. — Чего хихикаешь? Тебе что, жилы нравится рвать, да?
— Да нет, нет, — заливаясь еще громче, замахал руками Перепелкин. — Нет, дядя Ваня, я только подумал… сюда бы нужно… шагающий приспособить… экскаватор-то…
Бросив лом, Климов погнался за Перепелкиным.
Перепелкин бегал вокруг кучи глины и кричал, возбужденно и озорно блестя глазами:
— Дядя Ваня! Дядя Ваня, остановись на минутку, дай договорить!
— Ну? — остановился Климов.
— Он тебя вместе с глиной и мешалкой подцепил бы, да на солнышко сушиться… по желобку-то, поди, пот течет… А стрела у шагающего шестьдесят метров… Ой, не могу! — Перепелкин снова засмеялся и сел на глиняную кучу. Здесь и настиг его Климов.
— Ага, попался, сорванец, — торжествующе зарычал дюжий бурильщик и повалил Перепелкина. Ребята, наблюдавшие за этой сценой, побросали ломы, лопаты, носилки и навалились на Климова и Перепелкина.
— Куча мала! Куча мала! — кричали они. Образовался клубок извивающихся человеческих тел. В воздухе звучали громкие веселые голоса, слышалось шумное дыхание и сопенье, треск лопавшихся по швам брезентовок, а откуда-то из-под человеческих тел доносился отчаянный крик Кольки Перепелкина:
— Отпустите! Раздавите!.. Алексей Константинович, бейте их ломом по башкам! Бейте, не бойтесь — выдержат!.. Карау-у-ул!
Алексей стоял в стороне, опираясь на черенок лопаты, смотрел на возню разозоровавшихся ребят и смеялся…
К вечеру в скважину закачали еще двадцать пять кубометров густого глинистого раствора. Скважина стояла ночь, поглощение почти прекратилось. На следующий день оно было незначительным, и бурение возобновилось. У лебедки
