Занимательная механика - Вадим Панов

— Отсутствие связи — это не временное неудобство, сэр, — отчеканил Андерсен. — Это серьезная нештатная ситуация, которая несет угрозу жизни. В случае необходимости мы не сможем своевременно получить помощь.

— Ребята пытаются починить передатчики, — спокойно ответил Остин.

— А если у них, не получится?

— Значит, нас начнут искать, — пожал плечами офицер. — Сформируют спасательную экспедицию и направят ее в тайгу. Нас не бросят, сержант. А мы, в свою очередь, обязаны продолжить выполнение поставленной задачи.

— Я могу вам только советовать, сэр, но, по моему скромному мнению, двигаться по тайге без связи не совсем правильно.

Джеймс нахмурился:

«Что это: еще ворчание или уже ультиматум?»

— Насколько я понимаю, солдаты разделяют ваше скромное мнение?

— В большинстве, сэр, — не стал скрывать Андерсен.

— Мне нравится, что вы контролируете своих людей, сержант. Это показывает ваш профессионализм.

— Спасибо, сэр.

— Но, демонстрируя профессионализм, не следует забывать о долге, не так ли, солдат?

У Андерсена заходили желваки, но ответил он спокойным голосом:

— Я помню о присяге, сэр.

— Не сомневаюсь! — «Пока ворчание. Пока…» — Передайте ребятам, что завтра мы продолжим путь согласно намеченному плану. Временная неисправность техники не должна нас смущать, ибо есть проводник, который доведет нас до места и выведет обратно. — Остин произнес слова предельно твердо и предельно жестко, так, чтобы Андерсен вспомнил о существовании военного трибунала. — Кстати, я хочу, чтобы с этой минуты проводника охранял не один человек, а двое.

— Слушаюсь, сэр.

— И оставляйте как можно больше следов по пути следования. Не убирайтесь на стоянках, делайте зарубки, засечки, фотографируйте места и обязательно указывайте время и дату. Я хочу быть уверен, что мы выберемся отсюда при любом развитии событий. — Джеймс внимательно посмотрел на Андерсена: — Но сейчас мы идем вперед, это понятно? Надеюсь, вы не станете оспаривать официальный приказ?

— Мы всегда выполняли приказы вышестоящего начальства, — проворчал сержант. — Именно поэтому и оказались здесь.

— Если мы добьемся успеха, все будет забыто.

— Именно так нам и говорили, сэр. Вот только… — Андерсен замялся.

— Продолжайте, сержант, — подбодрил подчиненного Остин. — Я хочу, чтобы вы высказали все, что вас мучает.

Андерсен решился. Он посмотрел офицеру в глаза и угрюмо произнес:

— Ребята думают, что никто из нас отсюда не выберется, сэр. Ребята думают, что профессор разозлил шаманов и они нас не отпустят.

Торопиться в понедельник на службу Волков не стал по двум причинам. Во-первых, не было никаких срочных дел, требующих его присутствия в министерстве. Ильгар, если соберется прийти, позвонит на мобильный, всем остальным нужным людям его номер также известен. Во-вторых, следовало зайти к Яшке, исполнить данное Маме Вале обещание.

Тем более что Федор чувствовал себя виноватым перед старушкой: он соврал. На самом деле он виделся с Яшей гораздо чаще, чем говорил. И чаще, чем хотел бы.

Потому что причина этих встреч не относилась к числу приятных.

В их компании Петрович считался самым основательным и серьезным, Лева — самым жизнерадостным, Очкарик — умным, а Яша Рыжков — самым талантливым. И не без оснований. Яшкины стихи никого не оставляли безразличным, проникали в самую душу, прикасались к сердцу. Не зря ведь в древности хороших поэтов считали волшебниками…

Специалисты сравнивали тонкую лирику Рыжкова с есенинскими строками и прочили молодому поэту большое будущее. Яша поступил в Литературный институт и в девятнадцать лет издал первый сборник, благосклонно принятый критиками и публикой. Заговорили о том, что традиции Евтушенко и Рождественского не умерли, что поэзия возвращает утраченные было позиции, что юный Рыжков способен стать властителем дум поколения.

Жизнь Яши, в которой сбывалась одна мечта за другой, была похожа на сказочный сон. Вот только жить в сказке порой оказывается сложнее, чем наяву.

К сожалению, именно в это время дороги четырех друзей ненадолго разошлись. Волков с головой погрузился в мир криминалистики, Стрекалов увлекся экономикой и постоянно стажировался на Западе, Лева переехал жить в другой район, и Яша, талантливый, но не обладающий достаточной внутренней силой, остался без поддержки. Но он и не думал, что она ему требуется. Рыжков вошел в мир богемы. Он издал еще один сборник. Приятели захлебнулись от восторга, но критики, не относящиеся к числу его друзей, отметили, что обещающий поэт стал повторяться. Тем не менее в целом отзывы были вполне благосклонными. Отзывы специалистов. А вот читающая публика новую работу Рыжкова практически не заметила.

Россиянам образца девяностых годов стихи оказались без надобности.

А вкусивший славы Яша мечтал о всеобщей известности, мечтал прогреметь на всю страну и отказывался верить, что времена изменились.

У него была возможность стать автором шлягеров, некоторые его стихи превратились в песни популярных групп, продюсеры предлагали контракты, обещали неплохие деньги, но Рыжков, проработав на ниве коммерческого рифмоплетства меньше года, впал в жуткую депрессию. Разве об этом он грезил? Разве к этому стремилась его душа? Тратить талант на «бухгалтер, милый мой бухгалтер»? А как же высокое искусство?

Холодный прагматизм реального мира подрезал Яше крылья.

Несмотря на то, что талант никуда не делся, что его лирика по-прежнему пользовалась спросом у продюсеров, Рыжков работал с ними изредка, только тогда, когда остро нуждался в деньгах. Он писал «в стол», мыкался по литературным журналам, которые едва сводили концы с концами и часто выплачивали гонорар экземплярами тиража, а после того, как от него ушла вторая жена, Яша прочно сел на иглу.

Рыжков тщательно скрывал от друзей новое увлечение. Во время редких встреч демонстрировал уверенность в себе, рассказывал, что работает в шоу-бизнесе и вполне счастлив, а на деле скатывался все ниже и ниже. Через несколько месяцев Яша попал на прицел к черным маклерам. Одинокий наркоман, владеющий трехкомнатной квартирой на элитном Ленинском проспекте, — мечта! У Рыжкова, стихи которого становились все хуже и хуже, а соответственно, теряющего уважение продюсеров, появился постоянный источник наркотиков: милая женщина, всегда имевшая под рукой дозу.