Вован-дурак. Киносценарий (СИ) - "Bobruin"

СЬЮЗЕН: Будем тебя ждать!

Гарик и Ваня выходят из замка и поднимаются на палубу парохода «Ленин», заходят внутрь.

ВАНЯ: Проходи в каюту четыреста тридцать восемь. Потом, как освободишься, к Степан Григорьичу зайди, он тоже с тобой поговорить хотел.

Ваня уходит, Гарик ищет каюту 438, найдя, стучит в дверь. Из-за двери голос: «Войдите!» Гарик открывает дверь и заходит. В каюте стоит стол, на столе – компьютер, за столом сидит офицер с майорскими погонами. На стене каюты висит портрет Сталина.

ГАРИК: Тащ майор, разрешите?

МАЙОР: А, это ты, Поттер, заходи, присаживайся. Будем знакомы, майор госбезопасности Кирюхин, начальник особого отдела советской делегации. Это я тебя вызвал. Догадываешься, зачем?

ГАРИК: Никак нет, тащ майор.

МАЙОР: А то ты не знал. Давай, Вован, выкладывай, как ты дошёл до жизни такой. Да-да, именно Вован, как тебя, судя по всему, звать по-настоящему.

ГАРИК: Т...тащ майор, как Вы догадались?

МАЙОР: Мы про тебя всё знаем, даже то, что ты сам про себя ещё не подозреваешь. Да оно по тебе и видно. Не англичанин ты ни фига, рязанскую морду твою не скрыть. Со скатерти-самобранки питаешься, печку в общаге поставил и дровами ее топишь, девушкам песни наши под гитару поешь, да с таким чувством, как никакой буржуин ни за что не спел бы, в ватнике и шапке-ушанке по улицам ходишь да в лес за дровами на печке ездишь. Матом ругаешься по-русски, да так, что наш боцман как услышал, так в блокнот записал особо забористые словечки да запомнить хочет. Да и ты сам только что обратился ко мне в точности так, как это делают у нас. Ну, а имя твоё – это уже частность, я тебя, Гарик Вованыч, насквозь вижу. Так что давай, Штирлиц доморощенный, рассказывай.

ГАРИК: Про что рассказывать, тащ майор? Всё, как есть? И с чего начинать?

МАЙОР: Ну, для начала с того, кто ты есть и откуда, и при каких обстоятельствах сюда внедрён. Хотя, внедрён ли… судя по твоей ошалелой физиономии, скорее не внедрён ты сюда был, а влип по неосторожности.

ГАРИК: Всё так и есть, тащ майор. Влип. Только не узнает ли об этом… кому не нужно?

МАЙОР: Когда работает советский КГБ, остальные секретные службы помалкивают в тряпочку (берёт лист бумаги и ручку) Короче, рассказывай уже, Гарик Вованыч Штирлиц, как ты тут оказался, сколько тут сидишь и что успел увидеть. О том, кто ты есть, те, кому не положено, не узнают. Мы своих не сдаём.

ГАРИК: Эх, ладно! Значит, так: звать меня по прошлой жизни действительно Вован, бишь Владимир Михайлович Левшин, родом из города Гомеля, восемьдесят шестого, русский, беспартийный, хотя коммунистам сочувствую, не женат, не участвовал, не имею. Обстоятельства попадания банальны: напился с горя из-за расставания с любимой девушкой, напился да и отключился, очнулся уже здесь, в нынешней тушке, году девяносто первом, июля месяца, двадцать девятого числа.

МАЙОР: Погоди, Вован. Если ты восемьдесят шестого, то как ты так напиться смог? Аж до отключки, как ты говоришь. Тебе ж годков-то ещё маловато, судя по анкете, тебе ещё и пятнадцати-то нет. Да и говоришь ты совсем не как юнный пионер.

ГАРИК: Так это тушке моей нынешней пятнадцати лет ещё нет, тащ майор. А там на момент попадания моего сюда две тыщи шестнадцатый уже был от Рождества Христова, бишь от нынешнего времени двадцать два года тому вперёд, и было мне на тот момент тридцать лет. И здесь я уже три года.

МАЙОР: Ого! Ну и как там, в будущем-то? На Марс полетели? Коммунизм построили?

ГАРИК (мрачно): Какое там построили, тащ майор... Капитализм там был, самый махровый. И Союза никакого не было, ибо продали его Горбачев и Шеварднадзе в девяносто первом. Продали американцам за импортные трусы и возможность на Канары ездить...

МАЙОР: Так, так, стоять, какой, на..., Горбачёв в девяносто первом, если его повесили как предателя Родины ещё в восемьдесят седьмом? А Шеварднадзе мы в прошлом году уже здесь достали, не скрылся, мать его...

ГАРИК: Так и будущее было не здешнего времени. Я уже здешние газеты три года читаю, отличия невооруженным глазом видны. А там, откуда я прибыл, всё было совершенно по-другому. Горбачёв в восемьдесят пятом дорвался до власти, и угробил всё, до чего смог дотянуться. Советский Союз с подачи янкесов да нагличан раздробили на пятнадцать кусков, тут же передравшихся друг с другом. Армяне с азербайджанцами, абхазы с грузинами, а последняя на момент попадания война на Украине была. Развязали ее потомки бандеровцев и фашистских недобитков, дорвавшиеся в четырнадцатом до власти…

МАЙОР: Откуда, мать их, фашисты в Киеве? Даже в войну они только дошли до него, но не взяли.

ГАРИК: Это у вас они не взяли, тащ майор. А у нас немца смогли остановить только на Волге, в развалинах Сталинграда. Потом назад до Берлина наши их гнали, и в сорок пятом война закончилась, девятого мая. Только и полувека не прошло, как не стало Союза, понаделали кучу самостийностей. Прибалтийские, закавказские, среднеазиатские, ну, и среди них нэзалэжная Украина. Ну, а там, на Украине то бишь, к власти западэнцы пришли, рагули львовские, униатские запроданцы, ненавидевшие люто Россию и все русское. С Кравчука все началось, который в молодости активно в ОУН состоял. А потом, двадцать лет спустя, новое поколение таких же пришло. Власть взяли, с Москвой расплевались, развязали на своей земле гражданскую войну и залили полстраны кровью…

МАЙОР: Твою же мать! (ударил кулаком по столу) Скажи честно, не выдумываешь ли ты всё это? Какие, мать..., львовские рагули? Откуда во Львове возьмутся западэнцы... все же знают, после войны нам пришлось заселять Карпаты заново. Те самые рагули таких дел там натворили, что товарищ Сталин сам лично распорядился отвесить им полной мерой всё, что полагается по Уголовному кодексу. Так что сейчас у нас на Колыме легче западэнца встретить, чем в Карпатах. Или вон, здесь, в Лондоне, видел, наверное, тамошний майдан? И по Дню Победы... у нас как раз девятого мая День Победы, только год сорок четвертый, на год раньше, чем ты сказал.

ГАРИК: Точно так всё и было, тащ майор. Дед у меня в тех краях воевал, Сандомир, Берлин, Прага.

МАЙОР: А дальше что? Осада Рура, Рейнская операция, Штрассбург? Или ранили его?

ГАРИК: А дальше всё, война закончилась, когда наши в Берлин и Прагу вошли.

МАЙОР: Бля-а-а-а, задал ты мне задачу, Штирлиц. Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах. Короче, Вован, рассказывай всё как есть, как ты помнишь, а я попробую понять, правду ты мне сказал, или брешешь, как мерин сивый. Только с самого начала.

ГАРИК: Хорошо, тащ майор. Значит, так. Обстоятельства попадания такие, как и были, напился от горечи разлуки, просыпаюсь уже здесь...

Речь Гарика стихает, он что-то беззвучно говорит, майор записывает, всё это сопровождается песней «Исповедь» Михаила Круга...

Я сегодня в церкви старой

Перед батюшкой стою,

Взгляд ловлю его усталый,

Как свеча, в огне горю,

Ведь пришёл сегодня к Богу

Я покаяться в грехах,

Хоть болит душа немного,

Только мне неведом страх...

Отпусти мне, батюшка, грехи,

Знаю, у меня их очень много,

Выслушай, прошу, и помоги,

Ведь хочу покаяться пред Богом.

Не тая, всю правду расскажу,

Исповедь мою, прошу, послушай,

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу.

На алтарь тебе я положу

Свою искалеченную душу...

В старой церкви пахнет воском,

Я не в силах промолчать,

Совершать грехи так просто,

Но непросто искупать,

Только батюшка ответил:

«Кто сегодня без греха?

Кто сегодня чист и светел,

Кто душою не солгал?»

Свой нательный старый крестик

Я ни разу не снимал,

От печали и болезней

Он не раз меня спасал.

Ошибался, было дело,

Я не раз сходил с пути,

Жизнь такая надоела,

Святый Господи, прости...

Отпусти мне, батюшка, грехи,

Знаю, у меня их очень много,

Выслушай, прошу, и помоги,

Я хочу покаяться пред Богом.