Итоги № 16 (2012) - Итоги Итоги

Вся эта полемика дает широчайший простор для политических инсинуаций. Вот самая консервативная версия: Путин, вступающий через месяц в президентскую должность, может править, несмотря на любые правки Конституции, аж до 2024 года.

Однако политологи рисуют и смелые фантастические сценарии: после внесения конституционной поправки все сроки обнуляются, значит, Путин получает возможность простоять у руля до 2030-го (если Основной закон поправят в начинающийся президентский срок), а то и до 2036 года. Последний сценарий, конечно же, маловероятен. Однако у нас в стране наработан опыт продления политической молодости. Достаточно вспомнить успешное обнуление губернаторских сроков в 1999 и 2004 годах.

У такого варианта развития событий есть, разумеется, не только сторонники, но и ярые противники. Но главный вопрос в том, насколько сами граждане доверяют своей политической системе. Если с политическим «самочувствием» все о-кей, то им не страшен ни четвертый, ни, дай Бог здоровья Владимиру Владимировичу, десятый президентский срок. Vox populi — vox Dei. Если же доверие к власти, чего доброго, продолжит падать, то кого на кого ни меняй, Японию нам, увы, не догнать.

А напоследок я скажу / Политика и экономика / Те, которые...

А напоследок я скажу

/  Политика и экономика /  Те, которые...

Политика — суровая и далекая от сантиментов сфера бытия. Но нет-нет да и случаются события, которые сами собой ложатся в стихи. Именно такой судьбоносный момент мы и переживаем в настоящее время. А герой этого времени — Дмитрий Медведев, вскоре покидающий президентский пост. Никто другой не создавал за последние месяцы, недели и дни столько информационных поводов. Вот лишь самые свежие президентские поручения: по вопросу расширения Москвы; по вопросу противодействия коррупции; по развитию конкуренции и предпринимательского климата; по кадровому обеспечению государственной службы... А если перечислить все поручения главы государства начиная с зимы, в том числе пакет законопроектов о политреформе, то Дмитрий Анатольевич идет на мировой рекорд: назвать его «хромой уткой» просто язык не поворачивается.

Это планов громадье прозой не описать — только языком поэзии! Вот у Вяземского: «И жить торопится, и чувствовать спешит!» Хотя, если цитировать дальше, аналогия получается двусмысленная: «И, чувства истощив, на сердце одиноком нам оставляет след угаснувшей мечты». Впрочем, другие цитаты еще менее оптимистичны: «Работу малую висок еще вершит, но пали руки».

Нет, без шершавого языка политкомментария тут не обойтись! Пусть это будет не столь поэтично, зато не так грустно. Итак, Дмитрий Медведев кроме конкретных дел оставляет после себя массу идей, богатое теоретическое наследство. И задача его преемника — не расплескать по пути этот политический капитал. Справится ли? Поглядим. В любом случае Дмитрий Анатольевич сказал напоследок все, что хотел сказать. И — «уж вы не обессудьте».

О Вере, Царе и Отечестве / Политика и экономика / В России

О Вере, Царе и Отечестве

/  Политика и экономика /  В России

Панк-шоу у алтаря, акты вандализма в храмах, скандалы вокруг собственности патриарха, жаркие дискуссии о роли и месте православия в светском государстве выплеснулись с газетных полос и телеэкранов на улицы и кухни... Таких потрясений Церковь не знавала за всю новейшую историю страны. Что за этим стоит — грязные пиар-технологии или стратегические просчеты, допущенные священноначалием РПЦ?

Об этом на страницах «Итогов» дискутируют протоиерей Всеволод Чаплин и протодиакон Андрей Кураев.

С одной стороны

Протоиерей Всеволод Чаплин: «Церковью недовольно не общество, а лишь часть элиты...»

— Отец Всеволод, почему фокус общественного интереса сконцентрирован сегодня именно на РПЦ? Речь идет не только о скандальном «панк-молебне» в ХХС, но и о вспышке антиклерикальных настроений, проявляющихся как на бытовом уровне, так и в СМИ, и о нарастающей критике в адрес патриарха.

— Это индуцируемые настроения. На самом деле они не имеют отношения к реальности основной России. Речь идет о группке в несколько тысяч человек, которые пытаются эти настроения придумать и лукаво на них поиграть.

— И какова цель?

— Очевидно, некоторые не хотят, чтобы общество менялось, чтобы в нем мощно присутствовало нравственное измерение, чтобы любой грех, личный или общественный, назывался бы своим именем и обличался.

— Кто же эти супостаты?

— Это и некоторые финансовые круги, и люди, вхожие в коридоры власти, и часть экспертной и информационной элиты. Все они очень боятся, что религиозное чувство в народе станет основной жизненной мотивацией, и в этом случае для них просто не останется работы: им уже не удастся манипулировать народом в тех или иных экономических или политических целях. Надо сказать, что они правильно беспокоятся, но их методы чрезвычайно постыдны.

— А может, в этом проявляется недовольство общества все более активным проникновением религиозных институций в светскую жизнь страны?

— Отнюдь. Подчеркну: это недовольство не общества, а лишь части элиты.

— Не вредит ли моральному авторитету Церкви ее близость к власти, отношение к которой среди граждан далеко не однозначное?

— Никакой близости к власти у РПЦ нет, это миф. Конечно, мы поддерживаем постоянный диалог с властью и взаимодействуем с ней, как и любая религиозная община в любой стране — от Соединенных Штатов Америки до Северной Кореи. При этом достаточно внимательно посмотреть на наши церковные тексты, чтобы увидеть, сколько критики власти содержится в них. Это касается и демографической политики, и социальной, и всего того вектора традиций, который был неправильно избран в девяностые годы, и многого другого.

— Считают ли в РПЦ возможным прислушиваться к голосу граждан — как верующих, так и неверующих?

— Безусловно. Мы общаемся со многими людьми достаточно тесно и интересно. Например, мне очень нравится обсуждать те или иные проблемы с такими, как господин Гозман, как господин Познер. С ними есть о чем поговорить, порой и поспорить. Но честный разговор и информационная кампания, которая сегодня подчас имеет место, это немножко разные вещи. Когда в публичном пространстве появляются такие люди, как господин Невзоров, который бросается чудовищными, причем бездоказательными и в принципе недоказуемыми обвинениями, то тут, конечно, речь идет не о диалоге, а о том, что нужно помолиться об изгнании беса.

— Оставляет ли РПЦ за патриархом право на ошибку? Ведь католики, как известно, настаивают на непогрешимости Папы Римского?

— В вопросах веры любой церковный иерарх должен прежде всего быть провозвестником учения Христова. Если он не осужден Собором, то, значит, он в вопросах веры не ошибается. В личных же делах, конечно, ошибается каждый человек. Но опять же, без того чтобы эта ошибка была осуждена Собором, ее наличие по церковным правилам не признается.

— Способна ли нынешняя критика РПЦ оказать благотворное влияние на развитие Церкви?

— При всей той скандальности и соматической приниженности сегодняшних дискуссий, как говорится, нет худа без добра. Люди толкуют Евангелие, постепенно начинают понимать, что есть огромная разница между православием и пацифизмом, православием и антропоцентризмом, православием и соглашательством с грехом, приспособленческим типом христианства, который пошел на поводу у общества потребления, отказавшегося от любых представлений о добре и зле. Люди начинают понимать, что в Церкви, как и в Царствии Божьем, не может быть равенства, что православная традиция говорит о Христе не только как о милостивом Господе, но и как о грозном судие. А он предстает в Евангелии и тем, и тем. Люди начинают понимать разницу между Христом и так называемым богом души, который покорно оправдает все, что угодно, и согласится со всем, чем угодно. И чем больше об этом будут говорить в газетах и на телеканалах, тем это понимание будет лучше.