Картель правосудия - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Сергеевич неопределенно пожал плечами и вместо ответа попросил еще чаю «Ahmad». Уткин уже решил для себя, что ни к кому из «коллег» он обращаться не станет. В деле исчезновения Кати и так довольно явственно… или ему это только кажется… Короче говоря! Если с дочкой действительно случилось что-то непоправимое, он больше не станет дрожать над собственной должностью и оставаться молчаливым соучастником. Но жене он ничего этого, конечно, не сказал. Уткин прихлебывал обжигающий чай из Катиной чашки, обхватив ее обеими руками, и мысленно уговаривал себя, что все, дескать, еще образуется.
Когда Иван Сергеевич уехал, Наташа осторожно выскользнула из постели и на цыпочках отправилась в ванную, прихватив с собой телефонную трубку. Ответили ей после первого же гудка, потому что человек на том конце провода ждал этот звонок с нетерпением.
– Он собирается позвонить какому-то Маркулову?… Нет, Меркулову, – полушепотом сообщила Наташа, – и, выслушав дальнейшие инструкции, вернулась в постель.
Через пару минут она уже спала, прижавшись к сильному плечу мужа и посапывая как невинный ребенок. Или просто как человек с чистой совестью.
КАТЯ
18 февраля
В свою уютную комнатку с диванами и книгами Катя больше не вернулась. Теперь ее жилище размерами больше напоминало стенной шкаф, крохотное оконце было закрыто железными ставнями со стороны улицы, через щель в которых с трудом пробивался дневной свет, и еще была кушетка, смахивающая на больничную, разве что клеенкой не покрыта. Вот уж действительно «ловушка для Золушки».
Когда дверь за «Антуаном» закрылась, в комнате стало совершенно темно, и Катя тут же принялась колотить по двери кулаками:
– Эй, я темноты боюсь!
Он не отвечал, и она продолжала стучать, пока не заболели руки:
– Антоша, я обещаю, что больше не буду убегать, ну, пожалуйста, ну сделай, чтоб было светло…
Но охранник, оказывается, не желал ее смерти, он просто забыл впопыхах об освещении, озабоченный вызовом «неотложки» для своей напарницы. Через несколько минут он принес настольную лампу, благо в этой келье нашлась розетка.
Барышня– стена, естественно, больше не появлялась. Теперь Катю «обслуживал» только помрачневший «Антуан», и тот постоянно был начеку, фиксировал каждое ее движение. Жил ли в доме постоянно еще кто-нибудь? Иногда она слышала, как по двору кто-то ходит, приезжают и уезжают машины, кто-то разговаривает, но ни один из голосов не показался ей знакомым, и о чем говорили, разобрать тоже было невозможно.
Разумеется, зажигалку у нее отобрали, а все остальное и так осталось в «первом заключении», и она с сожалением вспоминала ванну и мягкие кресла. Может, и не стоило бежать? Сидела бы себе, книжки почитывала, повышала культурный уровень, жирок завязывала…
Часы, кстати, у нее тоже отобрали, и Катя уже не могла с уверенностью решить, сколько времени она здесь находится… Очевидно, никто ее не ищет, а если и ищет, то не находит. Определенно нужно еще раз попытаться сбежать. О том, что будет в случае, если ее снова поймают, Катя даже думать не желала. Новый побег должен был получиться во что бы то ни стало. К сожалению, теперь пришлось обойтись еще более скудным набором еще более невинных предметов, чем в первый раз. В ее распоряжении были кушетка, постельное белье, настольная лампа и голова на плечах, которой и предстояло сообразить, как из вышеперечисленной муры создать ловушку для сильного мужчины, который к тому же неусыпно бдит.
На разработку плана вместе с репетициями ушло шесть часов. Катя приноровилась ставить кушетку на попа практически бесшумно, правда, сбросила при этом килограмма три, не меньше, но это ведь только на пользу, «на свободу с тонкой талией», – с удовольствием перефразировала она известный афоризм. И наконец, почувствовала, что морально готова к бою.
Для побега было выбрано вечернее время, сразу после ужина. Во-первых, в доме, возможно, будет меньше народу, чем днем, а во-вторых, «Антуан» подустанет, а потому шансы переиграть его в скорости несколько увеличатся.
Наконец верный охранник принес еду (еще теплый картофель-фри, несколько сардин в масле, соленый помидор, не слишком свежие булочки и горячий кофе), буркнул «спокойной ночи» и удалился, мечтая предположительно о теплой постельке. Как только его шаги стихли в конце коридора, Катя сняла с пальца колечко с маленьким изумрудом (подарок Эльдара на годовщину «их отношений») и продела в него носовой платок. Не выключая настольную лампу из розетки, она вывернула лампочку и опустила кольцо в патрон. Посыпались искры, и полоска света под дверью исчезла. Катя немедленно принялась орать несколько ненатуральным голосом:
– Антуан, Антон, Энтони!!! Что случилось?! Мне страшно…
– Иду, – через некоторое время недовольно отозвался тот, и через полминуты повернул ключ в замке.
Широкоплечая фигура выросла на пороге, и в этот момент Катя опрокинула на него кушетку, уже находившуюся в стойке на попа. Он вскрикнул, но не упал, Катя решительно саданула его каблуком под коленку, и когда Антуан-Антон-Энтони наконец свалился, кушетка грохнулась сверху. В этот момент зажегся свет. Катя бросилась вон из комнаты. На этот раз она не побежала к гаражу, а направилась в глубь дома.
Нужно было найти входную дверь или в крайнем случае подходящее окно, из которого можно выбраться во двор.
Первая комната, в которую она вломилась, оказалась спальней, и в ней худенькая пожилая женщина перестилала чью-то постель. Она вытаращилась на Катю, приоткрыв рот, и прижала к груди скомканную простыню, покрытую сложным цветным рисунком.
– Извините, – вежливо кивнула Катя и помчалась дальше, а вдогонку ей летел истошный вопль.
Следующая комната была кабинетом с гигантским письменным столом, тяжелыми книжными шкафами и развешанным по стенам оружием, правда ружей здесь не было, зато Кате удалось дотянуться до обнаженной шашки, очевидно, еще времен гражданской войны, а заодно она прихватила коротенький кинжал и сунула его за голенище сапога.
Теперь окно. Прекрасное, замечательное, чудесное, безо всякой решетки окно!
Катя изо всех сил рванула на себя раму, но она не поддавалась. Шпингалет заело. Поковырявшись в нем шашкой, Катя убедилась, что это надолго. Тогда она выскочила из комнаты и рванулась к входной двери.
Но там с ехидной ухмылочкой стоял незнакомый тип кавказской наружности, украшенной двумя резаными шрамами на левой щеке, и постукивал пистолетом с глушителем о ладонь свободной руки.
– Шашку брось, да… – лениво произнес он противным скрипучим голосом и чуть-чуть приподнял пистолет, целясь Кате в грудь. Ей опять не повезло.
В прихожую, прихрамывая и держась за плечо, вошел «Антуан» и наотмашь ударил ее по лицу:
– Еще раз попытаешься сбежать… и… Я за себя не отвечаю.
– Астынь, да, – успокаивал его второй джигит-охранник, – пайды лучше пригатовь для дэвушкаы номер-люкс, да?
«Антуан» ушел, а второй прочитал Кате динамичную лекцию о том, что калечить людей большой грех, а за грехи приходится платить и так далее и тому подобное.
Потом у нее отобрали кинжал, не потому, что сами догадались ее обыскать, а потому, что впечатлительная старушка пожаловалась, что его нет на месте.
ОСЕТРОВ
19 февраля, вечер
Сафронов пребывал в приподнятом настроении. Общими усилиями они все-таки вытащили Кроткова из дерьма. «Действительно, что бы мы без Бойко делали, – думал он, – а с другой стороны, что бы он без нас делал? Коллективный разум великая вещь». Последний штрих на полотно «Свободу Василию Кроткову!» в данный момент наносил «корейский народный следователь», занимаясь поисками дубликата аудиозаписи.
Сафронов потянулся за бутылочкой заветной «Посольской», но передумал: лечиться сегодня было не от чего, голова свежая, простуды и в помине нет, гонорар за работу получили… А вот это как раз надо бы отметить. Он отвернул пробку и уже потянулся за стаканом, как в дверь постучали. Сафронов сунул бутылку под стол и с сосредоточенным видом обратился к бумагам. Но это был всего лишь сфинксообразный Осетров, по лицу которого, как всегда, ничего невозможно было понять.
– Нашел? – привстал из-за стола Сафронов.
– Вот она, родимая. – Подчиненный с победным видом извлек из кармана аудиокассету.
– Одна? – Сафронов успокоенно плюхнулся обратно в кресло: в ногах правды нет, особенно с его-то весом.
– По крайней мере в квартире другой не было, – не очень уверенно подтвердил Осетров. Он переломил кассету пополам, смял пленку и бросил ее в мусорную корзину. – Все! – Его лицо озарило подобие счастливой улыбки. – Три часа квартиру трусили, нашли все-таки. Она ее за пианино приклеила, а пианино это пыльное, грязное, подойти страшно. Я сразу подумал, что пленка там, только мы систематически проверяли и добрались до него в последнюю очередь.
– Осетров, ты когда-нибудь про законы Мерфи слышал? – поинтересовался Сафронов.
