Беседы с Vеликими - Игорь Свинаренко

– В России любят несчастных и мертвых, а счастливых и небедных не любят. Не любят… Об этом замечательно пишет Коровин в своей статье «Человек за забором». Он думал так, этот человечек: «Шаляпин – хороший певец, но пьет, дебош вот устроил. А такой-то талантлив – но от него жена ушла. Корова сдохла – пустячок, а приятно». Это русская крестьянская черта.

– Вам говорили – конечно, вот Юля Высоцкая ваша жена, поэтому вы ее снимаете в кино и в театре даете роли! Вы на это однажды отвечали, что как жесткий режиссер во второй раз бы ее не взяли, будь она плохой актрисой.

– Я и первый раз ее взял потому, что она хорошая актриса. Если б была плохая, я б ее не снимал! Нельзя снимать плохую актрису – это позор и для нее, и для меня. Бездарность тащить бесполезно, это глупо, это делает несчастными всех. А Юля – талант!

– Помните, в прямом эфире какого-то радио до вас дозвонился слушатель и спросил – а кто ваша следующая жена? Циничный вопрос…

– Пускай спрашивает. Человек может задавать любой вопрос, и я могу на это отвечать или нет. (Тогда он ответил: «Не знаю, какая следующая, мне очень нравится настоящая». – И.С.).

– Расскажите про брата.

– А вы сами его спросите.

– Я спрашивал… У вас ведь переменилось к нему отношение по прошествии лет?

– Ну как… Все меняется! Одно дело – брат в 14 лет, другое – сейчас.

– Когда-то у вас была конкуренция…

– Ну, конкуренция – она всегда есть между художниками, для этого не обязательно им быть братьями. У меня конкуренция с любым художником, который мне интересен. Чаще это конкуренция с художниками, которых нет в живых, но которые по-прежнему меня волнуют.

– Ну да, вы говорили, что театр интересней кино потому, что там работаешь с гениями: Чехов, Стриндберг…

– В театре поиск истины идет, а в кино поиска истины нет… Надо ее заранее найти, а потом снимать.

– Андрей Сергеич, я уже лет 15 слежу за развитием вашей Всеобщей теории России (я так для себя условно назвал вашу систему взглядов). В 1993 году вы сделали сенсационное заявление, со ссылкой на некоего пожившего у нас англичанина, что главная беда русских такая: у них белая кожа. Это сбивает с толку и их (они не могут определить свою идентичность), и внешний мир. Будь русские черными или желтыми, они бы жили спокойно и не было б никаких исканий и надрывов и утверждений типа «мы не такие, как все, у нас особый путь». Но вот такая ирония судьбы – русские снаружи белые и пытаются себя найти как белая нация. Безуспешно и очень затратно.

– Да, я так считаю.

– Потом вы сказали, что у нас на дворе XVI век. И русские имеют менталитет средневековых людей, потому у нас так низка цена человеческой жизни. В 90-е у нас убивали так же легко, как в Англии во времена Шекспира… Потом вы добавили такое наблюдение: русские ведут себя как дети. Позабавило меня и ваше наблюдение: русским ближе и понятней мусульмане, а протестанты или там католики кажутся православным куда более чуждыми… Эти ваши идеи мне близки. Я сам немало написал текстов о том, что русские удивительно похожи на негров.

– Да, это все похоже на Африку… Я имел в виду африканскую ментальность. Племенные связи, крестьянство, привязанность к земле вообще, «все от земли идет», много охотников и рыболовов… Орехи собирают, грибы, ловят рыбу. Вождь должен быть с палкой. Каждый новый вождь ставит своих людей – семейственность!

– И никому нельзя доверять, кроме своих. У русских нельзя есть пирожки чужие. И заборы высокие ставят, как в XVI веке в Европе. У вас там на Николиной такие заборы! Не пройти просто.

– Да, да. Но нельзя обижаться на сравнение с неграми. Африка – великий континент. Там живут замечательные люди. Прекрасные музыканты. Негры – лучшие спортсмены в мире. Я не вижу в этом сравнении оскорбления, я вижу в этом параллели большие. Безусловно, мы со своими ценностями далеки от Европы.

– Хочется сделать голливудский счастливый конец вашей теории России. Вы говорили, что в свете будущих природных катаклизмов Россия станет самым лучшим местом для жизни. Так?

– Да, но это не завтра, это не скоро, пройдет 20, 30, 40 лет. Климатические перемены неизбежны, но они, слава Богу, не идут так быстро.

– Но мы можем надеяться на то, что наши дети будут жить в замечательных условиях?

– Безусловно.

– Мы Англии будем продавать куски земли на китайской границе за хорошие деньги, то есть не продавать, а сдавать в аренду на 99 лет.

– Конечно!

– Такой углубленный взгляд на Россию у вас, наверно, появился после жизни на Западе.

– Нет, намного раньше: в 68-м, когда я познакомился с работами Чаадаева. Работы Чаадаева и Андрея Платонова повлияли на мое восприятие России.

– Это вы отражали в фильме «Ася Клячкина…»?

– Нет, там другое, там – воспевание русского крестьянина. Такого, какой он есть: он живет в нищете, у него настолько ничего нет, что в доме очень чисто.

– Вы вообще приобрели многие западные черты: следите за здоровьем, держите вес.

– Это было и до Европы.

– Значит, жизнь там вам ничего не дала…

– Ну, всегда можно узнать что-то новое. Чтобы заниматься своим весом, своим здоровьем, не обязательно быть под влиянием Европы. Я всегда интересовался Европой, я считаю себя в определенном смысле русским европейцем – эта культура была привита мне моим дедом Петром Кончаловским, который говорил по-французски, по-испански. Он очень любил Францию, он в своем творчестве был связан с Сезанном, с Матиссом – думаю, это тоже повлияло… Мама тоже говорила по-французски, по-испански, по-английски, по-итальянски. Это тоже влияло на меня… Русские делятся на тех, кто страдает за границей – как Вася Шукшин, который даже из автобуса не хотел вылезать там, – и тех, которым нравится бегать по западным музеям, по улицам, сидеть в кафе, быть частью той толпы. Я хочу, чтобы мои дети учились в Лондоне! Там – лучшее образование. А потом чтоб они работали в России. С английским образованием.

– Я вспомнил Есенина: он говорил, на Западе ему не нравится – там-де не перед кем раскрыть свою душу.

– Правильно, там раскрывать душу не надо. У англичан в этом особой потребности нет. Они все индивидуалисты.

– Вы ездили на Запад, когда туда никого не пускали. А теперь, когда все открыто, вы в России. Интересно! Вообще вот почему мы живем в России?

– Если бы в начале 80-х из России можно было выезжать так же просто, как сейчас, может, я бы и не уехал. Я бы просто ездил ненадолго и возвращался. Я любил путешествовать! На это нужны деньги. Чтоб они были, надо было работать за границей, потому что в России тогда нельзя было заработать. Я просто хотел ездить!

Он увлекается, он говорит на тему, которая его реально волнует:

– Я не мог проситься в путешествия, ходить по выездным комиссиям! Чтоб в итоге поехать на пять дней! В составе делегации! И ходить там парами! Это было омерзительно! Я не мог вынести этого. Я хотел ездить и ходить свободно, куда хочу. Я уехал, потому что у меня не было иной возможности путешествовать.

Помолчав секунд пять, он понимает, что сказал не всю правду, и говорит дальше, важное:

– Я хотел снимать картины, какие я хотел. Вот и все!

Хотя и это, легко догадаться, не все…

– Меня интересовала жизнь за границей. Очень! Меня волновал, конечно, Париж, и Голливуд волновал.

Наконец он говорит про главное, ну или про то, что многим читателям кажется главным:

– У меня были на Западе романы… Кто помнит те годы, тот расскажет, какая это была мощная советская мечта – трахнуть француженку или, напротив, негритянку. Речь шла именно о коротком контакте, в силу краткости поездки и стукачей. А целый роман! С иностранкой! Да еще с кинозвездой! Друзья, это главней кино и главней всего Нотр-Дама… Наконец Кончаловский от путешествий и от жизни на Западе неожиданно, но плавно переходит к теме мудрости, как ее понимали древние китайцы. Он говорит о том, что ездить – не главное, одна только перемена мест не делает человека счастливым. Когда мы такое слышали лет 15 назад, это казалось кокетством и враньем, но теперь мы и сами поездили, можем трезво судить. Он дал вариацию старой китайской пословицы («Мудрый познает жизнь, не выходя со своего двора, а дуракам надо путешествовать»):

– Сначала мне было важно, где обедать: в Париже или в Москве. А теперь важно – с кем.

– Тем более если вы на диете.

– Нет, все-таки важней – с кем. С женой любимой… С приятелем… С человеком, который делает тебя хоть на секунду лучше или умнее.

– С кем есть – и пить!

– Это одно и то же.

– Да вы и не очень насчет выпить…

– Не очень.

– Не по-русски это как-то.