От моря до моря - Редьярд Киплинг

Конечно, не по-христиански так думать, но очень хотелось бы увидеть эту роту под огнем равного ей количества нашей туземной пехоты, чтобы узнать, чего она стоит на самом деле. Если японцы стойки в бою (а в прошлом не слишком многое указывает на обратное), тогда, должно быть, представляют из себя первоклассного противника. Под командованием британских офицеров (вместо этих образчиков из анатомички, которыми они располагают в настоящее время), вооруженные винтовкой улучшенного образца, они не уступили бы любым войскам, сформированным восточнее Суэца. Конечно, я говорю только о тех разворотливых людях, которых видел. Самая невыгодная сторона всеобщей воинской повинности в том, что приходится "заметать" массу граждан четвертого, а то и пятого сорта, которые хотя и способны носить оружие, но причиняют солидный ущерб моральному состоянию и выправке полка благодаря своим вполне простительным недостаткам. На марше японские солдаты и не думают идти в ногу, они подвязывают к портупее всевозможные вещи, волокут узлы, сутулятся и пачкают обмундирование.

Такова беглая оценка японской пехоты. Кавалеристы устроили пикник на другом конце плаца. Они заезжали кругами вправо и влево по отделениям, пытались проделать то же самое повзводно и так далее. Хочется верить, что джентльмены, за действиями которых я наблюдал, были новобранцами. Однако все кавалеристы были при оружии, а их офицеры не умнее своих подчиненных. Добрая половина кавалеристов вырядились в белые нестроевые куртки, плоские фуражки и полусапоги с низкими голенищами из коричневой кожи, с короткими охотничьими шпорами на черных ремешках. Их вооружение составляли карабины, заброшенные за спину, и палаши. Мартингалы* отсутствовали, только подперсья* и подхвостник. Огромное, тяжелое седло с единственной подпругой поверх двух потников завершали экипировку, от которой пыталась освободиться лошадь (сплошная грива и хвост). Если запихать двухфунтовый мундштук и трензель* в небольшой рот японской лошади, можно понять, как она оскорбится. Когда всадники заворачивают лошадей (чем и занимались мои друзья), натянув на руки белые шерстяные перчатки, им очень трудно держать поводья как положено. Если всадник, сидящий чуть ли не на шее лошади, хватается за повод обеими руками и держит костяшки пальцев на одном уровне с ушами животного, когда стременные ремни подтянуты до предела, шансы лошади сбросить с себя седока сильно возрастают. Даже во сне я не видел такой верховой езды. Вы помните картинку из "Алисы в стране чудес", когда Алиса (еще до того, как она познакомилась со Львом и Единорогом) повстречалась в лесу с вооруженными людьми? Я вспомнил последних, а также Белого Рыцаря (персонаж того же произведения) и громко рассмеялся. Здесь передо мной были превосходные, горячие, упрямые, словно козлы, кони. Учитывая вес этих коней и японских всадников, из тех и других, вместе взятых, скорее можно сформировать совершенную конную пехоту, а нация слепых подражателей пыталась превратить их в тяжелую кавалерию. Пока лошадок заставляли трусить по кругу, они не противились, однако, когда дело дошло до рубки, заупрямились. Я подвинулся ближе к отделению, кавалеристы которого, вооружившись длинными деревянными саблями, прилежно рубили "турецкую голову". Лошадь пускалась вскачь легким галопом, а всадник, схватив в одну руку поводья, другой, словно копье, держал саблю. Затем лошадь делала скачок в сторону и начинала описывать круги вокруг столба. Я не видел, чтобы всадники давили коленом или пришпоривали, дабы заставить лошадь понять, что от нее требуется. Наездник попросту полосовал шпорами бока несчастного животного от плеч до крестца и потрясал скобяными изделиями на его губах. Не имея возможности стать на дыбы, лягаться или брыкаться, лошадь тут же сбрасывала с себя злого демона, который немедленно оказывался на земле. Такое случилось трижды. Слово "падение" было бы слишком почетным для описания этой катастрофы. Всадники демонстрировали чудовищное неумение сидеть на лошади (плюс шерстяные перчатки, езда с помощью одних рук и рыхлая, словно стог сена, экипировка). Нередко лошадь наезжала на столб, и тогда кавалерист наносил косой удар по "турецкой голове", при этом он едва не вылетал из своего не в меру обширного седла. Такое случалось много раз.

Не покривив душой, могу сказать, что японские военные лошади охотно покидают строй, что недопустимо в английской кавалерии. Однако, как мне представляется, виновато скорее своенравие животных, чем неквалифицированная выездка. Раза два эта кавалерия бросалась ужасным галопом в атаку. Когда всадники хотели сдержать лошадей, то откидывались в седле назад, тянули за поводья - лошади упирались головой в землю, и... пиши пропало. Потом они "атаковали" меня, но я проявил снисходительность, воздержавшись от того, чтобы опустошить половину седел, хотя это можно было наверняка сделать, резко выбросив вперед руку с выкриком "Хи!". Однако печальнее всего выглядела та болезненная добросовестность, которую проявляли участники этого циркового представления. Они были обязаны превратиться в кавалерию, хотя не имели понятия о выездке, и все, что бы ни проделывали, было неправильно, но, несмотря на это, их "крысы" должны стать кавалерийскими лошадьми. Почему бы не осуществиться этому? На лицах кавалеристов было написано трогательное и жалкое изумление, и мне захотелось взять одного из них на руки, чтобы объяснить кое-что, например как пользоваться уздой и всю тщетность попыток "висеть на шпорах"... Когда закончился парад и войска перешли на иноходь, само провидение послало через плац по диагонали какого-то крупного, костистого мужчину верхом на взмыленной длинноногой рыжей американской лошади, идущей галопом. Зверь всхрапывал и, распустив хвост, словно стяг на ветру, буквально летел над плацем, а всадник, опустив одну руку, спокойно покачивался в седле. И лошадь, и этот всадник словно свели потуги кавалеристов к нулю. Действительно, должен же кто-то подсказать микадо, что японская лошадка никогда не станет драгунским конем.

Если случайности и переменчивость военной судьбы сведут вас с японскими войсками в бою, обойдитесь помягче с их кавалерией. Она не причинит никакого вреда. Положите несколько петард под ноги их лошадям, а потом снарядите команду подобрать останки. Однако при встрече с японской пехотой, ведомой офицером с континента, открывайте беглый огонь, и как можно раньше, с самой большой дистанции. Эти дурные человечки умеют слишком многое.

Окончательно определив военные способности этой нации на примере двух сотен людей, выбранных наугад, подобно тому как проделал ранее мой японский друг, который оценил нас в начале этого письма, я посвятил себя изучению Токио.

Устал от храмов. Их монотонное великолепие вызывает головную боль. Вы тоже устанете от храмов, если только не являетесь художником, но в таком случае опротивите самому себе. Одни говорят, что Токио не уступает по площади Лондону, другие - что город достигает не больше десяти миль в длину и восьми в ширину. Есть много способов разрешения этой задачи. Я отыскал чайный домик в саду на зеленом плато и забрался туда по пролетам лестниц, где на каждой ступеньке улыбалась хорошенькая девушка. С этой высоты я взглянул на город и увидел сплошные крыши - перспектива была отмечена бесчисленными фабричными трубами, - затем прогулялся несколько миль и нашел парк на другой возвышенности, где было еще больше прелестных девушек. Я снова посмотрел на город - он тянулся уже в другом направлении и снова - насколько хватало глаз. Если считать, что при ясной погоде дальность видимого горизонта - восемнадцать миль, получается, что ширина Токио - тридцать шесть миль, хотя нескольких миль я мог и недосчитаться.

Жизнь била ключом во всех кварталах. Вдоль главных артерий города миля за милей бежали двойные трамвайные линии; у вокзалов рядами стояли омнибусы; на улицах "Компани женераль дё омнибю дё Токьо" демонстрировала свои красные и позолоченные вагоны. Трамваи были переполнены, общественные и частные омнибусы тоже, кроме того, улицы кишели рикшами. От берега моря до тенистого зеленого парка и далее, до самого горизонта, терявшегося в дымке, земля словно кипела людьми.

Здесь без труда наблюдалось, насколько западная цивилизация растлила японцев. Каждый десятый с головы до ног был одет по-европейски. Странная раса! Она пародирует любой тип людей, характерный для крупного английского города. Вот толстый самодовольный купец с бакенбардами бараньей котлеткой; кроткий длинноволосый профессор естественных наук в мешковатой одежде; школьник в итонской куртке и черных суконных брюках; молодой клерк во фланелевой теннисной рубашке - член клэпхемского атлетического клуба; мастеровой в сильно поношенном твиде; юрист с цилиндром на голове, выбритой верхней губой и черной кожаной сумкой в руках; безработный моряк; приказчик. За полчаса вы встретите в Токио всех их и многих других. Если желаете объясниться с такой "имитацией", учтите, что она говорит только по-японски. Прощупайте ее - она окажется вовсе не тем, чем казалась. Я фланировал по улицам, пытаясь завязать беседу с людьми, которые больше других смахивали на англичан. Их вежливость не соответствовала одеяниям, и все же они не знали ни слова на моем родном языке. Лишь мальчуган в форме военно-морского колледжа сказал неожиданно: "Я говорить английски" - и тут же осекся. Остальные изливали на мою голову потоки японских слов. Однако вывески магазинов и товары, трамвайная линия у меня под ногами, объявления на улицах были английскими. Я бродил словно во сне. Далеко от Токио, в стороне от железной дороги, я тоже встречался с подобными людьми, одетыми на английский манер и тоже "немыми". Наверное, таких очень много в этой стране.