Итоги № 16 (2012) - Итоги Итоги

— Наверняка должна была многое помнить об отце его старшая дочь Мария. На момент смерти Петра Аркадьевича ей было 25 лет. Г-жа Конрой, знаю, вы неоднократно встречались с Марией. Какие воспоминания сохранились у нее?

— Да, действительно, с Марией, в замужестве фон Бок, жившей в Сан-Франциско, мы переписывались, я не раз гостила у нее. Она была больше всех в курсе дел своего отца. Например, ей было 20 лет, когда он стал министром внутренних дел. Она восхищалась им, вспоминала, что он был глубоко религиозным человеком, всегда ходил на православные службы, обязательно молился перед принятием серьезных решений. Был очень честным в словах: не мог одним сказать одно, а другим — другое. А еще вокруг него объединялась семья. Хоть и был очень занят, но по вечерам, как вспоминала Мария, находил время на детей, читал им, рассказывал истории, расспрашивал о том, как прошел день. Ее отец звал Матя, Матинька.

— Аркадий Дмитриевич, помнил ли ваш дед что-нибудь про взрыв в резиденции Столыпина на Аптекарском острове в Петербурге, где он, будучи совсем маленьким ребенком, серьезно пострадал?

— Почти нет, ведь ему было три года. Но он рассказывал мне со слов других, что с сестрой Наташей и молоденькой няней они находились на балконе над подъездом. Когда от взрыва бомбы балкон обрушился, мальчик оказался под обломками, его откопали раненным в голову и с переломом ноги, Наташа осталась на всю жизнь инвалидом, а няня погибла. А еще моя двоюродная бабушка вспоминала, что в момент взрыва Петр Аркадьевич сидел за письменным столом. Несмотря на две закрытые двери между кабинетом и местом взрыва, громадная бронзовая чернильница поднялась со стола в воздух и перелетела через голову Столыпина, залив его чернилами. Ничего другого в кабинете взрыв не повредил.

М. К.: Этот трагический эпизод из жизни семьи Мария в письме ко мне описала так: «Бомба лопнула, и свалился весь почти второй этаж. 15-летняя сестра Наталья и маленький брат Аркадий свалились на улицу под обломки дома. У моего маленького брата была только сломана нога, а у моей сестры были страшные ранения ног. Доктора хотели сразу ампутировать ноги. Мой отец умолил подождать один день. Наконец доктора согласились, и ноги были спасены, но, конечно, не такие, как раньше. Лежала, а потом полулежала сестра два года, но лет через пять уже ездила верхом и на балах танцевала». Наталья, в замужестве княгиня Волконская, умерла в 1949 году в Ницце в возрасте 58 лет от рака.

— Как изменилась жизнь семьи после того теракта?

А. С.: После взрыва на Аптекарском государь предложил семье премьер-министра пожить летом на Елагином острове. Рабочим кабинетом Столыпина стала малиновая гостиная императрицы. Дед вспоминал, как он заглядывал иногда в одно из окон, выходивших на широкую террасу. Петр Аркадьевич работал в этом кабинете днем почти без перерыва. Иногда и в ночные часы. За кабинетом располагалась царская столовая — комната в три окна. В ней стоял длинный стол, покрытый зеленым сукном. На этом столе маленького Аркадия учили заново ходить после перелома ноги, полученного при взрыве. На одном конце стола стоял отец, на другом — мать.

Детям запрещался доступ в царские спальни. Сестры, любившие дразнить брата Аркадия, говорили ему, что в этих покоях умер император Николай Павлович. По ночам, дескать, там бродит его призрак. Эта жуткая выдумка ему запомнилась надолго. А еще в его спальне, на втором этаже, на окнах вставили железные решетки, дабы ребенок, случись что, не грохнулся кубарем вниз, как это было при взрыве на Аптекарском. Сестры его за это дразнили и называли «елагинским пленником».

Распорядок дня на Елагине, по воспоминаниям, вообще был очень строг. Ровно в час дня в овальном зале появлялся Петр Аркадьевич со своими сотрудниками, и все садились за стол. Еда была обильная, но простая. Вино подавалось в парадных случаях, и на столе красовался лишь хрустальный графин с минеральной водой. После этого начинался прием посетителей. Деда поражали в его отце необычайная пунктуальность и точность. Он вспоминал, как полковник Голубев — адъютант принца Ольденбургского — рассказывал ему, как однажды прием назначили на вторую половину дня. Приехав, он был вынужден подождать пять минут в приемной: по какой-то причине Петр Аркадьевич задержался за завтраком. За это пятиминутное, непривычное для него опоздание прадед принес полковнику извинения. «Подумайте, — говорил потом он моему деду. — Неся на плечах все судьбы империи, председатель совета министров еще извинился за пять минут опоздания».

Раз в неделю Петр Аркадьевич отправлялся на катере в Петергоф с докладом государю. Дети сопровождали отца до пристани. Один из чиновников нес его тяжелый портфель, который был забронирован и мог служить щитом. Петергофское бдение порой затягивалось на всю ночь. Однажды, рассказывают, государь вызвал в три часа утра дежурного камердинера и попросил принести пива и сэндвичей с ветчиной и сыром — по три штуки для него и для Петра Аркадьевича. Дед говорил, что, когда им это рассказывала мать, он еще подумал, что государь скуповат: мог бы предложить и более обильное угощение. А еще дед вынес мнение, что царь был очень упрямый и очень трудоспособный.

Кстати, с царским угощением у моего деда связано одно личное воспоминание. Был в Петергофе какой-то официальный прием. Придворные лакеи разносили на подносах различные яства. Петр Аркадьевич засунул в карман большую конфету. Заметив этот жест, государь улыбнулся: «Вероятно, это вы припрятали для вашего сына. Так вот, скажите ему, чтобы он конфету не съел, но хранил ее бережно». Конфету мальчику вручили, и два дня он держался, а на третий встал утром пораньше, тихо крадучись, вышел из дворца, и в кустах съел запретную конфету. К счастью, о судьбе конфеты его так никто и не спросил.

От того времени в семье сохранилась фотография, снятая на широкой террасе Елагинского дворца. Маленький Аркадий с грозным и воинственным видом сидит на деревянной лошадке. Стоящий сзади Столыпин держит руку на его плече. Рядом сестра деда Наталья. Сидящая на земле на другом конце снимка Ольга, как я уже сказал, была убита большевиками в 1920 году.

— Считается, что покушение на Аптекарском острове морально сломило Столыпина. Так ли это?

М. К.: Как вспоминала Мария, случившееся стало для него большой моральной драмой. После того дня он сильно переживал за собственных детей, за всех убитых и искалеченных — а тогда на месте погибло 24 и было ранено более 30 человек. Столыпин считал себя косвенным виновником их страданий и смерти. Однако на людях выглядел собранным и спокойным.

А. С.: Дед вспоминал, что Петр Аркадьевич почти не знал страха. Да и в тот роковой вечер в Киевской опере, когда в него в упор выстрелил Богров, он стоял один, без охраны, прислонившись к рампе. Он относился к этому равнодушно, зная, что рано или поздно будет убит.

— С вашего позволения, давайте остановимся на этом событии. Существует версия, будто бы перед тем, как ехать в Киев, Столыпин нескольким своим приближенным жаловался на боли в сердце и говорил, что боится обратно не вернуться. Какие-нибудь сведения о состоянии его здоровья сохранились в семье?

А. С.: У него были проблемы со здоровьем, но ему, как у нас в семье принято считать, приходилось отодвигать заботы о нем, потому что большая государственная работа не давала возможности заняться лечением болезней.

М. К.: Мария с особенным чувством вспоминала лето 1911 года, когда Петр Аркадьевич впервые за многие годы проводил свой отпуск в имении Колноберже в кругу семьи. Присматриваясь к отцу в это последнее лето его жизни, она отмечала, как он устал, чувствовалось, что ему нужен полноценный отдых. Гуляли по саду, и Мария помнит, как отец, обращаясь к супруге, сказал: «Скоро уезжать, а как мне тяжело на этот раз, никогда отъезд мне не был так неприятен».

— Существуют ли в семье предположения о том, кто стоял за киевским покушением?

А. С.: Дед придерживался версии, что Богров был двойным агентом — сотрудничал с полицией и одновременно с эсерами. Удивляет в этой связи и то, что сыск не был поставлен должным образом.

М. К.: Мария рассказывала, что ее мать Ольга Борисовна не сомневалась: в этом был замешан царь, завидовавший популярности Столыпина, опасавшийся его и потому стремившийся от него избавиться. Согласитесь, странно, что охранка прозевала покушение. И потому, когда царь приехал в больницу, чтобы навестить смертельно раненного премьер-министра, Ольга Борисовна просто не пустила его к мужу. А когда Столыпина хоронили в Киево-Печерской лавре, люди якобы слышали слова царя: «Прости меня, Столыпин, прости». Если это на самом деле так, то это ужасно, но достоверно знать мы не можем. До сих пор это тайна.

— Не отдавал ли Столыпин себе отчета, что история его вхождения во власть может закончиться для него трагически?