Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Имеющиеся исторические документы доказывают, что Эберт-шорник и Шейдеман-журналист были людьми доброй воли, которые делали все возможное, чтобы удержать Германию на плаву в этой буре, к созданию которой они не имели никакого отношения. Бремени, которое взвалили на них потерпевшие крах трусливые военачальники в остроконечных шлемах, не вынес бы никто. «Внутри самой Германии негодование по поводу условий мирного договора увеличивало озлобленность против республики, показавшей свою неспособность защитить страну от бедствий и лишений этого “постыдного навязанного мира”… Для огромного числа немцев слово “республика” стало синонимом позора, бесчестья и бессилия. Казалось, что республика была навязана немцам обманом и принуждением и совершенно чужда их природе. Какими бы ни были ее недостатки, республика все же несла в себе надежды на будущее; но даже за несколько удачливых лет у власти ей не удалось “ни увеличить лояльность граждан, ни увлечь за собой политическое воображение народа”»276.

Версальский договор «был миром, который в глазах большинства немцев миром не являлся», – пишет Маурерсбергер. – «Внезапно стало ясно – всем, вплоть до самых закоренелых сторонников примирения, – что европейские союзники США вовсе не стремились к переговорам. Их единственной целью было окончательное уничтожение политической и экономической мощи Германии»277. Маттиаса Эрцбергера, министра, который согласился подписать Версальский договор и тем самым разрешить неразрешимую проблему, сделали козлом отпущения. Националистическая пресса писала: «Именно на [парламентском] большинстве, желавшем мира, и на их предводителе Эрцбергере лежит ответственность за кровь тех миллионов, что погибли с лета 1914 года, ответственность за тысячи миллионов марок, потерянных для Германии и мировой культуры, за позорный мир, под гнетом которого сейчас стенает германский народ»278. Впоследствии Эрцбергер будет убит членами организации «Консул». Людендорфа же будут чествовать в Веймаре как «фолькистского короля», Гинденбурга будут называть эрзац-кайзером, а в 1925 году изберут президентом.

«Складывалось впечатление, что Веймарская конституция была навязана Германии западными державами, с тем чтобы превратить Германию в подобие других западных стран. Конституция казалась чем-то абсолютно чуждым германским расовым и национальным традициям, она превращала Германию в космополитическую и рационалистическую нацию, что было совершенно чуждо германской истории»279. Именно поэтому Веймарскую конституцию и описанный ею порядок правления пренебрежительно называли «система». Дело в том, что содержание конституции напрямую вдохновлялось идеалами Просвещения и, следовательно, Разума. В немцах же укоренилась традиционная, фолькистская иерархическая шкала ценностей, в которой «система» и общественный договор были чем-то противоестественным и враждебным. «Буржуазия так боялась демократии и общественных перемен, что предпочла республике новое авторитарное государство»280 – государство нацистское.

Этот лаконичный призыв Дитриха Эккарта, вышитый на всех партийных знаменах, кратко выражал одну из основных тем «Майн Кампф», – эта книга была, помимо всего прочего, программным выступлением человека, который намеревался вести воскрешенную Германию к великому будущему. Но значение этого призыва нельзя понимать буквально. Германия воевала, оплакивала мертвых, ее потрясали восстания, ей каждый день приходилось сражаться за то, чтобы выжить, – ей было не до сна. Лозунг Эккарта—Гитлера в действительности означал, что Германия должна вновь стать ведущей страной мира, обрести подобающие ей место и власть. После того, как ее бесстыдно унизили другие нации, она должна вновь найти средства, необходимые для того, чтобы занять принадлежащее ей по праву место под солнцем. Довоенные лозунги были все еще в ходу и слышались всякий раз, когда в сердцах пробуждались национальные чувства: Heute Deutschland, morgen die ganze Welt! (Сегодня – Германия, завтра – весь мир!); Den Deutschen gehört die Welt! (Мир принадлежит немцам!); Deutschland über alles in der Welt! (Германия превыше всего в мире!). И каждый знал наизусть песни, подобные Die Wacht am Rhein («Стража на Рейне»). В стране существовало множество националистических и фолькистских ассоциаций, и каждая издавала свою литературу, содержание которой лаконично выражали вышеприведенные песни и лозунги.

Время, о котором мы рассказываем, было временем расцвета колониализма. Белая раса считала себя высшим и прекраснейшим плодом древа эволюции, а ее культура была вершиной достижений человеческого ума. Германцы же были убеждены в том, что в иерархии белых народов именно они занимают высшую ступень. Если же они чувствовали, что слово «германцы» несколько расплывчато, они называли себя «нордическими народами», а если не были до конца уверены и в этом, то становились «арийцами». Но в действительности проблематичными были все три термина. Слово «германцы» пришло из латинского – от germanus – и, вероятно, первоначально обозначало лишь смесь варварских племен, обитавших за Рейном. Эта смесь племен имела сложный состав и происхождение, и даже Ганс Гюнтер, ведущий специалист нацистской расовой науки, вынужден был признать, что германский народ состоит из нордических, альпийских и средиземноморских элементов. К этому следует добавить, что значительная часть германского населения имела славянское происхождение. Даже сами пруссы изначально были славянским племенем, а за века сражений и завоеваний на восточных границах германский народ смешивался с поляками, балтийцами, русскими и многими другими народами.

Некоторые германские расисты, чтобы не рисковать, называли себя представителями «нордической» расы, включая в число избранных народы Исландии и Скандинавии. Иначе было бы сложно объяснить тот факт, что большая часть «исконных» германских обычаев и традиций, освященных ностальгическими фолькистскими мечтами и известных публике по костюмам вагнеровских героев и героинь, на самом деле были обычаями и традициями викингов, а те были скандинавами. И как объяснить, что большинство изделий ранней «германской» эпохи с руническими надписями было найдено в Швеции?

Однако наиболее проблематичным был термин «арийцы», ведь «первоначально арийский вопрос был вопросом лингвистическим. Он возник в 1776 году, когда Вильяма Джонса поразило чрезвычайное сходство между несколькими языками: санскритом, греческим, латинским, немецким и так далее. В итоге эти языки объединили в одну семью, а их сходство стали объяснять общим происхождением от одного и того же первоначального языка, который Томас Юнг в 1813 году назвал «индоевропейским»… Предполагалось, что этот изначальный язык был языком некоего народа, который также назвали «индоевропейским». Считалось, что в прежние времена он обитал где-то между Средней Азией и Восточной Европой. (Разные гипотезы называли различные места первоначального обитания – от Индии до северной Скандинавии.) Это означает, что язык был [без достаточных оснований] превращен в народ, а из этого народа [опять-таки безосновательно] сделали самостоятельную расу»281. Арийская раса существовала лишь в фантазии нескольких кабинетных расистов, которые выпустили эту химеру пастись на вольные поля воображения высокомерной Германии.