Дорогая Эмми Блю - Лиа Луис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я мою посуду и выношу мусор. Я пылесошу весь дом и стираю свою одежду, добавив к ней два платья Луизы. В конце августа бывает ветрено, я развешиваю вещи на верёвке в саду и, довольная собой, смотрю в окно, как быстро они высыхают. В детстве я мечтала о доме, где в саду будет висеть бельевая верёвка. И до сих пор мечтаю, как бы грустно и банально это ни звучало. Длинный ряд одежды, символизирующий семью – большие брюки, крошечные носки – который тихо качается на ветру.
Я мою окна, поливаю помидоры, провожу пальцем по стеблю и ощущаю на кончиках пальцев глубокий запах словно от виноградной лозы. Обычно я не занимаюсь помидорами, они – гордость и радость Луизы, но летнее солнце льётся в окна зимнего сада и сушит почву. Потом я долго стою среди книг и растений. Я никогда здесь не была. Это частная собственность Луизы, я же имею право пользоваться лишь ванной и кухней. Здесь сотни книг, и мне грустно, что она больше не сможет их прочесть. Я глажу обложки и останавливаюсь, увидев, что между книгами и в книгах вложены фотографии. По большей части живописные кадры оранжевых пляжей и гор, но есть и люди. Два черно-белых снимка, три цветных. И на всех – женщина с короткой стрижкой, стоящая рядом с, несомненно, молодой Луизой, лет двадцати пяти или тридцати. Они обе улыбаются, их щёки – тугие, как яблоки. Они обнимают друг друга, окутанные счастьем и солнечным светом. Здесь лежат пожелтевшие открытки, стоят керамические бутылки, расписанные экзотическими узорами, и разрисованные вручную тарелки, на которых выведены названия стран. Всё здесь говорит о яркой прожитой жизни. Луиза не была отшельницей. И мне интересно, когда она утратила тягу к приключением.
Я отношу Луизе чай и, чтобы скоротать день, сижу в зимнем саду на солнышке, пью кофе и пытаюсь читать свою книгу, как стать лучшим другом жениха, но мои мысли вновь и вновь возвращаются к Марву. К его побледневшему лицу. К Элиоту. И это невыносимо. Меня тошнит, когда я вспоминаю вчерашний день, и в голове кружится калейдоскоп эмоций, воспоминаний, изумлённых лиц. Я должна усвоить эту мысль, настроить себя на неё, как старое радио – на нужную волну. Марв. Все это время моим отцом был Марв. Марв – мой отец.
В четыре часа опять накрываю поднос, кладу на тарелку бисквиты и два мандарина, ставлю две чашки мятного чая – для Луизы и себя. Он полезен для желудка, всегда говорит она, а мне будет совсем нелишним успокоить свой. Ещё беру книгу с полки. На обложке бабочка, которая рвётся из кокона. Я не знаю, о чём эта книга, но её уголки загнуты. Видимо, её читали не раз.
При виде меня Луиза заметно оживляется, отводит глаза от окна, в которое не отрываясь смотрела.
– Я принесла вам поесть, – я ставлю поднос ей на колени. – И себе тоже. Я подумала – может, я вам почитаю? Если хотите.
Щёки Луизы краснеют, рот приоткрывается, будто она подбирает правильные слова.
– Я, хм… Я уверена, у вас найдутся занятия поинтереснее.
Я качаю головой.
– Я только за. Эта книга привлекла моё внимание, – я вижу, как вспыхивают глаза Луизы при виде обложки.
– А, вы её читали?
– Нет.
– Вам нравятся любовные истории? – спрашивает она, и я наконец сажусь в ногах её мягкой, скрипучей кровати.
– Очень, – говорю я. – Они – моя слабость.
Лукас: Слушай, Эм, я тут подумал…Мама и папа уезжают, их две недели не будет, а в следующие выходные мы празднуем день рождения Мари. Будут её подружки и мама, и она говорит, что хотела бы видеть и тебя. А потом можем сходить на пляж! Давай, повеселись с нами, как в старые добрые времена кислотного кетчупа!
Лукас: Я даже разрешу тебе выбрать фильм (только не из этих твоих отстойных фильмов с Ваниллой Айсом[21]). Приезжай!
Глава двадцать первая
Дом родителей Мари – огромный. Из тех домов, что рисуют на бутылках вина. Меня встречает её мать, самая дружелюбная и одновременно самая гламурная женщина, что я видела. Открывая мне дверь, она обмахивается веером, а её светлые волосы, уложенные в причёску в стиле Монро, покачиваются при каждом движении.
– Салют! – она сияет улыбкой, а когда я говорю, что я Эмми, подруга Лукаса, она без лишних слов тут же обвивает меня руками. – А-а, подружка жениха! – у неё приятный акцент, как у жителей Южной Англии. – Я так много о вас слышала от Мари и Лукаса. Заходите! Вы как раз вовремя на маникюр.
Она ведет меня по огромной винтовой лестнице, по упругому, как бисквит, ковру, в комнату с двойными дубовыми дверями. В комнате стоит рояль и сидят человек десять женщин, занявших все диваны и кресла, растопыривших руки и ноги, и три маникюрщицы, улыбаясь, возятся с их ногтями. Здесь всё дышит роскошью, и я сразу чувствую себя бомжихой, заблудившейся в Букингемском дворце, потому что на мне сандалии и джинсы, порванные на коленке. Однако Мари явно рада меня видеть и бежит ко мне вприпрыжку по роскошному бежевому ковру.
– Эмми, милая! Спасибо огромное, что ты пришла! Я так счастлива!
– С днём рождения, Мари. Вот тебе… маленький сюрприз, – я смотрю краем глаза на рояль, уставленный квадратными коробками, перевитыми верёвками и расписанными названиями брендов, и внезапно жалею о том, что не оставила свой подарок на заднем сиденье такси, которое мне вызвал Лукас. Я ведь его там забыла. Мне позвонил таксист. Коробка бомбочек для ванны ручной работы и книга рецептов блюд из авокадо – вот что там.
– Мерси, мон амур, но, право же, не стоило, – Мари берёт у меня маленькую коробочку в золотой обёртке, ставит к остальным, и эта огромная башня сразу же её поглощает. – Тебе получше? Всё разрешилось?
Я моргаю.
– Да. А что?
– Лукас мне всё рассказал, – говорит она, и я чувствую, что на меня смотрят все глаза незнакомок. – О твоей маме, об открытках от папы, о том, как ты думала, что он о тебе не знает, а он… Господи, я так волновалась, у тебя был такой несчастный вид, а Лукас сказал, что…
– Всё хорошо, Мари, – обрываю я. – Всё в порядке. – Значит, это твои подруги?
Все
