Криптонит - лебрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, именно так она решила доказать свою взрослость и дееспособность. Мне хотелось показать ему средний палец, потому что я знала, что он смотрит мне в спину, но каким-то чудом сдержалась.
Я вышла на середину танцпола, к этим тётенькам, и… растерянно остановилась. Просто танцевать? Нет, это очень… очень. Они были такие раскованные и пугали меня своим громким смехом, и я, испуганное летнее дитя, неосознанно посмотрела на него, чтобы натолкнуться на взгляд, полный издевательской насмешки: «Ну что, наигралась во взрослую?» И отвернуться, скрывая загоревшиеся щёки. Ну нет, я такого удовольствия ему не доставлю. Танцевать так танцевать.
Так что я начала ломано дёргаться, чувствуя себя до ужаса неуютно, но потом одна из женщин затянула меня в круг, и мы начали отрываться под Дискотеку Аварию. На какое-то время я действительно забыла, что мне надо быть привлекательной в его глазах — и дёргала головой, делала разные дурацкие движения, просто потому что мне так хотелось и было весело, а потом нечаянно натолкнулась на его взгляд. И моё сердце сразу задрожало.
Да, он смотрел. Так, будто еле сдерживал смех — ну да, ему же надо быть взрослым, серьёзным. Но я видела, как ему было смешно за этой серьёзной каменной маской, и я сама невольно смеялась. И он, видя мой смех, тоже начинал улыбаться — еле-еле, специально сдерживаясь, но он уже прокалывался. Я видела, как расслабленно он сидел, как с его лица ушла вся эта хмурость.
И я поняла две вещи.
Первая: ему нравились мои причуды. Мои взрывы, мои чудачества, мой отвратительный характер.
А вторая: ему нравилась я. Это чувствуешь, это ни с чем не спутаешь.
Так что я отправила ему улыбку и пошла пить с женщинами вино — они предложили мне бахнуть за Новый год бокальчик. Я выпила один, потом второй, потом крикнула какое-то поздравление (что-то вроде: «Чтоб хуй стоял и деньги были»), и мы все взорвались смехом, и Александр Ильич почёсывал затылок, поднимая брови, пытаясь делать вид, что его это озадачивает, но.
Но глаза его всё ещё блестели, когда он переводил их на меня — не чтобы следить, как за ребёнком, а чтобы смотреть на то, что ему нравится. Что его притягивает. А у меня будто появились за спиной крылья.
Я выбежала на улицу, сама не зная чего хотя, но точно что-то провернуть. Моё шило в заднице не давало мне покоя.
И да: он тут же вышел за мной, оглядываясь на парковке.
А я сидела на его мотоцикле, с искринками в глазах глядя на него. Видя в его глазах те же искринки. Мне хотелось его подразнить, проверить, зайти дальше, чем можно, и он позволял. Он подхватил, медленно подходя ко мне, как хищник. Воздух вокруг нас кипел, пузырился азартом и электричеством.
— Ты всегда такая борзая, когда пьянеешь? — спросил он, приподнимая брови, и губы его были всё так же слегка изогнуты. Когда он был так близко, мне всегда казалось, что он моложе, чем на самом деле. Что он мой ровесник — с прищуренным взглядом снизу вверх из-под длинных ресниц, с этой мальчишеской усмешкой, с этой живостью. Я дышала ею.
— Я и когда трезвая борзая. — Он начал стягивать с себя куртку, потому что я была без, но я улыбнулась, и почему-то он остановился, глядя на меня. — Мне не холодно.
Но всё же набросил её на меня, избегая меня касаться и отводя взгляд.
Это должно было случиться неизбежно. Когда мы замерли друг напротив друга, ничего не говоря, когда у меня снова начало взрываться что-то внутри — то самое солнце. Когда сердечная мышца заныла — то ли от страха, то ли от предвкушения. Когда я была пьяная (но всё вокруг меня смазывалось не по этой причине), а он смотрел на меня так, будто ему со мной хорошо. Будто он не хотел отводить взгляд.
Когда мне стало страшно, потому что я никогда этого не делала, и от ощущения, что он может уйти. Когда во мне снова проснулось упрямство преодолеть эту дрожь. Ведь я взрослая.
И когда я поняла, что сам он никогда этого не сделает, а мне надо доказать. Я потянулась к нему, дрожа будто в лихорадке. Едва ли понимая, что происходит, чувствуя от этой дрожи будто наполовину.
И когда в самый последний момент он кладёт руки мне на ключицы, и я вдруг оказываюсь в моменте, глядя испуганными глазами в его — слишком серьёзные. Пристальные.
— Тебя два часа назад чуть не изнасиловали. А я взрослый мужик, которого ты должна бояться.
Эта строгость в его голосе звучала бы убедительно, если бы не его в его слишком пристальный взгляд, который не могла принадлежать мужчине, который решил заботиться о своей ученице. Как и всегда, он лишь делал вид. Это была очередная формальность, которая уже даже не звучала серьёзно, которая больше не могла меня обмануть.
А вот смятение от сбоя в матрице вполне реально. Мы стояли ровно на середине чего-то и метались прямо перед гранью. Я видела эту незавершённость в его глазах, этот мыслительный процесс.
Не такой уж и взрослый. А вот мне определённо хотелось захныкать. И попытаться обмануть его. Уломать.
Мне не пришлось бы сильно стараться.
— Мне с вами хорошо. Ну пожалуйста, — прошептала я, умоляюще глядя на него, проверяя, сработает ли. Не осознавая, что делаю. И как же во мне всё взорвалось, когда оно сработало. Когда я увидела, как его зрачки расширились, как он задержал дыхание, спускаясь взглядом к моим губам. Это было будто мне на Новый год подарили вместо носков БМВ — у меня закружилась голова от вседозволенности. Потому что он не мог мне отказать.
Но он не сделал ничего сам. Не спускался ко мне, не двигался, будто говоря: всё это — только твой выбор, тебе решать, что делать, тебе жить с последствиями, если ты ошибёшься. Они на твоей совести. В чём-то он был каменно неумолим, но. Но я увидела другую сторону, и у меня полностью сорвало крышу.
Я всё ещё не знала, насколько мне понравится, всё ещё дрожь застилала все мои эмоции и разумные мысли — осталось только моё прерывистое дыхание. Я приподнялась, обхватывая его шею и прикасаясь к затылку, сама не веря, что делаю это. Что он позволяет, внимательно наблюдая за мной,
