Женский хор - Мартин Винклер

Я приехала вовремя. Я знала, что он может задержаться, но не хотела рисковать, чтобы вдруг ему не пришлось меня ждать. У меня было полно времени. Я приготовила ужин мужу и детям, предупредила их, что вернусь поздно, за них я не беспокоилась, мне это было необходимо, чтобы полностью сосредоточиться на том, что я собиралась сказать… на том, что лежало у меня на сердце. Я долго размышляла, часами прокручивала это в голове — и в конце концов решила начать вот так, просто, без обиняков, не придумывая никаких предлогов, никакой, не знаю… женской болезни. Я заметила это во время работы с женщинами, вы это наверняка тоже замечали — люди такой профессии, как ваша, всегда все замечают: пациентам, которые приходят к консультанту, или врачу, всегда необходим предлог, мотив. Порой никакого предлога нет, и тогда они его выдумывают. Когда у моих подруг есть секрет, которым они хотят поделиться, они придумывают предлог, чтобы пойти к гинекологу, или психологу, или астрологу, или не знаю к кому еще. Проверив человека своим предлогом, они рассказывают об истинной причине своего прихода на консультацию, и чаще всего эта причина в том, что они скучают, или им хочется рассказать о своей жизни так, как будто они болтают со школьной подружкой, будучи уверены, что эта подружка — которой они платят за то, чтобы она их выслушала, — не пойдет и не расскажет об этом другим подругам, они совсем не хотят, чтобы те были в курсе.

Но я пришла не болтать. Я пришла, чтобы рассказать о том, что раздирает меня на части. Я решила войти в кабинет доктора Галло, сесть и, когда он спросит, что меня к нему привело, просто сказать: „Я пришла поговорить с вами, потому что у меня тяжело на сердце“.

Так я и сделала. Я очень гордилась собой, тем, что смогла это сделать, и ожидала, что он ответит мне так, как я ответила бы на его месте, как я пытаюсь отвечать, когда женщина садится передо мной или просит поговорить с ней по телефону. Я ожидала, что он поднимет глаза и скажет: „Я вас слушаю“ или „Рассказывайте, что произошло“.

Но он этого не сказал.

Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, взглянул на часы, наклонился ко мне, соединил руки перед собой на столе, как будто собирался сделать мне признание, и с улыбкой, которая показалась мне отвратительной и насмешливой, сказал: „Но, милая моя, я ведь не кардиолог…“

Мгновение я сидела молча, удивленная, шокированная… униженная. Затем поднялась, взяла сумку и плащ и вышла, не обернувшись. Оказавшись в коридоре, я бежала до самого входа в отделение, знаете, до той двери, что выходит во внутренний дворик, где паркуются машины „Скорой помощи“ и грузовики. Я прислонилась к стене и буквально стала кусать пальцы, потому что повела себя так глупо, а еще — чтобы не заплакать… Я искусала их до крови, вот, смотрите…

Не знаю, сколько времени я там простояла, не двигаясь, боясь, что закричу. В какой-то момент я поняла, что нужно идти, не могу ведь я простоять там весь вечер. Меня ждали дома.

Я оставила машину на улице, и мне нужно было пройти через отделение консультаций. Я просунула голову в дверь отделения и осмотрела коридоры, чтобы не натолкнуться на доктора Галло. Мне было стыдно, я была в ярости. Я увидела, что дверь его кабинета открыта и оттуда выходит санитарка с половой щеткой. Тогда я пересекла холл и услышала, как звонит телефон. Медсестра сняла трубку и ответила, что в это время нужно обращаться в отделение неотложной помощи УГЦ-Север, что там гинеколог дежурит круглые сутки.

Не раздумывая, я пришла сюда, назвала свое имя, села в зале ожидания и стала ждать. Увидев вас, когда вы провожали предыдущую пациентку, я почувствовала, что смогу вам все рассказать, открыть вам свое сердце и признаться, что сегодня вечером, после консультации, я пойду к Патрику и что в первый раз в жизни, в сорок один год, я займусь любовью. Я никогда не занималась любовью с мужем. У меня были… сексуальные отношения… на протяжении нескольких недель… три раза за двадцать лет, чтобы родить детей. Я очень привязана к мужу, я благодарна ему за все, что он для меня сделал, для нас, но я никогда не была в него влюблена. Полгода назад в ассоциации я познакомилась с Патриком. Он воспитатель. Мы с ним ровесники. Он шел с совсем юной женщиной, которую приютили в общежитии, где он работает. Я увидела его — и сразу в него влюбилась. А он в меня. С той первой встречи мы созваниваемся каждый день, трижды за день, и уже полгода, как я хочу его, как никогда не хотела ни одного мужчину, потому что до него ни одного мужчину не хотела. В тот вечер я приготовила ужин мужу и детям — я знала, что поеду к Патрику, в его студию, за общежитием, в котором он работает, и займусь с ним любовью. Но это… это только предлог, только начало того, что я хочу вам рассказать. То, что терзает меня больше всего, что тяжелее всего давит на мое сердце, — это не то, что я влюблена (это хорошо!), не желание, которое я к нему испытываю (оно такое сильное!). Меня терзает уверенность — вы надо мной посмеетесь, да я и сама знаю, что никогда ни в чем нельзя быть уверенной, — но я уверена, что мне понравится заниматься с ним любовью, что мне захочется заниматься с ним любовью еще и еще, потому что каждый раз это будет лучше, острее, пронзительнее, а поскольку я не пользуюсь контрацепцией, я забеременею. Нет. Нет, я не хочу контрацепцию. Я не хочу предохраняться. Я хочу заниматься любовью ради любви, и я знаю, что, если не буду предохраняться, могу забеременеть. Но если я забеременею сейчас, в сорок один год, это будет первая беременность по любви, понимаете? Я обожаю своих детей, но… как вам это сказать? Я так боюсь показаться вам чудовищем… Каждый раз, глядя на них, я чувствую, что мне чего-то не хватает. Я не знаю, сколько это продлится — у нас с Патриком, — я не хочу этого знать, просто пока это есть, я хочу пережить это на полную катушку, и если забеременею, я знаю, это будет ужасно, но за последние полгода я думала об этом сотни раз, и я готова. Если я забеременею, и речи не может идти о том, чтобы убить ребенка, тем более речи не может идти о том, чтобы потребовать от мужа вырастить этого ребенка как своего. Я ему обо всем расскажу, мы разведемся, я возьму всю ответственность на себя. Мой муж — хороший человек, я знаю, что он не помешает мне видеться с нашими детьми и сможет вырастить их так, как следует. А я справлюсь, найду работу и воспитаю ребенка одна, если потребуется, зато смогу сказать себе, а позже и ему, что забеременела по любви… впервые в жизни. Понимаете?»

Вчера, выслушав ее рассказ, я не могла пошевелиться, не могла вздохнуть, не могла ничего сказать. Я просто тупо кивнула и сказала: «Понимаю».

Она пустила слезу, одну-единственную, поднялась и сказала: «Спасибо, доктор» — и ушла, оставив меня в полном замешательстве.

А сегодня она опять сидит передо мной. Она попросила назначить ей консультацию. Она села, и я забыла все, я выбросила ее историю из своей жизни и из своей памяти, и все же я сказала первое, что пришло мне в голову:

— У вас тяжело на сердце.

Это были ее слова.

Тогда она посмотрела на меня, улыбнулась и сказала: «О, да, вы меня сразу поняли, вы поняли, что я больше не могу молчать…»

Она опустила голову и пробормотала:

— Никогда не думала, что можно так страдать…

Мое горло сжалось, и я промычала: «Ммм…»

Сегодня, как и вчера, по ее щеке скатилась слеза, но на этот раз это не была слеза боли. И сегодня утром ее лицо светилось.

Она сказала:

— Вчера, уходя от вас, я взяла одну из брошюр, что вы оставили в зале ожидания.

— Каких брошюр?

Она достала из сумки один из проспектов, которые мне передала Алина перед тем, как отправить меня в отделение неотложной помощи: «Выбираем контрацепцию».

— Все, что я вам вчера сказала, пошло мне на пользу, освободило меня. Я поехала к Патрику и… провела самую чудесную ночь в своей жизни. Мы не предохранялись. Я хотела все чувствовать, и я не жалею. Но… — она протянула ко мне руку, — внимание, с которым вы меня слушали, заставило меня еще раз подумать о моей истории, и я поняла, что нельзя все смешивать. Я влюблена, сегодня утром я уверена в этом еще больше, чем вчера, и я уверена, что хочу забеременеть по любви. Но не сегодня и не через две недели. Это было бы неправильно. Ни для меня, ни для Патрика, ни для моего мужа, ни для моих детей — тех, что есть у меня сейчас, а также для того или тех, что у меня еще, возможно, будут. Тогда я решила прийти к вам. По пути зашла в аптеку. Я могла бы купить «таблетку на следующий день», но здесь я прочитала, — она указала на брошюру, — что существует другой метод экстренной контрацепции, еще более эффективный… — она покраснела, — который прослужит мне больше одного раза. Сегодня я хочу свободно заниматься любовью с мужчиной, которого люблю, и беременеть не тороплюсь. Больше всего я хочу просто жить…