DUализмус. Трава тысячелистника - Ярослав Полуэктов

Кошелёк тоже куплен в государстве Чина. Впридачу и почти даром – защитного цвета штаны на штрипках.

Иностранные штаны выиграть Кирьяну Егоровичу не помогли. Партию он всё равно продул. Причём с треском.

По принципу «беда не приходит одна» он просрочил шахматное время и глупо сдал партию Любаше. Любаша – это чуть более старшая Никиткина сестра. Её просто требовалось победить.

По окончанию серии ужасных матчей дядя Кирьян матюгнулся себе в воротник, плюнулЪ на щЪпаные клетки и зарёкся больше не играть никогда.

Из-за похожести слонов и пешек в тот же злополучный для дяди Кирьяна и победный день рожденья племянника, лоханулась Любаша. Она проиграла Никитке фигуру. И также, как и Кирьян Егорович, сдала партию, при этом облив иностранную доску горючими сибирскими слезами.

Любаша мазохистически смаковала фрагменты натурально жёсткого и беспощадного эндшпиля Никитки всем своим втоптанным в ужас невинным девичьим сердцем. Как самая распоследняя невеста, брошенная упырём—женихом в разгар свадьбы.

Победа не разумеет жалости. Для её достижения годится всё.

Никитка для разгрома врагов использовал практически все самые изощрённейшие и известные ему виды военных и партизанских действий.

А также применил собственные (незапатентованные пока) ухищрения.

Вот их перечень:

– этот умный не по годам полководец ставил свои фигуры к себе лицом, а к врагу неопознаваемым задом;

– попевая боевые песенки от Бумбокса, лукавый мальчик ставил фигурки ровно на границе клеток; тем самым заставляя направлять мозги и силы соперника не на боевые действия, а совсем на другие задачи. Эти задачи похожи на разгадывание карты, нарисованной раненой рукой русского контрразведчика, засланного в Китай, и левой задней дезинформатора-провокатора из Пятой колонны государства Москау;

– как заправский иллюзионист Никитка выделывал отвлекающие финты: на манер фокусника он делал пассы над доской, как бы выманивая оттуда попеременке то кролика, то дикую кобру;

– он озадачивал соперника, то забираясь на стул с ногами, то фальшиво садясь по—человечьи; то он качался факиром, то обходил стул с тыла. И передвигал фигурки через дырки между прутьев;

– то добросердечно и великодушно – как двойной агент – подсказывал сопернику действительно лучшие ходы, ведущие того к явному выигрышу; он заранее знал, что заподозрив в его доброте явный подвох, этого хода точно не сделают;

– вместо «Г» – образных прыжков по воздуху он пропихивал коня по плоскости театра военных действий, тараня свои и чужие фигуры, образуя между ними непропорциональные воздушные зазоры, в которые непременно должна ринуться вся злобная и ополоумевшая, ждущая скорого отмщения вражья рать.

Не совладав со всеми Никиткиными шалостями, сдал свои позиции и его близкий друг Костик. Он – владелец очков с толстейшими стёклами и обладатель не менее толстого чемпионского титула по шахматам среди школьников города Угадая. Не помогло!

Да уж! Тот день для Никитки выдался весьма и весьма приятным! Китайские воины были явно на Никиткиной стороне.

А дядя Кирьян – а ещё известный человек! – был до основания разорён, унижен и оскорблён. Достоевский Фёдор отдыхает.

Никитку очень удивила котлета.

Аналогичных продуктов он давненько не едал, перебиваясь преподавательско—пенсионерским, макаронно-гороховым рационом матери и бабушки. Потому, название сего изделия он напрочь забыл.

Происходящее в мониторе для Никитки было гораздо важнее нового продукта под названием «котлеты», количество которых в общем сосуде он мгновенно оценил.

По его расчёту котлет должно было хватить на всех, и ещё остаться ему на завтра.

На этот котлетно—компьютерный казус собравшиеся отреагировали, в общем, положительно: грустные поминки как бы полурастворились в весёлых котлетных берегах. А в русло разговорчиков потекли хоть и не сладкие, но зато уж и не солёные Ессентуки.

Соответствующие слова, относительная тишина, ровный обмен воспоминаниями, повседневными проблемами и редкими радостями.

Паузы. Кому-то капли коньяка, выцеживаемые на донышки рюмок, чисто для церемонии. А для дяди Кирьяна – нелюбимая им водка.

Любка, в пику брату, на неожиданное появление в рационе котлет прореагировала вполне адекватно и тактично (конечно, Любочка, конечно можно, кушай, пожалуйста).

Она только что скушала добавку и смотрела по сторонам, не зная, чем бы этаким заняться.

Пауза. Распрощался очередной соболезнующий. Оголилось несколько стульев.

Иваша отошёл для военной помощи Никитке.

Александра:

– Кирюша, а Женя, когда мы с ней прощались, сказала, что ты должен носить маме каждую неделю морковку и капусту. Очень полезный свежий сок из них.

Про сок из морковки Кирюша знал, а вот про сок из капусты ничего не слышал. Вообще! Если капуста состоит из клетчатки и воды, то ещё вкуснее сок можно делать из водопровода! Но может быть Кирьян Егорович не силён в биологии и в ноу—хау быстро прогрессирующего Пищепрома? Может в капусте открыли полезную целлюлозу и пресный витамин? Ни Кирюша, ни даже Кирьян Егорович не были в этом сильны.

Поэтому он промолчал.

А также, хоть это и кощунственно, честно не запомнил тот момент, когда Женя упомянула капусту с морковкой в пользу мамы.

Но, спорить и искать правду не стал. Раз сказала – значит это правильно, значит так и надо.

Авторитет его ушедшей навседа сестры был непререкаемым. Чуть-чуть менее пререкаемый, чем авторитет и последнее слово в любом споре самой Мабы Веры. Даже если бы это слово переворачивало все постулаты естествознания, логики и обыкновенной жизни.

Нежадный и даже частенько альтруистски добрый по жизни Кирьян, вдруг предательски подумал, что сам-то он сок из морковки не пил лет двадцать.

А, если говорить о капусте, то капусту употреблял, и довольно часто. Но только в прежние годы: в институтских столовых и в армии. В виде бигуса. В целях набить прожорливый желудок. А никак не для поправки здоровья подозрительно теоретическими витаминами.

Возрастом уже под шестьдесят, Кирьян давненько носит гордое звание холостяка. Отлучённый от настоящей домашней кухни после развода, он капусту употребляет в год раз пять – по настроению. И преимущественно в сыром виде: сначала отламывая хрустящие листья. Через неделю – вялые. Через месяц добирается до кочерыжки.

И тут начиналась смертельная бойня. Несмотря на ежегодно редеющий строй солдат – тех, щербатых, что во рту – дядя Кирьян, тем не менее, кочерыжку героически побеждал. Воевать надо не числом, а уменьем. Кирьян Егорыч воевал только левым флангом. Правый фланг лежал в лазарете и изредка щёлкал семечки. Каждая семечка представляет для правого фланга приличный риск.

Кочана капусты хватало на месяц-два. К гибнущим запчастям капусты Кирьян Егорыч испытывал настоящую жалость: он складывал в мусор только совсем уж заплесневевшие лохмотья.

Заметили вдруг паучка на стене.

Лучше, если бы слишком честный дядя Кирьян его не видел, или бы промолчал.

И начался спектакль! Кто ж там режиссёр, мать его!

Поднимается занавес.

Кто-то истошно взвизгивает.

Это Любаша, словно заправская актриса всплёскивает ручками и закатывает глазки.

Как у испуганной нимфы натурально трепещет тельце. Если у нимфы есть хвостик, то дрожит и хвостик. Но в джинсах хвостика не видно.

Она сквозь пальцы ещё раз смотрит на стенку. Там паучок без всякого стеснения медленно, будто наматывая на ворот шахтовую паутину, и, вертя ножками туда-сюда как штурвалом, вздымается к потолку.

Плевать ему на множество зрительских глаз.

– А—а—а!!! Поймайте его!!!

Бабушка королевой приподнимается со скрипучего трона-стула, игнорируя прописанные ей ходунки. После сокрушительных падений на скользком снегу даже грозным королевам обычно прописывают детские ходунки. С колёсами сзади и козлячьими копытцами спереди. Ходунки сейчас стоят за троном в бездействии.

Держась за окружающие предметы, в том числе и за неподвижного как статуя Ивашу, Маба Вера начинает маятниковое движение вдоль стены: от стола к дивану.

Похоже, она чувствует себя героем, который единственный из всех прочих хвастунов может спасти государство.

Она подбирается к дивану, будто собираясь взлететь на него, и там уже, на высоте, как следует покарать насекомого.

Александра: «Мама, ты бы ещё на потолок полезла!»

Добрый-добрый дядя Кирьян: «Любаша, это обычный паучок. Не надо его трогать. Он письмо несёт».

Любаша: «Какое ещё письмо?»

Маба Вера: «И точно. Это хороший паучок».

И ещё более уверенно, передёрнувшись от догадки: «Это от бога письмо». И перебирается назад.

Любаша: «Бог не пишет писем. А паучок не кусается?»