Утросклон - Сэмюэль Гей

- Что делать, Крокен, жизнь идет и надо жить.

Крокен заерзал на своем кресле, но ничего не ответил.

- Отец оставил мне после смерти небольшие деньги и шхуну "Глобус". Да вы знаете...

- Да, да, это не нужно, - охотно согласился управляющий. - Если хочешь, я разовью твою мысль дальше.

Тут Крокен усмехнулся и ласково поглядел на юношу, гляди, мол, балда, все про тебя знаю наперед, так что сиди и помалкивай. Во всяком случае так показалось Монку.

- Поскольку шхуна, которая является основным источником дохода вашей семьи, теперь, что называется, заживо погребена, ты, естественно, не можешь наследовать ремесло отца, к чему готовился с малых лет. Так?

Монк кивнул.

- Несмотря на нелепый случай, судно ваше не пострадало, поэтому страховка тебе не светит. А это были бы деньги, и немалые! Во всяком случае тебе они сейчас бы не помешали, да?

Крокен опять посмотрел на пуговицы Монка, и от такой бесцеремонности юноша закипел от негодования,

- Это пустой разговор, давайте говорить о деле.

Крокен поджал губы. Ему не нравилось, когда перебивали, тем более такие вот самонадеянные голодранцы,

- Пустых разговоров, юноша, в этом кабинете не бывает, запомни. Даже если кто и уходит отсюда ни с чем, он должен знать, почему мы не смогли ему помочь. Но мы отвлеклись.

Управляющий взял карандаш и стал черкать им по бумаге.

- Эту несчастную шхуну ты можешь продать. Ну, скажем, на дрова. Если найдешь, конечно, такого идиота, который захочет с ней возиться.

- Да ни за что! - вскочил Монк. - Единственное, что осталось от отца... Я пришел к вам... Я хочу попросить место...

- Прекрасно, сядь. Наконец-то ты заговорил о деле. - Карандаш тенькнул о столешницу.

- Да это вы не давали мне рта раскрыть...

- Сядь, - миролюбиво приказал чиновник. - Ты неразумно себя ведешь, и разговор у нас может не получиться.

Крокен сосредоточенно стал ковырять в ухе скрепкой и с укором смотрел на юношу.

- Честно говоря, я был о тебе лучшего мнения. Бесцеремонно ворвался в мой кабинет, минуя очередь. Нигде не служил. Занимался бог знает чем... Голос управляющего переходил на крик. - Ты не забывай, кто ты есть и что у тебя есть!

Монк молча проглотил эту пилюлю нравоучения.

Крокен с удовольствием сложил теплые ладошки на жилете и с улыбкой откинулся в кресле.

- Ты молод, Монк, начинаешь только жить, и я, честно говоря, завидую тебе. Сейчас начинается интересное время, ты, наверное, сам это чувствуешь.

- Не понимаю, - насторожился Монк.

Управляющий довольно ухмыльнулся. Он любил такие редкие минуты, когда ставил человека в тупик, интриговал собеседника и, наслаждаясь этим, не спешил выкладывать сокровенное. Сейчас Крокен решил поддеть этого самоуверенного парня.

- Ну как же не понимаешь! Грамотный, образованный юноша, остро чувствуешь жизнь, а такой... гм...

гм... как бы это сказать...

Монк стиснул шапку в руках, поднял на чиновника колючие глаза и промолчал. Ему вдруг стало совсем безразлично, что скажет Крокен и чем закончится этот странный и никчемный разговор.

Крокен принялся о чем-то долго рассуждать, но Монк уже не слушал его. До него только долетали обрывки фраз: здраво рассудить... переоценка ценностей... слишком мало... Наконец настала тишина.

- Ты меня слушаешь? - настороженно спросил Крокен.

- Да, да, продолжайте, очень интересно! - как можно естественней воскликнул Мoнк.

- Так вот, голубчик, я подвожу черту. Сейчас интересное время. Во все века люди стремились к благополучию. Нынче все обеспечены. У каждого, кто хорошо и много работает, есть сытная вкусная еда и надежный кров. Зато покоя в душе так и нет. Нашли достаток, потеряли цель. Ищут цель - теряют покой. Так?

Крокен внимательно посмотрел на юношу и доверительно произнес: - Теперь никто не знает, куда идти, к чему стремиться, как утешить душу. Но я дам тебе подсказку; богат сейчас не тот, кто хорошо ест и пьет, а тот, кто знает, зачем он живет. Подумай над этим. У тебя кончились деньги, зато я подарил тебе рецепт, как стать счастливым. Xa-xa-xal Не ожидал? - Крокeн радостно посмотрел на хмурого Монка.

- Но тем не менее я те стал от этого сытым, - возразил Монк.

- Ах, господи, в этом ли дело! Ты молод, образован, годен для любой службы. Устроишься и заработаешь себе все необходимое и сверх того. Это так ясно. Я хочу помочь тебе, чтобы ты знал, что искать. И больше не приходил сюда, на Биржу, как вот эти, - кивдул на дверь Крокен. - Только нищие духом смеют являться сюда. Просить должность, место. Ищут где получше. Додумались - отдавать меньше, а получать больше. Фу, свобода по-скотски...

Крокен зло рассмеялся.

- Что же вы определили для себя? - не удержался от вопроса Монк.

- Презирать. Презирать это стадо, - засмеялся Крокен и вновь показал на дверь, где терпеливо дожидались своей очереди люди.

Управляющий разгорячился, выбрался из-за столаалощади и, засунув руки в карманы, стал расхаживать озле зарешеченного окна. Сквозь ажурный чугун смотрел во двор, будто забыв про Монка. Казалось, он разговаривает сам с собой.

- Власть, власть и власть, вот что я назначил себе, к чему шел. Захочу - внемлю, будет угодно - укажу н.а дверь. Даже из этого кабинета никто еще ме выходил без моей воли, ки-ки-ки-ки, - мелко, почти до слез рассмеялся Крокен. В тот же момент он почувствовал, как его грубо ухватили за плечо. Совсем близко он увидел бледное от гнева лицо Монка. Юноша крепко вцепился пальцами в мягкий пиджак чинуши.

- Ты и передо мной наслаждаешься своим превосходством?

Этот гневный шепот словно заворожил управляющего. Он не мог закричать, позвать на помощь или попытаться освободиться от своей неуютной позы. Лицо Крокена сделалось глиняным.

- Чернильный пузырек, жаба, ржавая скрепка, - сыпал Монк первые слова, приходящие на ум.

От тряски голова Крокена болталась взад-вперед, и он как бы соглашался со своими обидными прозвищами.

Монк наконец оставил свою жертву и, тяжело дыша, прошипел напоследок что-то такое, чего Крокен не расслышал.

Гулко выстрелила дверь. Оставшись один, чиновник сел, переводя дух. Через минуту он окончательно оправился и неожиданно развеселился.

- Аи да молодец! Каков!

...На улице Монк унял возбуждение, но руки все еще дрожали, как после драки. Постепенно собрался с мыслями. Хотя он и сделал красивый жест хлопнул дверью, сила осталась за Крокеном. Юноше стало жарко от злости и бессилия перед маленьким ничтожным человечком. Впервые в жизни он ощутил себя беспомощным и несвободным. Монк четырежды проклял город, где его могли так унизить.

III

Фалифан пробыл не более двух часов на своей необременительной службе, затем, сославшись на головную боль, убрался домой, чтобы отдаться тишине, покою и наслаждаться творчеством. Совсем недавно он понял, что лучше всего свои мысли и воззрения оформлять посредством художественных образов. Он всерьез занялся литературными упражнениями. Было приятно сидеть над листом бумаги, составлять слова, кая того велит душа и подсказывает вкус, и выражать сокровенные свои мысли. Писать, вымарывать, переделывать и таким образом приближаться к совершенству, как по форме, так и по содержанию. Это было прекрасно. Фалифан считал, чем художественней и правдивей изобразит он жизнь, тем больше полезных мыслей смогут извлечь для себя потомки, прочитав когда-нибудь его бессмертный труд, писанный болью сердца.