Реки не умирают. Возраст земли - Борис Бурлак

Вечером, подписав донесение в Ставку, Толбухин распорядился подготовить новый командный пункт: в целом наступление развивалось успешно, и надо было не отставать от войск. До сих пор он находился близ приметного Кицканского монастыря. Был даже соблазн подняться на колокольню, откуда, по словам артиллеристов, можно видеть чуть ли не все поле боя. Командующий артиллерией генерал Неделин не удержался, влез на самую верхотуру. Немцы в Бендерах заметили движение на колокольне, ударили из пушек. Генерал со своими наблюдателями по-ребячьи кубарем скатился вниз по шаткой лестнице. Как ни любил его Федор Иванович за талант, за храбрость, но в сердцах отругал за легкомыслие.

И вот настало время покинуть этот монастырь, от которого пошло название плацдарма.

Только-только забрезжил рассвет двадцать первого августа, как бои разгорелись еще жарче. Второй день обычно переломный в ходе наступления. Толбухин выслушивал да телефону командармов, сам наносил обстановку на карту, задумывался на минуту, вставал, подходил к стереотрубе взглянуть хотя бы на то, что видно, и снова шел к рабочей карте, густо испещренной свежими пометками. Иногда он прикрывал глаза ладонью, чтобы мысленно окинуть всю панораму наступления. Там, далеко на северо-западе, денно и нощно атакуют неприятеля войска Второго Украинского под началом Малиновского; в центре искусно демонстрирует активные действия 5-я ударная армия Берзарина на Кишиневском направлении; и здесь, на левом фланге, бьются три армии, собранные в кулак. Эта его, толбухинская, тройка должна лихо завернуть навстречу Малиновскому и отрезать последние пути отхода армейской группировки Фриснера. Лишь бы не упустить ее в Румынию. Лишь бы поскорее замкнуть кольцо за Кишиневом.

Была надежда еще на то, что немцы, начав войну в высоком темпе, утратили свою маневренность после крупных поражений, а под конец войны стали вовсе неповоротливыми. Судя по замедленной реакции генерала Фриснера, он не решался снять дивизии с неатакованных участков и бросить их в места прорыва. Этим нужно воспользоваться: грубая ошибка противника восполняет какой угодно недостаток сил.

Может быть, потому Федор Иванович и был смущен, когда ему доложили, что против 37-й армии немцы перешли в контратаку большой массой танков.

— По-видимому, тринадцатая танковая дивизия, которую они держали в резерве, — говорил начальник штаба фронта Бирюзов.

— Немедленно поверните туда все стволы тяжелой артиллерии, — приказал Толбухин. — Пошлите авиацию.

«Спохватился-таки Фриснер», — подумал он. А вслух произнес с досадой:

— Мы с вами виноваты.

Бирюзов не возражал. Да, надо было еще вчера нанести удары с воздуха по немецким резервам. Грех не заметить целую танковую дивизию на подходе к фронту.

— Вы согласны со мной, Сергей Семенович? — спросил Толбухин.

Бирюзов утвердительно наклонил голову.

— Я сейчас порадовался тому, что Фриснер недальновиден. Но мы с вами тоже хороши! Всю авиацию двинули на тактические цели, словно позабыв о целях оперативных. Утюжим без конца траншеи... Нет-нет, тут воздушная армия ни при чем, генерал Судец действует выше всех похвал. Это мы с вами, мы... — Толбухин круто повернулся к рабочей карте. — А где седьмой мехкорпус Каткова?

— Он потерял время на переправе. Отвесный берег с ходу не одолеешь.

— А как одолел четвертый мехкорпус Жданова?

Бирюзов опять же молча согласился.

— Передайте мой приказ Каткову: всеми силами поддержать стрелковые дивизии Шарохина, не дожидаясь, пока Неделин пушками остановит танки. Действуйте.

— Есть, — козырнул начальник штаба и вышел.

Толбухин устало склонился над расцвеченной картой. Да, второй день — верх напряжения всех сил, моральных и физических. Что-то откладывать на завтра, на третий день, никак нельзя, ни в коем случае. Завтра клещи двух фронтов должны начать сжиматься, и с такой скоростью, чтобы «улов» не ушел ни в Прут, ни в Дунай. На юге десантные полки готовы с помощью речной флотилии с боем форсировать Днестровский лиман. Вообще, крайний юг особого беспокойства не вызывает — там румыны, которых Фриснер оставил на произвол судьбы. Важно тут, в районе Кишинева; не упустить шестую немецкую армию. Опять эта «шестерка»! Немцы проиграли ее на Волге вместе с Паулюсом. Но потом присвоили тот же номер заново сформированной армии. Однако и она вскоре была разгромлена на Днепре. И вот еще одна шестая — в третьем варианте — должна найти себе могилу на Днестре. Если уж удачно биты первые две немецкие ставки на «шестерку», то и эта, последняя, будет, конечно, бита в ближайшие дни...

Федор Иванович взял телефонную трубку. Докладывал Бирюзов:

— В четырнадцать ноль-ноль седьмой мехкорпус введен в прорыв.

— Вот так... — глубоко вздохнул командующий.

Наконец-то оба механизированных корпуса начали развивать прорыв в глубине немецкой обороны. (13-я танковая дивизия притормозила наступление, но остановить его была не в силах.)

Федор Иванович задержал взгляд на Бендерах — последнем опорном пункте Фриснера. Года полтора назад его, Толбухина, пожалуй бы, смутило, что в тылу остается крепость, занятая противником. А сейчас он только поморщился от неудовольствия и решил: «Недолго просидят за каменными стенами». Он еще утром распорядился, чтобы 57-я армия наступала без оглядки на Бендеры, оставив одну из дивизий Шкодуновича для блокирования крепости.

В ожидании новостей Федор Иванович прилег отдохнуть. Он приучил себя на фронте засыпать в любых условиях, когда выкраивал часок-другой. Но сегодня сон не шел: перед глазами плыли номера дивизий, корпусов, армий, длинные пучки красных стрел, что сходились за Кишиневом, и в зубах навязшие бессарабские названия сел и хуторов, через которые, не сбавляя хода, должны пройти танки Жданова и Каткова... Нет, не удастся ему смежить глаза, пока не замкнется наглухо кольцо окружения.

Непривычно коротки южные сумерки. Едва закатилось в дымной немецкой стороне на редкость пропыленное августовское солнце, как загустела тушью вторая ночь наступления. От нее Толбухин ждал многого. И не ошибся. Вскоре на КП вернулся начальник разведки фронта с добрыми вестями: противник поспешно отступает к берегам Прута. Ночь — излюбленное время всех отступающих. Однако что на Кишиневском направлении?

— Думаю, с часу на час и там начнется общий отход, — сказал генерал-разведчик.

В ту же минуту позвонил командующий Пятой ударной армией Берзарин:

— Немцы сделали попытку оторваться под покровом темноты. Не удалось! Переходим к преследованию...

Федор Иванович поздравил командарма с хорошей новостью, легко поднялся из-за столика на козлах. Теперь ему не сиделось, когда весь фронт пришел в движение. Час назад седьмой мехкорпус, действуя на более коротком радиусе, с ходу вырвался на пути отступления кишиневской группировки немцев, а левее его четвертый мехкорпус Жданова смело развернул свои бригады на северо-запад, встречь подвижным соединениям Второго Украинского. И уже не только на штабной карте, на самой бессарабской земле отчетливо виделся большой котел, в который неминуемо угодит шестая армия господина Фриснера.

— Готовитесь к переезду на следующий командный пункт, — сказал Толбухин Бирюзову.

— Не подождать ли рассвета, Федор Иванович?

Толбухин лукаво оглядел его: куда девался штабной лоск у молодца, — пышные волосы и те повяли за двое суток, глаза воспалены, будто в лихорадке.

— Хорошо, тронемся утром, — согласился он. И добавил в шутку: — Говорят, что утро мудренее, но и мудрость этой ночи вы не преуменьшайте, Сергей Семенович. Вот так...

За ночь мехкорпуса продвинулись далеко вперед, сжимая танковое кольцо западнее Кишинева. Тем временем головные отряды стрелковых дивизий, посаженные на грузовики, преследовали немцев по всем проселкам и большакам, над которыми клубились тучи белесой пыли.

Рано утром Бирюзов, немного посвежевший и, как обычно, подтянутый по-курсантски, доложил командующему фронтом последние донесения командармов и комкоров. В конце своего лаконичного доклада он осекся.

— Что еще? Выкладывайте все, — сказал Толбухин, заметив его заминку. — Ну-ну, не томите душу.

— Погиб генерал Потехин... Очень тяжело ранен полковник Родионов...

— Как? Когда? — Федор Иванович грузно облокотился на походный столик, не веря, не желая верить тому, что́ на войне может случиться с каждым в любой момент.

Бирюзов в нескольких словах рассказал о двух разных бедах. Генерал Потехин, заместитель командира четвертого мехкорпуса, лично повел одну из бригад и был сражен в атаке. А полковник Родионов находился на переднем крае южнее Бендер, где и попал под сильный артобстрел.

— Жаль, очень жаль... — Толбухин горестно покачал крупной головой. — Сергея Митрофановича Родионова я знаю с гражданской войны. Совестливый человек. Вместе ходили на белополяков: я тогда служил в полевом штабе пятьдесят шестой дивизии, он комиссарил у нас в лучшем полку. Может, выживет...