Родина – за нами! - Дмитрий Юрьевич Манасыпов

Рыжие блики заплясали на вытянутом лице, сплошь изрезанном временем, отбрасывая тёмные тени. Редкие длинные брови, казалось, застыли во всегда нахмуренном выражении. Перебитый нос чуть дёрнул крыльями, когда второй из местных мужчин задымил самокруткой. Запах был странный, едкий и вонючий, но с какими-то отдалённо сладкими нотками. Куминов принюхался, стараясь понять причину своей заинтересованности, но так и не смог выделить только что проклюнувшуюся мысль.

— Не можешь в сенях посмолить, Лёха? — хозяин ещё раз недовольно дёрнул носом. — Воняет так, как будто ты свои портянки запалил.

— Да не ругайся, Петрович. — Курильщик кашлянул в кулак. — Холодно в сенях-то…

— Ты ещё мне базлать тут будешь? Кому сказал, чтобы пошёл туда дымить, а, сявка? — Жилистый кулак негромко стукнул по столу. Алексей тут же вскочил и прыснул в сторону низкой входной двери, обитой войлоком. Дерево гулко бухнуло, выпуская его в действительно почти ледяные сени.

Командир разведчиков не переживал по поводу того, что один из обитателей, которые каким-то образом смогли заметить группу на подходе и спрятаться, оказался один. В сенях сейчас был Равиль, а тройка Хрусталёва перекрывала всё снаружи, готовясь смениться через два часа.

— Сурово у вас тут, я смотрю. — Куминов чуть качнул головой.

— Куда деваться, командир? — хозяин пожал широкими плечами, укрытых свободно болтающейся тёплой флисовой рубахой. — Ушлый народец-то, чуть правило отпустил, так они за незаположняк многое считают.

— Долго топтал? — сержант Воронков, чистящий рядом свой МП, с интересом глянул на него.

— Всё моё, служба. Сколько, где и за что.

— Не вопрос. — Разведчик кивнул и вернулся к своему занятию. Куминов не знал, заметил ли хозяин движения Воронкова, но застёжка набедренной кобуры лишь казалась закреплённой. А ведь всего минуту назад пистолет сержанта был надёжно зафиксирован.

— А здесь что делаете? — капитан посмотрел на хозяина. — Избушка-то вроде как лесничества местного.

— Может и лесничества. — Старик ещё раз дёрнул плечами. — Когда мы сюда пришли, здесь не было никого, вот и остались.

— Немцы заходят?

— Бывает… — собеседник Куминова исподлобья бросил на него настороженный взгляд. — Недавно были, за сутки до вас, наверное. Но так… никого у себя не укрываем, живём, не трогаем никого.

— То есть хорошо живёте, получается? — голос разведчика был абсолютно спокойным.

— Да уж как есть… — хозяин кашлянул в кулак. — А что, товарищ офицер, ты мне прикажешь делать, если у меня маруха с дочерью? К вам подаваться, воевать? Да на вот, смотри!

Широкая ладонь оказалась перед самыми глазами Куминова. Тёмные пятна, резко пахнущие железом, говорили за себя сами. Своим туберкулёзом, поганой болезнью, старик не старался доказать свою правоту, вовсе нет.

— Куда мне такому? Отмотал своё, теперь здесь вот хоть помру спокойно… если получится.

Воронков хмыкнул, но ничего не сказал. Тёртый калач в чём-то был прав. Как поступать с жильцами бывшего охотничьего хозяйства, Куминов не знал. Вернее знал, но…

Они пытались бежать, выбив окно в последней комнате. Как объяснил вот этот самый Петрович, который представился «смотрящим» за домом, группу заметил курильщик Алексей. Парень вышел продышаться после собственного самогона и добрёл до деревьев. Вот там и заметил фигуры в белых халатах, скользящие на лыжах вниз. Складно так выходило, но Куминов не верил. Что было хуже всего — снег завалил всё вокруг и не дал возможности определить то, что старик сказал про своих «домочадцев». Всего выходило четверо: сам Петрович, высоченная худая бабища, его якобы жена, дочь, и тот самый Алексей. Проверять рассказ о том, что мужчины бывшие «сидельцы», сбежавшие с зоны после авианалёта немцев, было невозможно. Про то, что мужики своё «потоптали» было правдой. Пальцы обоих говорили об этом лучше самих хозяев.

Куминов смотрел на них и решал дилемму, понимая, что деваться некуда. Это же понимал и сидящий напротив «хозяин». Группа не должна себя обнаружить. Если это произошло, и свидетели оказались в руках разведчиков, то вопрос о них решался быстро. Пластиковые тубы с иглами были у каждого из бойцов. Те, к кому их применяли, просто засыпали… навсегда. Но до этого момента Куминову ещё не доводилось этого делать. И глядя в умные глаза бывшего зэка, обречённо смотрящие на него, было не по себе.

Он не стал ничего отвечать тому, кто уже всё понял. Встал и вышел на улицу, решив подышать свежим воздухом. Несмотря на то, что двое из четверых местных были женщинами, в доме было плохо. Не прибрано, грязно и вонюче. Воздух, тёплый от разогретой печи, был спёртым, дышалось тяжело. Прошёлся по потрескавшимся доскам сеней, толкнул набухшую и плохо открывающуюся дверь.

На небе наконец-то стали видны звёзды. Яркие и высокие, смотрящие вниз так умиротворяющее. Равиль возник из-за угла абсолютно бесшумно, увидел командира, вопросительно посмотрел. Капитан мотнул головой, дескать — ничего, всё нормально. Разведчик понял и исчез.

Куминов стоял, смотря вверх и думая о том, что предстояло сделать. Было страшно, противно страшно. Липкое ощущение того, что ты вроде бы прав, но от твоей правоты лучше никому не станет. Отвратно было на душе, мерзко. Сколько раз ему приходилось видеть то, что осталось от деревень, в которые заходили зондер-команды. Если были хотя бы подозрения в содействии диверсантам РККА или партизанам — уничтожалось всё и вся. На пепелищах домов оставались лишь голые кости тех, кого сгоняли в сараи, расстреливая и сжигая скопом. Мог он представить себе, что придётся пускать в расход своих же? Кто его знает, конечно, кем на самом деле были эти четверо. Прикинуться пусть и трусливым, но вовсе не предателем, который вот так вот взял, да осел в зоне оккупации, мог каждый. Куминов был реалистом и понимал, что в таком возрасте и с такой «синевой» на коже Петрович мог быть кем угодно. И уж явно не ангелом, и отобранных жизней на нём могло висеть сколько угодно. Также, как и на его, то ли товарище, то ли шестёрке. Женщины… да, женщины.

Сзади скрипнула открываемая дверь. Он обернулся, увидев Сашу. Странно, ведь девушка легла спать практически сразу после того, как разобрались в ситуации.

— Ты чего?

— Не могу я уснуть, Коль. — Она смотрела на него замученными глазами и с такой тоской в них, что Куминову сразу многое стало ясно. — Что делать будешь?

— А ты