Сочинения - Уильям Теккерей

– Мистер Дрейпер! – доложил лакей, и тотчас с глубоким поклоном вошел стряпчий.

Старуха пошатнулась и крепче оперлась на трость.

– Где он? – нетерпеливо сказала она. – Я приказала вам, сударь, привезти его! Как вы посмели явиться сюда один?

– Я не виноват, сударыня, что мистер Уорингтон не пожелал приехать.

И Дрейпер изложил свою версию разговора, который произошел между ним и молодым виргинцем.

Глава XLVIII. Привидение

Когда рассерженный мистер Дрейпер выходил после своего утреннего разговора с Гарри, ему почудилось, что юный узник его окликнул. И действительно, Гарри привстал, чтобы позвать стряпчего, Но он был горд, а стряпчий обижен – Гарри оборвал свое восклицание, а Дрейпер не соблаговолил остановиться. Гордость юноши была уязвлена: ему было неприятно, что стряпчий видит его униженным, что у него вырывают согласие, пользуясь его бедственным положением. «Пусть подождет час!» – решил Гарри и угрюмо улегся на кровать. Да, он не любит Марию Эсмонд. Да, ему стыдно, что он так глупо попался в ловушку и дал ей слово. Хитрая, опытная женщина воспользовалась его мальчишеской пылкостью и наивностью. Она обвела его вокруг пальца, как ее брат, когда они сели играть в карты. Они же его родственники и должны были бы пощадить его. А они смотрели на него как на добычу и думали только о своих эгоистических целях. Он размышлял о том, как они пренебрегли законами гостеприимства, как они хищно накинулись на молодого родственника, который доверчиво постучал в их дверь. Его сердцу была нанесена тяжкая рана. Он зарылся лицом в подушку. «Если бы они приехали в Виргинию, я бы принял их по-другому», – думал он.

Из этого уныния его вывело появление Гамбо, который, ухмыляясь во весь рот, доложил, что к мистеру Гарри пришла дама, вслед за чем в комнату вошла дама в плаще с капюшоном, о котором мы недавно упоминали. Гарри сел на кровати, бледный, излтученный. И дама, не дожидаясь, чтобы слуга ушел, с рыданием подбежала к молодому узнику, обняла его с истинным чувством и материнской нежностью, принялась целовать его, обливаясь слезами и всхлипывая.

– Ах, мой Гарри! – вскрикнула она. – Думала ли я увидеть тебя в таком месте!

Он попятился, словно испугавшись ее появления здесь, но она опустилась на пол возле кровати, схватила его лихорадочно горячую руку, обняла его колени. Она питала к нему искреннюю привязанность и нежность. Когда она увидела его в этой убогой комнатушке, увидела, как он побледнел и осунулся, ее сердце исполнилось подлинной любви и жалости.

– Я… я думал, что никто из вас не придет! – грустно сказал бедный Гарри.

Вновь слезы, вновь на горячую юную руку сыплются поцелуи, вновь нежные объятия, – некоторое время дама не находит в себе сил заговорить.

– Мой милый, мой милый, – вырывается у нее с рыданием, – Мне невыносимо думать о твоем несчастье!

Как ни очерствело это сердце, оно не стало совсем каменным – эта бесплодная жизнь не была одной лишь пустыней. Даже мать Гарри не могла бы быть нежнее и говорить ласковее, чем эта его родственница, стоящая перед ним на коленях.

– Боюсь, что в этих долгах повинно и мое мотовство, – сказала она (и была совершенно права). – Ты покупал драгоценности и безделушки, чтобы доставить мне удовольствие. О, как я их сейчас ненавижу! Прежде я бы никогда не поверила, что они могут мне опротиветь. Вот – я принесла их все. И еще кое-какие украшения. Вот – и вот! И все деньги, какие у меня есть.

И она высыпала на кровать рядом с Гарри броши, кольца, часики и десятка два золотых. При виде них у юноши странно сжалось сердце. Он был тронут до глубины души.

– Милая, добрая кузина! – сказал он с рыданием. Больше никаких слов его губы не произнесли, но они, несомненно, продолжали выражать его благодарность, его нежность, его волнение.

Вскоре он совсем ободрился и, с улыбкой отложив в сторону украшения, которые подарил Марии, рассказал ей, в какое опасное положение он попал, заложив такие же безделки, купленные в кредит, и как стряпчий совсем недавно оскорбил его, коснувшись этой темы. Деньги своей милой Марии он не возьмет пока у него денег достаточно, более чем достаточно, но он ценит ее двадцать гиней так, словно их двадцать тысяч. Он никогда не забудет ее любви и доброты – никогда, и клянется в этом всем, что для него свято. Его матушке станет известно ее бескорыстное благородство. Она придала ему новые силы в ту минуту, когда он совсем пал духом под тяжестью стыда и позора. Да благословит ее за это небо! Пересказывать беседу кузена и кузины дальше нет надобности. После визита Марии мрачный день словно посветлел, и даже сносить заключение стало легче. Свет вовсе не такой уж себялюбивый и холодный. Вот нежное существо, которое истинно его любит. Даже Каслвуд оказался не так плох, как он было подумал. Он был чрезвычайно огорчен, что не в состоянии помочь своему родственнику. Но он весь в долгах. А денег, которые он выиграл у Гарри, он лишился на следующий же день. Но он сделает все, что в его силах. В самое ближайшее время он навестит мистера Уорингтона. Сегодня же он дежурит во дворце и не может распоряжаться собой, почти как Гарри. Вот так они мило и нежно болтали, пока не начало смеркаться, а тогда Мария, вздохнув, попрощалась с Гарри.

Дверь, только-только закрывшаяся за ней, вновь растворилась, и в комнату вошел Дрейпер.

– Ваш покорный слуга, сэр, – сказал стряпчий.

Его голос, как и самое его присутствие, были Гарри крайне неприятны.

– Я ждал вас, сударь, три часа назад, – ответил он резко.

– Стряпчий не всегда волен распоряжаться своим временем, – сказал мистер Дрейпер, который только что кончил совещаться с бутылкой портвейна в ресторации. – Но ничего. Теперь я в полном вашем распоряжении. Надо полагать, вы согласны, мистер Уорингтон. Собрали свой саквояж? Как! Вы еще в халате? С вашего разрешения я спущусь в контору и все улажу, а вы позовите своего черного лакея и принарядитесь. Карета ждет у дверей и единым духом помчит вас обедать к баронессе.

– Вы обедаете у баронессы де Бернштейн?

– Не я. Где уж мне удостоиться такой чести! Но вы же будете обедать у тетушки, я полагаю?

– Мистер Дрейпер, вы слишком много позволяете себе полагать, – говорит мистер Уорингтон, который кутается в халат и выглядит очень внушительно и свирепо.

– Помилуйте, сэр! О чем вы?

– А вот о чем, милостивый государь: я обдумал все и решил, что было бы недостойно взять назад слово, которое я дал благородной и верной женщине.

– Что за дьявольщина, сэр! – вопит стряпчий. – Говорю же вам, она потеряла эту бумагу! Вас ничто не связывает! Ничто! Да ведь она годится вам в…

– Довольно, милостивый государь! – говорит мистер Уорингтон, топнув ногой. – По-видимому, вам кажется, что вы разговариваете с еще одним крючкотвором. Насколько я понимаю, мистер Дрейпер, вы не привыкли иметь дело с людьми чести.

– Ах, с крючкотвором! – в ярости восклицает мистер Дрейпер. – Ах, люди чести! Так позвольте вам сказать, мистер Уорингтон, что я человек чести не хуже вас. Возможно, я не числю среди своих знакомых игроков и жокеев. И я не спускал в карты отцовского наследства и не жил как вельможа, располагая только двумястами пятьюдесятью фунтами в год. Я не покупал часов в кредит и не закладывал… только посмейте меня тронуть, сэр! – И стряпчий отскочил к двери.

– Туда, туда, – говорит Гарри. – В окно я вас выбросить не могу, потому что на нем решетка.

– Так, значит, я сообщу своей доверительнице, что вы ответили «нет»! выкрикивает Дрейпер.

Гарри шагнул вперед, сжимая кулаки.

– Если вы скажете еще хоть слово, я… – произнес он, но тут дверь поспешно захлопнулась, фраза осталась незаконченной, Дрейпер в ярости отправился к госпоже де Бернштейн, которая, хотя он постарался представить все в наивыгоднейшем для себя свете, выбранила его еще более свирепо, чем даже мистер Уорингтон.

– Как! Она мне верит, а я ее покину? – говорит Гарри, расхаживая по комнате и шурша парчой. – Милая, преданная, великодушная женщина! Я останусь ей верен, даже если буду заточен на долгие годы!

Отослав стряпчего после бурных объяснений, безутешная старуха села за обед, который надеялась разделить с племянником. Перед ней стоял пустой стул, предназначавшийся для него, блестело серебро его прибора, сверкали пустые рюмки. Дворецкий безмолвно подавал ей одно блюдо за другим, она пробовала и отталкивала их. Наконец верный слуга попытался уговорить свою госпожу.

– Уже восемь часов, – сказал он, – а вы весь день ничего в рот не брали. Вам надо подкрепиться.

Но она не стала есть. И спросила кофе. Пусть Кейс подаст ей кофе. Лакеи убрали со стола. Их госпожа, как и раньше, сидела перед пустым стулом.

Затем вернулся старый слуга – без кофе – и странным испуганным голосом доложил:

– Мистер Уорингтон!

Старуха вскрикнула, поднялась с кресла, но тут же вновь упала в него, вся дрожа.

– Так вы все-таки явились, сударь, – произнесла она ласково. – Подайте снова… Ай! – вдруг вскрикнула она. – Боже великий, кто это?